Представления народа мари о царстве Киямата (загробный мир)

В литературе, посвященной проблеме традиционных обществ, можно встретить утверждение о том, что «первобытная теория души должна была основываться, по крайней мере, частично, на переживаниях, которые даже сейчас не могут получить удовлетворительного объяснения в рамках материалистического мировоззрения» [Мистика. Религия. Наука 1998:47-48]. При этом авторы подчеркивают, что человек вырабатывает понятие «дух» или «душа» в ходе размышления над такими явлениями, как сон, видения, смерть, тень, а также из переживаний транса и галлюцинаций. Поклонение же духам умерших родственников ведет в дальнейшем к появлению учения о духовных сущностях во многих направлениях.

На сегодняшний день наука располагает поразительными примерами абстрактных рассуждений древних людей о жизни, «которая позволяла им отличать живое тело от мертвого» [Леви-Строс 1994:428].

Древнейшая погребальная обрядность представляла собой не только комплекс определенных ритуальных действий с телом покойного. В основе ее лежало миропонимание древнего человека, сложившаяся система представлений о мироустройстве, смысле жизни и смерти, душе и загробном мире.

Вера в загробный мир свойственна всем народам. Однако при этом существенно отличается представление о том, каким образом душа покидает тело, каково ее посмертное существование и что собой представляет загробный (нижний) мир.

Отправной точкой в исследовании этой проблемы является утверждение русского этнографа С. Кузнецова о том, что, по представлениям мари, при самом зачатии ребенка «великая все рождающая мать (Кугу шочын кува) влагает в него душу... Душа эта называется по-черемисски - чон.» [Кузнецов 1904:4].

В этом ряду интересной является информация о том, что эта самая душа уже шесть раз имела опыт человеческой жизни на других землях (планетах). «Стало быть, (душа) является на нашу землю уже довольно старой. Но, возрождаясь седьмой раз, она, должно быть, не выносит опытности из прежней жизни...» (Кузнецов 1904:5].

Приведенный пример говорит о том, что поколения людей в философии жизни у народа мари образуют уникальную и непрерывную цепь. Предшествующие периоды жизни сохраняются посредством перевоплощения. Душа прародителя появляется в новорожденном в омоложенном состоянии. Настоящее, прошедшее и будущее сливаются друг в друге без какой-либо четкой линии разграничения. Границы между поколениями становятся неопределенными. Чувство нерушимого единства жизни настолько сильно и непоколебимо, что, по сути, отрицается и отвергается сам факт смерти. По этому поводу исследователь С. Кузнецов замечает: «у черемис... загробная жизнь как продолжение настоящей».

Далее автор указывает на то, что «при самом рождении черемисина земная судьба его вперед определяется богом судьбы (Кана юмо). Чтобы черемисин жил на земле достойным образом, ему дается для охраны особый поручитель - сукчо (от сук- порука). «Поручитель» сопровождает черемисина всю жизнь и помещается на его плече (ваче), почему и называется вачевал сукчо, что равносильно христианскому ангелу-хранителю» [Кузнецов 1904:6].

В архаическом мышлении смерть никогда не рассматривается как естественное явление, которое подчинено общим законам. Ее наступление не является необходимым, оно случайно. Понимание того, что человек по своей природе и сущности смертен, совершенно чуждо всевозможным мифам. Вот почему язычество повсеместно есть самое сильное и решительное утверждение жизни, которое мы обнаруживаем в человеческой культуре. Так в древнейших текстах, обнаруженных в пирамидах, есть одно описание, основной и господствующей идеей которого является настойчивый, даже страстный протест против смерти. Нот что поэтому поводу пишет антрополог И. Бристид: «Можно сказать, что эти тексты есть одно из самых ранних и величественных свидетельств того, как человек восстал против великой тьмы и тишины, откуда никто не возвращается. Слово «смерть» никогда не встречается в этих текстах, кроме тех случаев, когда оно употребляется с отрицанием или обращено к врагу. Непоколебимая уверенность в том, что умерший живет, подчеркивается неоднократно» [Мистика. Религия. Наука 1998:49|.

