Предания Вятского края о Религиозных представлениях мари

Общественный быт и обряды марийского народа - тут!

Традиции пчеловодства у марийцев - тут!

Родильные приметы и обряды народа мари - тут!

Охота в жизни марийцев - тут!

Моление восточных (эрвел) мари - тут!

Предания и легенды о вятских марийцах - тут!

Космическая мифология и астрономические представления народа мари - тут!

Марийский герой и целитель - Акпатыр - тут!

Марийский князь Мамич-Бердей - тут!

Религиозные представления марийцев

1170. У них там срастание (синкретизм) языческого и христианс­кого. Они молятся Николе юмо (они Николу называют Никол юмо), молятся троеперстно. Как бы христианскими символами, а просят­ся... У видавы языческого избавления от болезней просят, вот отда­вая ей языческие жертвы. Вот заболели ноги — носки, руки — вареж­ки, голова — шапка, шея — шарф там, тело...

1171. Марийцы такие же православные, как и мы, а татары со­всем другие. Если женится мариец на русской, это можно, а вот с татарами нельзя: не нашей веры, другие они какие-то. Не приветствуется это.

1172. Марийцы — они к русским ближе, чем татары. Они некото­рые в нашего Бога веруют. Хотя они, конечно, всякого могут натво­рить. Вот марийцы садят под пазухи килы.

1173. Они — церковники. В церковь они ходят. <...> Иди-ко — пол­на церковь одних марийцев: они так его почитают, этого Николу.

1174. Я заметил — у марийцев нет осознания греха: что я совер­шил грех. И в церкви они пытаются задобрить, гуся принести, то есть у Бога дать взятку. А осознание греха — вот лоб они не расшибут. Вот даже общаясь с ними, можно заметить, что они пытаются себя оправдать. Вот осознание, что я грешен, что я плохой, я осознаю это — вот этого нет. Я вот дам тебе.

1175. Вот в этой деревне Варено жили и русские, и марийцы. И вот однажды мариец приходит к русскому соседу и говорит: "Иван, ты чё делаешь?". Он говорит: "Дак вот, навоз таскаю из хлева". - "А давай я буду навоз таскать, а ты помоги мне вот в чём. У меня в огороде выросла берёза". А для марийцев берёза что? Священное де­рево. Костюм в виде берёзы. Мариец берёзу рубить не может. А она мешает. Вот он пришёл: "Иван, ты мне сруби берёзу у меня на ого­роде, а я навоз из твоего хлева' буду носить". Вот так и поменялись: русский пошёл рубить берёзу на марийском огороде, а мариец по­шёл к русскому навоз из хлева носить. То есть вот эти традиции хра­нятся.

1176. Я пытался атрибутировать пантеон марийских богов. Их у горных марийцев семь десятков, у луговых - девяносто, у нас - по­рядка сто двадцать. <...> Причём есть одна особенность. У нас неко­торые божества марийские они, на мой взгляд, соответствуют уд­муртским воршудам. У нас, например, есть поклонение, допустим, лебедю. Никогда марийцы-язычники лебедю не поклонялись. А как раз это территория та, что в контакте жили удмурты и марийцы. Та­кие особенности у нас есть.

1177. В отличие от горных и луговых марийцев у наших марийцев больше всех богов и божков. То есть боги у них четырех уровней. Вот главный бог там, допустим, Кугу юмо. Это большой Кугу юмо. Там или, допустим, Ава Кугу юмо, его мать обязательно присутствует, или Юдава там, или Кугурча юмо там, очень много богов. Второго, третьего и четвертого уровня они божки-кармакайи. Это, допустим, Капкавал киримет, надворотный дух. Или Мюнчалза там или, допу­стим, Кудовадыш у них <...>. У нас-то... Вот я насчитал у себя сто семьдесят вот таких в пантеоне богов. А у них, у горных, у луговых, самое большее там девяносто три. Нам повезло: вот многобожие.