Погребальные и поминальные обряды народа мари, описанные многочисленными российскими этнографами в ХVIII-ХIХ веках, подтверждают вывод западных этнологов. Все эти источники, без исключения, подчеркивают: судя по тем заботам и разговорам, которыми окружают покойника его родные, можно заключить, что ему приписываются все свойства живого существа. В первую очередь об этом свидетельствуют тексты, в которых приводится угощение мертвого соплеменника во время похорон и во все последующие дни поминовения. Так, например, священник Г. Яковлев в своей книге «Религиозные обряды черемис» подчеркивает: «В Царевококшайском уезде родственники и соседи умершего кладут в поставленную около гроба чашку кусочки блинов и приговаривают: «блин этот да дойдет до тебя; не ходи, не евши и не пивши, голодая...» Перед тем, как опустить покойника в землю, кладут ему за пазуху три куска блинов» [Яковлев 1897:61).

Автор отмечает, что «в поминаниях черемисы также выражают пожелание, чтобы покойник был богат и счастлив, чтобы у него достаточно было хлеба-соли, чтобы он не ходил «не евши и не пивши», и кладут ему (на кладбище на могилу, дома в особую посудину) кусочки блинов, яиц, рыбы и немного сливают пива» [Яковлев 1897:73].

Следовательно, в загробном мире душа сохраняет потребности живого существа, но уже в уменьшенном размере: она в состоянии довольствоваться капельками пива и кусочками блинов.

По верованиям мари, где бы ни находился умерший человек, он не разрывает своих связей с живыми, с родными. Его влияние на жизнь рода делаемся даже могущественнее, чем при жизни. Об этом свидетельствуют обращения, с которыми марийцы обращаются к усопшим на поминках. Так, призывая усопших родителей В поминальные дни. глава семьи говорит им: «Вот мы делаем в честь вас праздник: приходите, ешьте, пейте, не евши, не пивши не уходите. Дайте нам здоровье, мир, прибыль, богатстве; расплодите число голов нашего скота: лошадей, коров, овец и пчел; скотине и прочим не вредите, а дайте здоровье, благополучие и мир: посеянный хлеб хорошо уродите, пригоните благотворный хороший ветер, дайте прибыль и богатство; в полном богатстве помогайте нам жить».

На общедеревенских поминаниях содержание приведенного выше текста расширяется: «от всех зол и напастей избавляйте, сохраняйте от воды и огня, сохраняйте от повреждающих злых духов; скотину нашу - лошадей, коров, овец, пчел и прочее расплодите, детей наших и скотину не трогайте, за скотиной хорошо ухаживать помогайте, в беду не вводите; посеянный хлеб на ноле хорошо урождайте, от ветров и градов избавляйте».

И, наконец, молитвенные слова, обращенные к богам: «Великому богу предлагаем непочатый хлеб... Просим у Великого доброго бога здоровья, прибыли семейства, прибыли скота... Великий добрый бог, дай скотине здоровье, сохрани ее от вредных ветров... Бесплодный скот сделай плодовитым... посеянному хлебу дай дожди, ночную тишину, сохрани от холода, от жаров, от сильных ветров... Дай прибыль семейству, сохрани от огня, от вод, помогай жить в благополучии» [Яковлев 1897:10, 12-14].

Из сопоставления этих текстов можно заключить: умершим приписывается сила, тождественная могуществу богов. Подобно богам, усопшие держат в своих руках счастье и несчастье человека. Трапеза, предлагаемая им, равнозначна умилостивительной жертве, воззвания являются молитвами, поминальные дни - празднествами (пайрем).

В XVIII веке на своеобразный погребальный обряд мари обратил внимание немецкий этнограф, натуралист и путешественник, академик Петербургской Академии наук И.Г.Георги. Он писал: «Покойников своих кладут они в гроб в самом лучшем одеянии. Похороны бывают в тот же самый день, в который кто умер. Причем, как мужчины, так и женщины провожают. На кладбище роют могилы с запада на восток. И головою кладут покойников па запад. Всякому умершему завязывают родственники в поясе по нескольку копеек. Да сверх того наделяют его посудою и другими домашними надобностями, также лапотником, палкою, чтобы было чем оборониться от собак, и небольшим пучком от розовых лоз, который, по их мнению, отвращает от злых духов. Все сие кладется с покойником во гроб. А как скоро завалят могилу землею, то провожающие покойника ставят на оной за всякого прежде кончавшегося друга по свече и часто говорят: «Живите мирно». Всякий провожатый ест за горящими на могиле свечами блин и, откусывая три куска от оного, кладет на могилу и говорит: «Это тебе пригодится». Напоследок ставят на могилу шест, к которому привязанная тряпица висит как будто знамя. По возвращении домой моются и одеяние переменяют. Что же до покойников платья касается, то худое бросают, а доброе проветривают.

После всякого покойника правят они трои поминки (шумет). Первые бывают в третий день по кончине. Приятели, собравшись, едят у могилы так, как и на похоронах, блины. И, откусив три частицы, говорят: «Это пусть съест покойник!» В седьмой день после смерти лакомятся в том доме, где оная случилась, за горящими восковыми свечами блинами и посылают также несколько кусков на могилу того, по ком правят поминки. Третье сего рода празднество происходит в сороковой день после смерти. Да сверх того бывают во всякой деревне по одному разу в год подобные вышеописанным общие поминки. Они думают так, как и все язычники, что состояние человеческое после смерти есть несколько переменившееся здешней жизни продолжение» [Георги 1799:30-31].

Другой немецкий ученый Ф. Миллер оставил запись о том, что в случае смерти «знатного черемисина» в честь его закалывалась и съедалась лошадь, на которой он ездил. В работе «Описание живущих в Казанской губернии народов, яко-то: черемис, чуваш и вотяков», выпущенной в Санкт-Петербурге в 1791 году, Ф. Миллер описывает такой ритуал: в землю вколачивали две палки, между ними протягивали нитку с вдетым на нее кольцом. Молодые родственники покойного стреляли один за другим в кольцо из лука: кто попадал, тот брал любимую лошадь покойника и трижды вскачь ездил на ней на могилу умершего. После этого лошадь закалывали и устраивали поминальную трапезу [Миллер 1791:79].

В Пермской губернии подобный обычай существовал и в XIX веке. В этом случае надрезанная кожа съеденной лошади развешивалась над могилой умершего соплеменника [Пермская летопись 1887:23-24].

Как свидетельствуют источники, в загробных представлениях мари ушедший на тот свет сохраняет и чувствительность к температуре. Так, опуская гроб в могилу, родные обращаются к покойнику со словами: «место твое да будет тепло» [Яковлев 1897:62].

В Вятской губернии в Великий четверг перед самым большим праздником Кугече (аналог христианской Пасхи) марийцы просят потустороннего судью не беспокоить их родственников ни мраком, ни холодом. Родные также выражают желание, чтобы тяжесть земли легла на старых покойников, а не на только что умершего близкого человека [Яковлев 1897:62]. Вот почему старинные черемисские могилы отличались незначительной глубиной: земля едва покрывала тело захороненного умершего. Более того, он может и смотреть. Пермская летопись, например, сообщает, что Красноуфимские черемисы перед тем, как опустить гроб в землю, срывают холст с лица умершего и просят его взглянуть в последний раз на солнце [Пермская летопись 1887:270].

Архаическое мышление древнего мари допускает наличие воздуха в могиле. «Поэтому, устраивая гроб, черемисы стараются не жечь щепок от него в печи. Если сжечь щепки, покойнику будет душно в гробу. Кроме того, злые духи головешками от щеп станут палить лицо покойника, и у него появятся ожоги...» [Кузнецов 1904:42].

Как и живое существо, ушедший на тот свет сородич у мари сохраняет способность к душевным волнениям. Он может, например, чувствовать страх, гнев. Поэтому, опуская гроб в землю, покойника считают необходимым успокоить: «не бойся земли, не бойся» или «не сердись, живи счастливо, изба хорошая» [Яковлев 1897:62].