1178. Бог солнца, бог солнечной тени,  Мландова — земляная мать, тень земли, лунный свет, звёздный свет, звёздная тень, водяная мать, ветряный бог, бог молнии и грома, луговое богатство, лесные цве­ты, скотий бог, птицы. Никола юмо — бог Николай Чудотворец.

Как бог Юмо распределял веру

1179. В древности Юмо собирал совет, куда он повелел придти удмурта, татарина, русского, марийца с жёнами и детьми. Русский и

295 татарин явились к Юмо и представили свои семьи. Юмо был привет­лив с ними, поэтому русскому он дал христианскую веру, повелел молиться в церкви; татарину дал магометанскую веру, повелел по­клоняться в мечети луне. Потом он вызвал удмурта. А тот постеснялся показывать богу свою семью, поэтому тот рассердился на него. Ска­зал ему: "До самой смерти приноси жертвы своим детям. А дети твои пусть превратятся в обугленные пни". После этого "удмурты, как и марийцы, приносить стали жертвы керемету. До сих пор некоторые удмурты жертвуют ему козу.

Самым последним к Юмо явился мариец. Юмо спросил его: "А где твои жена и дети?". Мариец ответил: "Постеснялся-привести я их, оставил за рощей в лесу". — "А! Бога ты постеснялся! Пусть твои дети и жена превратятся в обугленные пни и станут кереметами", — сказал Бог. Мариец, повесив голову, направился к роще. Оставлен­ные им за рощей дети и жена превратились в обугленные пни и про­сили у отца: "Нам поесть дай, мяса пожертвуй! Так просили, говорят. А жена, превращённая в обугленный пень, просила разное: одежду, утку, гуся поесть. После этого у марийцев появился керемет. Так ма­рийцы начали обхаживать (приносить жертвы) разных кереметов. При жертвоприношении были специальные обряды. <...> При жертвоп­риношении пользовались специальными молитвами. А молитвы сле­дующие: "Дух огня! Своим прямо поднимающимся дымом подними и скажи (ты ведь переводчик человека). С просьбой я пришёл. Слова мои (моя мысль) попросили: дойди до духа лебедя, доведи молитву нашу и скажи: "Дух лебедя! Если дочь моя заболела от насланной болезни, то возьми наши пожертвования — узелок с мукой, монету для приобретения барана. Молюсь тебе с кашей и солью. Ты только поставь на ноги занемогшего человека". Совершив такой обряд, най­дя место, вешают на дерево узелок с мукой. Потом, если будет необхо­димость, приносят жертву, зарезав барана. Обряд совершается тайно.

1180. У нас особое почитание связано с Юдаве. У нас от Вятки она переносится на малые речки. Допустим, я слышал, когда запи­сывал в лебяжьей стороне, бросали в Уржумку кашу. Это элементы, которые характерны для поклонения Юдаве. Ну и тоже Кугу юмо. У нас есть ещё несколько кереметей, которые только нашему уезду при­сущи. Допустим, у нас есть свой керемет — йомшинер-керемет. <...> Злой дух, который у каждого места может быть свой. У нас таких кереметей было уж очень много. У нас поклонялись Максе-керемету в Максинери Локальные божества. Причём кереметы — они злые. Их

пытались только задобрить, то есть просить у них каких-то милос­тей, благ марийцы не решались, а как бы подкупали, задабривали их: принесут в жертву того-то, того-то и того-то, надеясь получить от них.

1181. Существует в марийском народе такая легенда про Овду. Овда - это такие гигантские люди были. Овда из лаптя песок высы­пала, и появилась гора. И Овда - вот это легендарное племя. Овда кулык у марийцев. Вот если старуха умная, говорят: "Умная, как Овда". Овда у них превращается в птицу. Иногда может быть женщиной, иногда мужчиной. У Овда вывороченные ноги (назад повороченные ноги). Овда очень любит детей. Это только у марийцев.