Сохраняя все свойства живого существа, мертвый уносит с собой в могилу те потребности и привычки, которые он имел при жизни. Как крестьянин он будет заниматься в новой жизни земледелием, потому родные, опуская его в могилу, выражают пожелание, чтобы у него была черная земля. Если человек умер, не успевши жениться на белом свете, его провожают с пожеланием, чтобы он нашел себе на том свете хорошую невесту. На могилу в подобных случаях покойника везут, как на свадьбу - с колокольчиками. Лошадь запрягают в праздничную сбрую. Умершего молодого сородича провожает вся молодежь. Если же это юная девушка, то ей в гроб необходимо положить шарпан и нашмак (головные уборы), т.е. приданое, которое ей пригодится, когда она выйдет на том свете замуж.

Таким образом, приведенные выше факты, свидетельствующие о потусторонних представлениях народа мари, в целом имеют ту же направленность, что мы находим и в других частях мира. «Нет сомнения в том, - пишет исследователь религии Эрнст Кассирер, - что страх смерти - один из основных и глубинных человеческих инстинктов. Вероятнее всего, первая реакция человека на смерть была такой: предоставить тело его судьбе и поспешно убежать от него в ужасе. Однако она довольно быстро сменяется прямо противоположным отношением, желанием удержать или вызвать обратно дух умершего. Имеющийся этнологический материал показывает нам борьбу между этими двумя импульсами. И повсеместно последний одерживает верх... Души умерших становятся домашними богами, а жизнь и процветание семьи зависят от их помощи и расположения» [Мистика. Религия. Наука 1998:401-402].

Рассматриваемый вопрос неизбежно затрагивает традиционное мировидение народа мари, в котором центральное место принадлежит целостному образу Вселенной. Представления людей традиционного общества о мире всегда носили сакральный характер и скрывались не только от постороннего глаза, но и являлись запретной темой для всевозможных разговоров в своем окружении. Вот почему многочисленные исследования русскоязычных авторов затрагивают лишь видимую верхнюю часть этого «мировоззренческого айсберга» народа мари. Поэтому образы, сюжеты и мотивы его космологического мышления зачастую выглядят в этих исследованиях случайными, дискретными, а порой и абсурдными. Как уже подчеркивалось выше, не существует таких явлений ни в природе, ни в человеческой жизни, которые миф не смог бы объяснить, и которые, в свою очередь, не требовали бы такого объяснения. При этом важно заметить: все попытки различных школ сравнительной мифологии унифицировать мировоззренческие идеи, свести их к определенному единообразию были обречены на полную неудачу. Поэтому исследователю всегда нужно быть начеку, «держать уши востро» перед специфическими формами религиозного чувства и внутреннего единства мифологического мышления. Религиозные символы меняются непрерывно, но основополагающие принципы, символическая деятельность, как таковая, остаются неизменными. Как любили говорить люди латинской культуры, una est relegio in rituum varietete.

«Марийская Вселенная» структурируется как трехъярусная система миров: верхний - небесный, состоящий из семи частей, средний - земной и нижний - подземный. Верхний и нижний миры относятся к области духовного бытия человека. В представлениях о времени можно выделить древнюю (тошто илыш), «богатырскую» (Онарын илымыж годым) и современную (кызытсе илыш) эпохи. Они выражают не только историю народа, его жизнеутверждающие традиции, но и связь людей с миром бессознательного. Последнее имеет отношение и к вопросу о подземном царстве теней.

С. Кузнецов замечает: человеческая жизнь, по мнению черемисина, может быть прекращена с самого явления на белый свет только по воле Пурышо юмо (бог повелитель). С согласия Бога судьбы (Кава юмо) ее прекращает Азырен - «смерть» или «ангел смерти», ближайший сотрудник Керемета. «Этот Азырен рисуется то стариком, то средних лет мужчиной, но порой особенно заметны огнем горящие огромные глаза, и с большим ножом в руках».