1182. В лесе ия живёт... Ия - лешак. Плохо: люди заводит. <...> Овда есть. В лесе живёт. Ноги назад. Птица может лететь. В деревню прилетит. Как сова большой. Овда выше леса. Ноги большие, назад перевёрнуты. Овда шёл, из сапог земля высыпалась — стала гора боль­ше, меньше. Гора стала.

1183. Обда или Овда живут в лесу. У марийцев наших есть легенды. Это человек-великан, гигант со спутанными волосами, вывернуты ступни назад. Иногда Овда — старуха или птица. Есть межевой Овда. Такая старуха с большими грудями. <...> Обда голые летают. Обда лю­бят качать детей в люльках. Обда жили в оврагах. За баню, если кто пустит, расплачивались серебром. Это только марийские легенды. Рус­ские не знают. Моя бабка старая даже не знала этого. <...> У них вооб­ще много богов. Божья Матерь есть и бог есть. Юмо — свет: это верхов­ный бог, помощник. Он добро делает. <...> Ия - это сатана, тьма.

1184. Я в Тюм-Тюме записал легенду об овде Сармари. Это чай­ка, любит рыбу. Летела и встретила двух рыбаков. Были Тимофей и Янахтей рыбаки. Тимофей не дал рыбы птице-овде и стал его род — малый род, а Янахтай — большой род (много Янахтаевых).

1185. [А из христианских святых какой больше почитается марий­цами?] Никола юмо. На втором месте... Ну они олицетворяют Бого­родицу — юмо ава. Они думают, что она их Богородица. Она и Кугу юмо мать и Христу мать. То есть я не слышал, что они называют Христа Кугу юмо. Они обращаются к Кугу юмо только в крайней нужде. 1186. Ильин день самый строгий день. Илья Пролов - верхний бог, тоже юмо. Им и молились в кюсёту-то. Сено сжигает. В дерево, в люди, в дом ударит, сжигает. В грозу щипцы с печи выбрасывают. Во двор кидай. Говорили: "Господь великий юмо, сохрани на домок, беда не пускай!"

                                           (марийское  моление  Чембулату (Чумбылату))            

 Молельные рощи и деревья марийцев

1187. Марийцы ведь язычники, вы знаете? Такие молелщше рощи. Двадцать восемь у нас в районе. Это кысоту и юмомоту, куда они ходят молиться. В юмомоту они ходят молиться богу юму. Юм — это бог. А кысоту — это когда они просто избавления от чего-то. Марийцы идут молиться, пообещают гуся. Сходит в кысоту помолиться и для страховки сходит и второго гуся тащит в нашу церковь православную. У них вот синтетизм, срастание.

1188. В рощу молиться ходили. Там скотинам всё молились. Мо­лились два раза — весной и осенью. Это обычно так. А вот если нет дождя или не растёт, или скотины дохлые станут, то тогда уже идём в любой день. Готовились. Вот обещают сделать молебен Иван-воину. Или обещают Никол юмо молебен. Или обещают Белы юмо сделать молебен. <...> Вот Никол юмо идём. Это в Семик во вторник. До того готовимся.

За неделю весь дом моют, все полы помоют, все печи вычистят, все сараи. И сами в бане все вымоются. И кутать много нельзя, воду носить туда-сюда нельзя. Молоко носить туда-сюда нельзя. Прясть нельзя. С мужем, с женой спать на одном месте нельзя. Вот... Во втор­ник одевают всё белое, портяное. Блины пекём, каша варим. Всё пе­кут. Гуся дадут, барана дадут. А если худо, тогда жеребца дадут. [А что значит "дадут"?] Его раньше отберут от других и в другое место дадут. Пускай там стоит. Он один неделя и живёт. Его потом в кюсёту отве­зут, там и варят, и едят. Так молятся.

Там деревья в кюсёту. У каждой семьи свой дерево. Своё дерево есть. Есть дерево всех. Там все молятся. Там карт (поп по-русски) их режет и кровь под дерево пустит или под камень. И варят, и едят. И молятся. На коленях молятся. Но креститься нельзя. Так молимся, по­том все едим. Нож нельзя. У карта нож деревянный, все тарелки деревянный. Все руками ломают. Железо нельзя никакое. Только деньги можно кидать железные.

[А как был одет карт?] Это поп-то? Это давно было. Я не помню.

Тоже белый весь, как и все. На голову только накрутит что-то с бе­рёза. Такой белый... Как шапка... [Из бересты, из коры?] Да, вот-вот, из берёза. Он так и ходил там. <...> Вот он за всё молится. А каждый за себя, за дети, за скоты. На второй день опять идут. Котлы с собой носили. В котлы варили скотов и ели. А на ёлка, берёза полотенца повесили. Партуки [фартуки] повесили.

[Что значит ёлка, берёза?] У нас два ага-барьям бывает. Бывает ёлка, бывает берёза. Иногда бывает сосна. Это дерево святое, свя­щенное дерево. Ему свечи поставили, ему полотенце вешали, ему говорили: "Великий Никол юмо, дай здоровья, дай глаза, дай бо­гатство, дай прибытка у баб и у скота!" [А что значит "дай глаза"?] У нас тут у всех старых и молодой тоже глаза больные. Текут глаза. Один дед затух, другой. Тёмные стали. У меня тоже один глаз затух. Это по-русски называется трахом. Все болели всегда. Это было. И просили. <...>

Это больше на воду ходили. Идут на ключ, где святой вода. Идут и молятся Николом юмо за здоровье, за глаза. И умываешь глаза. Моешь их много. Это не в кюсёту. А в кюсёту уж потом осенью по обещанию идут. Перед Покровской пойдут. Если даёт бог здоровья, богатства, дак по обещанию несут. И там едят. В осень шерсти несёт каждая с двора, с одного двора шерсти надо и туда всё, в кюсёту. А из кюсёту приходят, в избы молятся. И весной и осенью. Придут, идут в угол и молятся на иконы. Иконы молят. Все по-марийски. <...>

А эта еда из кюсёту приносят. Там нельзя ничего оставить, всё чисто. Там ничего не оставляем. Всё тут доедаем. Потом ещё неделя едим дома. Еда святая, как яйцо из церкви. Другим дать нельзя, бро­сать нельзя. Кошка, собака кормить нельзя. Выливать нельзя, ругаться нельзя. Это ещё много нельзя. Дети в школу неделю ходить нельзя, детям играть громко нельзя. Взрослый не работает, только скотов надо любить, чистить всё. Молимся всю неделя каждый день. Крес­тимся уже. Можно. Гости нельзя, хлеб делать нельзя. Муж с жена снова нельзя. Едят только святая еда. И молятся. Это всё от бога так сделано. Бог так сделал. <...>

Неделя прошла, больше в кюсёту не идём: нельзя. Туда так хо­дить нельзя. Там тоже русским всё сделать нельзя. Да и нам так просто нельзя. <...> Так ходить нельзя. Там ничего рубить, ломать нельзя, трава, цветы рвать нельзя. Сухая ветка не тронь! [А бурелом кто уби­рает?] Люди есть, карт (поп, значит) поставил. Они ходят, всё соби­рают и сжигают, чтоб чисто всё. Они,соберутся в день, как поп ска­жет, и пойдут всё чистить. Тоже готовятся. Баня... Сами очистятся сначала. [А кто ходил чистить: мужчины или женщины?] Все бабы [А молиться кто ходил?] Все ходили. Семья ходила. Деревня ходила. Если чего-то худое со скоты или война. Кругами ходили. Соберутся на круг семь - десять сёл. Все деревни сойдутся идти в кюсёту. <...> За это могли только мужчины молиться, бабы не-шли.