С. Кузнецов считает, что «имя Азырен (у красноуфимских черемис - Озырен), видимо, усвоено черемисами давно, быть может, еще в эпоху существования хазар, исповедывавших еврейство, а может быть - непосредственно и значительно раньше заимствования от евреев. Известно, что в Библии является в качестве ангела смерти Азраиль, перешедший в Коран мусульман, а у чуваш - удержавшийся под именем Эсрель» [Кузнецов 1904:7]. К этому можно добавить, что ангелом Судного дня в исламе является Исрафил.

Древний обычай мари требовал, чтобы труп выносился не в дверь, а через пролом в северной стене, где обыкновенно устраивается волоковое окно. (Этот обычай в настоящее время забыт.) Старики объясняют это таким образом: если пронести в дверь, значит, показать Азырену верную дорогу в дом. Между тем, пролом в бревенчатой стене заделывается тут же, и Азырен тщетно будет искать вход.

Перед выносом гроба из избы покойника ставят на пол, головой к порогу. Дети умершего (мальчуганы) перешагивают по три раза через гроб и каждый раз хватаются руками за нижний конец гроба, чтобы «удержать в своих руках» отцовское или материнское счастье. Присутствующие побуждают детей следующими словами «Ачатын (аватын) пиалжым кодо - Отцовское (материнское) счастье захвати». И в настоящее время этот обычай сохранился во многих местах проживания марийцев.

Семантика слова «пиал» раскрывается в молитвенных словах как совокупность благоприятных условий, сопровождающих ведение домашнего хозяйства, как здоровье домочадцев и рождение детей. Эмпирический опыт подсказывал: непостижимым образом удача сопровождает иной раз всякое действие счастливого человека, тогда как у другого все валится из рук. Поэтому родственники покойного домохозяина желали, чтобы его счастье досталось наследникам. Ребятишки, хватаясь руками за гроб или подергивая покойника за подол платья, перед самым выездом из ворот говорят: «Ачий! Шке денет пырля пиалетым налын ит кай. Мыланна пиалетым кодо! - Отец! С собою свое счастье не уноси: нам твое счастье оставь!»

Так вся родня прощается с усопшим, упрашивая не ходить к ним и не пугать их. В указанном выше положении - головой вперед - гроб выносят во двор. На этот прием указывают многие источники. Он и сегодня соблюдается в некоторых местах (например, в Моркинском районе) и объясняется тем, что необходимо обмануть Азырена: видя выносимого вперед головой человека, он не разберет, что это умерший, и, быть может, не так скоро явится в эту семью за новой жертвой. Возле ворот гроб поворачивают и теперь выносят покойника ногами вперед.

В некоторых описаниях выноса гроба с покойником из избы можно встретить такую деталь: между выездом со двора и постановкой гроба на телегу или сани (даже летом по особому завещанию покойника) стараются делать самый незначительный промежуток, чтобы лошадь не успела испражниться. Последнее является скверной приметой, и в непродолжительном времени она неизбежно повлечет за собою смерть другого члена семейства. Затем отрубают голову петуху или курице, бросают птицу под ноги лошади, подле самых ворот, ведущих на улицу, приговаривая: «Тиде вур дене шке вуретым Азырен дечын сулен лук - Этой кровью выкупи твою кровь у Азырена». Если ноги лошади, колеса или полозья экипажа не раздавят курицу, то, по крайней мере в ближайшем будущем, в осиротевшем семействе не будет новой утраты. Неповрежденная курица съедается по возвращению с похорон, а раздавленная кидается в сторону, в виде жертвы Азырену [Кузнецов 1904]. По представлениям мари, курица может облегчить переход из земного мира в потусторонний.

Могила, шугар, для чимари (чистый, настоящий мари) роется в направлении с севера на юг, так, чтобы ноги приходились на полдень. С. Кузнецов отмечает: «Судя по тому, что язычники кладут покойника в гроб преимущественно на правый висок, а в могиле труп протянут на юг ногами - запад играет здесь первенствующую роль и к нему обращены потухшие глаза покойника. Входом в загробный мир и выходом из него служит для умершего черемисина его собственная могила. Только через нее возможно для него сообщение с здешним миром, и возможность эта облегчается тем, что при погребении родственники протягивают от гроба до поверхности земли шелковую нитку как лестницу для покойника».