Бабы холста ткали или ленточка ткали, плели. Белый должен быть и без разрыв. Дли-инный! Это очень давно было. Я-не-видела. Мне это бабушка рассказывала. Зайдут в кюсёту и обтянут снаружи всю от краю до краю. И молятся там долго внутри. Длинный должен быть — всю кюсёту надо обнять. Ещё если мальчики помирать стали, тоже надо. Надо Юмо просить, бог просить. Это всё от бога. Каждая де­ревня молилась. Богу молились. У каждой деревни своя кюсёта есть, свои деревья. Там скотов варили. Это и называется кюсёта или ага-барьям. А по-русски кереметище. Это русские так говорят. Это плохо. Так не говорили. У нас кюсёта или кисета, а кереметище это непра­вильно.

1189. Кюсёто и сейчас есть. В церкви батюшко, а у нас дедушка с бородой. Гуси и баран давали. Только не крестились, а кланялись и молились: "Иван-воин, Иван великий, Иван Посманный, дай силы, здоровья, хлеба и денег". А по-марийски: "Курук Кугу ень, Тиак и Пиамбар". Это и есть Иван-воин. Так в кюсёто ему и молились, и шерсть носили, чтоб у овечек шерсть была хорошая. Оттуда привезут и нищему дадут. Свечки поставят, вешают, а рубить нельзя. Просто так ходить нельзя. Малину собирать нельзя, листья рвать нельзя. Там важно дерево было - липа. Молились этому липу. Вешали всякое. <...> В кюсёто молились, жертву давали: гуся, барана и жеребёнка. Моли­лись — и людей столько не умирало.

1190. На кюсёто придут, вешали полотенца на дерево. У каждой семьи своё дерево, которому они молятся. Вот на него вешают поло­тенца. И потом, как вернутся домой, эти полотенца к иконам веша­ют. Возвращались и молились перед иконой, но не крестились, толь­ко головой. Пока не доедим всю еду из кюсёто, креститься нельзя. И едим. Там ничего не оставляли. Там моления. Неделю не работали. <...> Русские зовут кереметище, а по-марийски кюсёто — лесочек на вы­сотке. Рубить нельзя. У нас были русские деревни Бажино и Рудники. И где они? Как стали рубить рощу-то, их как веником вымело: кто помер, кто уехал. Одни пашни остались.

У нас, когда кюсёто не было, роща другая. Одна липка и ёлка.

Туда ходили молиться. На липу молились: большая была. По-марий­ски надо на лиственное. Молились. Это в Семик ходили. Это ага-барь-ям [Ага Пайрем — весенний праздник, полевой праздник]. И к этим двум деревьям посреди поля ходили. Два дерева тоже: ага-барьям ёлка и ага-барьям липа. На липу всё вешали. Блины делали, квас и пиво туда несли и там ели. Очаг был. Туда пиво несли в берёзовом туесе. Пайган несли (это такая деревянная кружка). Этой кружкой и пили. У каждого своя была. Нож был один только у карта. Он этим деревян­ным резал блины. Но вот не на себя, а от себя. Это просят о поле, о хлебе. Если на себя, как для себя всё хочешь, а от себя — как у бога всё просишь. Все делали, как карт. Он молится, все молятся. Он в лаптях, и все в лаптях: босиком нельзя. Он резал-то, карт, на четыре части, чтобы крест получился. Святой крест. Карт ещё с собой и ико­ну носил и кугу крест. Значит — большой крест. Все женщины с таки­ми большими крестами и карт. А мужчины маленькие кресты носили. Вот и одежда специально портяная, вышитая.

1191. В ага-барьям ходят в Семик, а в кюсёту весной и осенью. Весной с молодой скотиной или гусями, утками. И то же осенью, с молодой живностью. В ага-барьям носили по пятнадцать тарелок бли­нов, яиц и другого. Кюсёта главная, а ага-барьям — как вроде бра-тельник. Она числится поменьше. Молятся на коленях. В кюсёте не крестятся. В церкви крестимся.