Очень строго соблюдались правила при захоронении, многие из которых существуют и сегодня. Например, дерн с могилы снимался пластами и обратно обязательно укладывался в той же последовательности. Землю кидали обязательно на север. На могильный холмик сажали растущее дерево (символ дерева жизни), на него привязывалось полотенце.

По старинным обычаям мари, женщины не должны сопровождать мужчин на кладбище: дочь не может провожать отца, жена - мужа, сестра - умершего брата. Оставаясь дома, женская половина предается настоящему плачу. В то же время сопровождающие похоронную процессию не смеют выказывать признаков горя. «Тот же, кто везет умершего сородича на кладбище, может беспечно сидеть на гробу и курить трубку» [Кузнецов 1904:9].

По древним представлениям, в избе, где лежит покойник, плакать предосудительно: нужно петь, потому что покойнику теперь кажется все наоборот. Песню он примет за плач, а плач за оскорбительную для себя насмешку. До самого погребения покойника никто не пьет кумышки или водки. Песни на прощание - это преимущественно рассказы-импровизации про жизнь покойника. Ни одна добрая черта в характере покойника не остается без трогательного описания, ни одно упущение в характере не остается без перечисления. Мать с любовью вспоминает добрый нрав и мелкие шалости своего ребенка, жена восхваляет трудолюбие своего мужа, а муж - рукоделие своей жены, ее хозяйственность. До сорокового дня усопшего «кормили» каждый день и после поминок с музыкой, песнями и плясками провожали до могилы. Но еще до истечения года одежда покойного лежала в доме, он будто бы носил ее.

Этнограф С. Кузнецов обратил внимание на то, что «ни малейшего почитания Азырену черемисы не оказывают, ни с какими молитвами к нему не адресуются, потому что все равно - он неумолим. Отнимая жизнь у черемисина, Азырен невидимо перерезает ему ножом горло и извлекает из него всю кровь, которую необходимо у него выкупить кровью петуха, иначе в загробном мире душа не примет надлежащего вида. Самая душа черемисина поступает теперь в руки ангела-хранителя (вачевал сукчо), который и сопровождает ее в загробный мир. Но этот ангел не может чем-либо помочь душе при переходе в иной мир. Он только безмолвный ее спутник. Он не может сколько-нибудь облегчить для души загробный суд или убавить тяжесть лежащих на ней грехов» [Кузнецов 1904:11]

Многие исследователи традиционного языческого мировоззрения народа мари обращались к пониманию им смысла греха. Однако невладение черемисским языком часто приводило их к тупиковым ситуациям. Большинство исследователей шло по легкому пути, обнаруживая в значении слов язык и сулык близкий христианский смысл греха. На самом же деле слово «грех» в марийском языке имеет два значения. Первое значение - «язык» (с ударением на первый слог) - указывает на определенный проступок. Это слово обозначает всякое действие, которое унижает человека, делает его смешным и жалким, роняя его в глазах других (пьянство, леность и др.). Такое действие по большому счету не вредит другим и отражается только на отношении к самому совершающему такой непохвальный поступок. Поэтому «язык» не подлежит наказанию, ибо совершивший проступок уже сам в себе несет наказание, испытывая стыд (намыс). Сверх того и окружающие могут над ним безнаказанно насмехаться (мыскылаш).

Второе значение понятия «грех» переводится словом сулык и по своему значению близко христианскому пониманию этого термина. Мари считает настоящим грехом убийство, доносительство, кражу, ложь, колдовство-порчу, обман, непочитание старших и - самое главное - непочитание Ош Поро Кугу Юмо. Противоположные поступки, направленные на общую пользу, понимаются как добродетели. Однажды содеянный сулык не подлежит прощению и не замолим. Тут нет милости божьей, нельзя «стереть» грехи жизни покаянием. Есть только личный сулык, который «сработает» четко и неумолимо. (Следовательно, слово «сулык» близко по своему значению буддистскому понятию «карма».) Он неизбежно повлечет за собой кару (орлык, азап) в загробном мире. Вот почему в молитвенных словах марийцы никогда не просят бога о прощении грехов. Они обращаются к своим божественным покровителям по преимуществу со словами о материальном благосостоянии: об урожае, о приумножении скота, о содействии в промыслах, об избавлении от врага и дикого зверя, о защите от разных бедствий.