У каждого раньше своё дерево для моления было. И было глав­ное дерево — ёлка. Оно дерево общее. В кострах варили принесённую живность (там же резали и разделывали). Остатки еды приносят до­мой и съедают в течение недели. Этой едой нельзя кормить кошек, собак, только овец и самим есть. Своё дерево для молений нахо­дишь по наитию. Господь сам тебя к нему приводит. Как-то чувству­ешь, что вот оно. Сам как-то останавливаешься возле него, точно кто подвёл тебя.

Когда в кюсёту заходишь, лишних слов не говоришь, а только думаешь об одном, что Господь помогает и всё дает тебе. А главный-то богомольник всё просит у Господа счастья, богатства, всего. Ты про себя просишь, и он просит. В кюсёте не молишься, а только вот так стоишь и просишь. Старик готовит еду, и все начинают есть. И одновременно продолжают просить Господа. С собой в кюсёту берут посуду. После окончания пепелище сгребают в одну кучу. Кто пепе­лище в кюсёте чёрное тронет, того Господь накажет. <...>

Молятся только днём. Молиться можно только в Семик. Зря захо- дить в кюсёту нельзя. Моление очень чистоплотное. Молиться можно лишь с чистыми помыслами. Молятся иногда во время еды. Едят и молятся. Главные деревья — липа, берёза и ёлка: они ближе к богу. Частички еды (куски блинов и т. п.) кидают в костёр и продолжают просить Господа. Пепел сгребают в кучу/Следующее моление должно быть на том же месте.

1192. Кереметище — национальная роща мари. Там раньше они проводили свои богослужения. В центре был очаг. Там жертвы при­носили: и гуся, и овцу. Там их жарили и съедали. Приносили и раз­вешивали полотенца, платки, рубашки. Всё и оставалось: священное нельзя брать. В костре много денег набрасывали: русские монеты-то! Мы бегали ягоды собирать туда подальше, за Федосимовскую рощу. Мне было-то лет десять — двенадцать. Маленькие глупые были. Вот мы заходили туда тихонечко: деньги в костре, фартук расшитый ви­сит, полотенце висит. Поглядим и бегом скорей, скорей. <...>

Раньше родители наказывали: "Пойдёте, так не бездельничайте, ничё не троньте". Нельзя было: святое место. <...> В основном там были ели старые, большие. Теперь там уже зарастает. Раньше марий­цы-то ходили и следили, убирали бурелом, чистили рощу. В центре прямо в углублении разводили костёр. Кереметище и в Тюм-Тюме есть. Там еще и старый могильник мари. Там тоже такое священное место. Ходить нельзя.

1193. Раньше, когда я мала была, мы ходили в поля лён теребить. Так там это марийское кереметище. Так мы туда, ребятишки-то, за­ходили вот. Кереметище называется. Это их бога так зовут — кереметь. Вот. Ну и как мы туда ходили, дак там были костры. Они там жертвы приносили. Там барана или гуся, или утку. Говорили даже, что рань­ше они могли и человека зажарить и съесть. Вот-вот. Ну и мы смотре­ли. Это уж потом, как нету никого в роще-то. На деревьях-то узлами так полотенца завязали, навешено платков, ещё чего-то, наверно, и шерсть валяется, кости от зверья. Это был такой особый день у них. А мы на него туда и не совались. Мы потом поглядим и дёру! Вдруг кереметь утащит! <...> У них два праздника. Девята Пятница это обя­зательно у всех (и у наших, и в соседнем районе). А еще и Семик тоже. Вот, может, на Семик-то и ходили туда.