Судя по многочисленным описаниям, потусторонний мир марийцы представляли разделенным на две половины: в одной половине светит солнце, хотя и не столь яркое, как на земле, но все-таки поддерживающее своим светом и теплом вялую жизнь загробного мира, во всем по внешности сходную с настоящей жизнью. Эта часть загробного мира называется волгыдо вер (светлое место). Очень часто в этом случае используется слово узьмак, близкое по смыслу с христианским раем.

В другой половине потустороннего мира, по верованиям марийцев, господствует мрак, потому она называется пычкемыш вер (темное место). Этот вечный адский мрак на время может осветить пламень восковых свечей, которые ставят родственники покойного в дни поминовений. Эта часть подземного царства теней у народа мари называется тамык, что на русский язык переводится словом ад. (Это слово существует в чувашском, татарском и монголо-алтайском языках в форме - тамык и таамы.)

У самого входа в тамык бродят острозубые собаки - тамык пий, охраняющие вход. От них нужно отбиваться липовой или рябиновой палкой. Тут же кишат змеи, от которых можно отбиться только прутьями шиповника. Далее следуют горы с крутым подъемом и обрывистым спуском, «карабкаясь по которым черемисин до крови обдирает свои ногти, и плохо дело, если с ним не положены в гроб остриженные при жизни ногти» [Кузнецов 1904:7].

Власть над этим подземным миром держит в своих руках Тамык вуй - глава ада, у которого есть свои помощники: Киямат тора (судья Киямат) и Киямат савуш (помощник, товарищ Киямата). Тамык вуй признается хотя и всеми марийцами, но большинство уржумских, малмыжских и елабужских мари Киямата ставят выше в иерархической лестнице.

С. Кузнецов указывает на арабское происхождение этого слова, что в переводе означает «воскресение мертвых»: «Заимствование такого слова в высшей степени любопытно, т.к. черемисы, допуская до 7 раз возрождение души, всякий раз на новой земле или планете, ни одного слова не говорят о воскресении мертвых, которого не признают, потому что загробная жизнь для них есть вечное продолжение настоящей земной. Киямат потому и почитается больше других, что у него есть строго определенные функции: он - судья (тора) мертвых - Киямат тора» [Кузнецов 1904:13—14].

Для решения вопроса, куда следует поместить душу - в темное или светлое место, Киямат или Тамык вуй заставляют душу пройти по тоненькой жердочке или веревке. Тот, у кого совесть чиста, пройдет смело и быстро и вступит прямо в рай -узьмак; а злодей и вредный человек, ошеломленный удушливым серным запахом, непременно сорвется в пропасть, хотя он привязал себя к жердочке шелковой ниткой, заботливо положенной в гроб родными. (При положении в гроб шелковой нитки, длиною во весь рост усопшего, мари и сегодня говорят: «лўнгалтышетлан лийже» - «да будет тебе это для качели».) На том свете умершие прикрепляют шелковую нитку к жердочке (или канату) таким образом, что она напоминает качель. И душа скользит по этой шелковой качели над пропастью, что, безусловно, происходит несравненно легче.

Вот тут должна восторжествовать верховная справедливость. Грешник - сулыкан айдеме - будет кипеть в «смоляном котле» до тех пор, пока мучениями (орлык) не уравновесит свой сулык. А потом он навсегда помещается в «темном месте» - пычкемыш вер. Большие злодеи кипят в смоляном котле; колдуны, вредившие своими заклинаниями, подвешиваются за язык; кто плевал людям в лицо, тот лижет раскаленную сковородку и т.д.

Историк П. Рынков в работе «Дневные записки путешествия по разным провинциям Российского государства» записал со слов марийцев, что злые люди, не почитавшие богов, будут посажены в темную землю, где будут ощущать холод и тоску, а добрые будут жить в светлом месте со своими семьями и будут иметь множество скота и пчел [Рычков 1770:80].