1194. Кереметище: богу молились марийцы. Сильно молились, стряпня всякая. Сад там, ну, роща. Съедутся вот, богу молятся. Как сабантуй у татар. Целую неделю могут молиться. [Так что такое кере­метище?] А вообще-то деревья только. Деревья, посредине площадка и столы накрывают. В котлах еду готовят. Там по целой корове заезжи­вали: много собирается. А я-то маленькая ишшо была. [А не слышали про одинокое святое дерево?] Да. На дереве вырублен крест. Ну, как бы вот памятник есть, когда хороняют. Вот так же и вырублено это. Иисуса Христоса. Иисуса Христа. [Это дерево отдельно стоит?] Нет. Тут же. Тут же, в кереметище. На берёзе... Русских туда не пускали. А веры-то одной, как мы. Они ходят и в церковь: русской веры.

1195. Вот монастырь-то построили Спасо-Преображенский це-почкинский, марийцев-то покрестили в русскую веру, православную. Они, значит, у нас сейчас в церковь ходят. Они, значит, крестик носят православный. В то же время они соблюдают свои языческие обы­чаи, молятся в моленных рощах, приносят в жертву скот, животных.

Вот в Тюм-Тюме, кстати, было очень большое моление, там даже был карт, священник из Йошкар-Олы, а в жертву приносили лошадь. Это считается очень большое моление. Лошадь приводят, мо­лятся, спрашивают разрешения у жертвы, согласно это животное, чтобы его закололи (из него сварили эту похлёбку) или не согласно.

Вот когда я была в Тюм-Тюме в марийской семье, я как раз была 19 января, на Крещение. И вот в этот день марийцы принесли воду святую из церкви. Я говорю: "Ну, как это так? Вот вы, значит, и в церковь ходите, православный крест носите, и мужскую одежду, и в моленную рощу ходите, значит, там вот эти обычаи все соблюдаете. Даже лошадь приносите в жертву, это ж очень большое моление". А вот мне мариечка очень хорошо ответила: "Дак мы в моленные-то рощи ходим молиться за скотину, дак чё! А в церковь-то к Богу идём". Понимаете? Старинная языческая вера, её трудно отстать, но право­славная вера оказалась лучше. Ну вот традиции они чтят.

1196. Выбирая в жертву животное, они спрашивают согласия этого животного и благословение бога на это животное. Допустим (я запи­сывал это в Акмазиках), женщина одна: "Животное должно было прядать ушами в знак согласия". И они сидели полдня ждали, пока это согласие не получат.

1197. Ага-барьям, четко выраженный в Акмазиках, и у нас есть. Есть ага-барьям в Большом Рою. Там дуб. В виде ага-барьяма выступает дуб, липа, берёза может быть ага-барьямом. Ещё у нас есть сабтра, на которое мешочки с болезнями вешают. Сабтра или чоп-чоп называют. Человек свою болезнь помещает в мешочек, тряпичный мешочек (сейчас полиэтиленовые мешочки) и вешают на ритуальное дерево.

1198. Ритуальные деревья сабтра или чоп-чоп. Вот куда вешают язычники-марийцы свои болезни в мешочках. То есть если мешочек прикоснёшься к нему или раскроешь, эта болезнь переходит на тебя. Показывали эти мешочки. И показывали деревья ещё, берёзы, кото­рые <...> колдуны марийские портят.

Ну вот, допустим, в Тимошкино мы были. Там рассказывают. Чи­сто марийская деревня. Колдун уже никому зла причинить не может: все знают, что он колдун, и если чего он причинит, его сразу изобь­ют. А ему надо дар-то свой как-то реализовать, поэтому он ходит в лес, в рощу, и на одно дерево целенаправленно вот это своё выплес­кивает. И дерево обрастает наростами снизу до верху. Вот даже берёза одна сломилась под тяжестью вот наростов. Это вот чёрный такой, шишка огромная, может, килограммов там двадцать — пятнадцать. Вот расщепилось даже дерево.

1199. Вот я когда в Савиново жила, ездила в Федоськино. Остро­вок в лесу был — кереметишшо. В какой-то день марийцы туда утаскива­ли барана, там его варят, едят. Я как-то ехала с хлебом, забежала в кереметишшо с краю, грибов не брала. Да не едят ничего с керемс-тишша. А марийцы кереметю веруют, полотенца какие-то вешали. Ничего там рвать нельзя, как у нас на кладбище. Если кто дерево там срубит, будет с им несчастье: или сам умрёт, или скотина.

1200. Марийское кладбище — кереметище: которы некрещёны, их клали в кереметище. Вот вичку срубишь, и тебя бог накажет. Вот парень на прируб срубил и теперь трясётся. Мариец сказал: "Если вичку срубишь, дак хоть на срубленное место копейку положить как откуп. А то он будет тебя мучить".

1201. Раньше туда русских не пускали. Они там жертвы приноси­ли, и место было для них особое. Русским нельзя. У них плётки были плетёные, соломенные. Так если зайдёшь, исхлещут до крови. Дикие они. Мы сами не ходили, боялись. Если куда идём, то туда не заходим.

Потому что кто без дела зайдёт, того накажет: или заболеешь, или случится что. В общем, худо будет. Там даже травинки тронуть нельзя, не то, что дерево или грибы-ягоды.

У нас один парень за спор пошёл, ещё и рогатину там себе сло­мал. Дак он через неделю с этой рогатиной в лес с ребятами пошёл и заплутал. Так и не нашли. Только рогатина стоит, и его кепка рядом лежит. Так его наказал. [А кто наказал? Кто это был?] А кому надо, тот и наказал. Нечего было ходить в кереметище. Вот его марийский чёрт из рощи и наказал.

1202. В деревне Янгарашки жили одни марийцы. Жили они по своим обычаям, в которых было много от языческой веры. И росла около деревни роща. Говорили, что это было древнее марийское клад­бище. А с виду просто перелесок. Однажды решил председатель кол­хоза рубить эту рощу, очистить поле. На работу выехали самые отча­янные мужики, хотя накануне вечером бабы выли и умоляли мужи­ков не ходить, потому что марийцы пригрозили посадить килу на рубщиков. Не успела бригада разобрать топоры, как из рощи вышла старуха по прозвищу Секема, которую считали колдуньей. Она стала гнать мужиков, говоря, что это место охраняют духи. Многие марий­цы приходили сюда молиться. При этом Секема бросила платок с головы на землю и сказала: "Если кто переступит через этот платок, тому будут большие неприятности в жизни, несчастья". А один му­жик засмеялся, подобрал платок и бросил в кусты. Мужики немного помялись и рощу вырубили. А потом мужику не везло всю жизнь: в тюрьме даже пришлось отсидеть.

1203. А после того, как вырубили, у нас сон видел один мужчина. Старик с серой бородой вышел и говорит: "Вы, — говорит, — мою деревню вырубили, и ваша деревня тоже не будет разводиться. Всё, — говорит, — кончится". И так и получается, погляди-ка. А старик-то этот наш бог. После того плохо у нас в деревне-то живётся.

1204. Старики говорили: дедушка ходит маленький, борода больша. У кюсёто возле. Не каждому кажется, только верующему. Малень­кий, как ребенок. И растворяется.

1205. У нас тут русские были, так они кюсёту-то вырубили, са­мые ценные и священные деревья — ёлки и липы. Так все без глаз остались. Нельзя эти деревья рубить: богомольные они.

1206. У нас ходили в кюсёту за малиной. Они потом болели и умерли.

1207. Здесь вот тоже русский рубил, так его бык забодал. Мы-то в кюсёту ходим, мы даже зря по сторонам не смотрим. Туда можно лишь в чистом белье заходить, потому что религия чистоплотная она.

ИСТОЧНИК  ИНФОРМАЦИИ:

https://www.vyatkavpredaniyah.ru/

https://unatlib.org.ru/