А. Филимонов в статье «О религии некрещеных черемис и вотяков Вятской губернии» перечисляет те преступления, за которые умершего ввергают в серный котел: «произведение вражды и ссор между людьми, человекоубийство, прелюбодейство, безбожие, клятвопреступничество, кража, лжесвидетельство, колдовство, соединенное с порчей человека и отравой» [Вятские епархиальные ведомости 1869:133]. Следовательно, безнравственная жизнь на белом свете неумолимо ведет к жесточайшим испытаниям в царстве Киямата.

Дни поминовения у мари - третий, седьмой, сороковой отчасти решают вопросы, намечая три важнейших момента в загробном странствии души. До погребения душа ютится около своего трупа, в родной семье. На третий день душа пускается в путь. На седьмой день душа заканчивает обход шести планет, на которых она когда-то жила до переселения на землю. С восьмого дня она вступает в подземный мир, и с первых же шагов обречена на тяжкие испытания - встреча с собаками и змеями, подъем в горы.

В день поминок мари идет на кладбище и «просит» у Киямат-тора и Киямат-сабыш, предлагая им угощения (блины, водку, а иногда и мед), чтобы они отпустили в деревню на праздник умершего родственника, а также его приятелей. Затем «просит» самого умершего с родственниками и приятелями сесть к нему в сани или на телегу и ехать на праздник. Приехав домой, хозяин просит покойников идти с ним в баню, где он веником бьет пустую полку, каждому умершему приговаривая: шужо - «дошло бы». «Вымыв» недавно умершего с его «приятелями» вместе в бане, вечером начинают их угощение. В одном из углов на лавке (только не за обыкновенным столом в переднем углу) устанавливаются кушанья: блины, пиво, водка, щи, уха, яичница. Один из участников поминального ритуала берет приготовленные свечи и начинает раздавать их покойникам. Но первые две свечи он дает Киямат-тора (судье) и сабышу (его помощнику) со словами: «Вот вам Йыван (называет свое имя) дает свечу. Старых людей (тошто еным) вы на праздник отпустите».

Следующая свеча ставится умершему, в честь которого устраивается пайрем (поминки), а остальные - другим родственникам и приятелям. Последняя свеча ставится сиротам, у которых на земле нет живых родных. Ставя свечи, хозяин дома каждому говорит: «Вот Йыван тебе свечу ставит, при свете ходи, жить помогай». После этого к нему подходят все присутствующие, берут от кушаний по кусочку и пива в ковшике. Кусочки эти кладут в лукошко, куда сливают и пива, приговаривая слова-просьбы. Дальше начинается пир, который продолжается всю ночь. Один из приятелей покойного наряжается в его платье (вургем чийше - одевшийся) и начинает представлять из себя покойного: везет себя степенно, сидит на почетном месте. Если у покойного были дети, он дает им наставления и благословение - сугынь. «На поминках 40-го дня заместитель умершего (живой человек в его роли) пением и пляской доводился до состояния транса и предсказывал от имени умершего. Момент предсказания мог происходить в конце поминок, после проводов души умершего. Прощаясь с душой умершего, его заместитель клал голову на землю и слышал голос умершего, говорящий предсказания. Когда он, простившись, возвращался, к нему сразу же подходили родные умершего и спрашивали, что предсказал умерший: «Мом каласен кодыш?» [Православный вестник 1862:8].

Этот обычай вновь напоминает феномен шаманства в традиционной культуре мари. Вургем чийше в роли шамана на церемонии проводов души усопшего имитирует диалог, говоря то от своего лица, то от лица умершего. Устами шамана покойный предрекал ближним судьбу, высказывал благопожелания.

После такой церемонии рано утром, до восхода солнца, умершего в лице вургем чийше с музыкой провожают на кладбище. Дойдя до самого кладбища (если оно близко) или же до середины поля и «угостив» покойного родственника «на дорогу», провожающие снимают с вургем чийше его одежду и возвращаются домой.

По представлениям мари, в «светлом месте» (волгыдо вер) душа испытывает своеобразное блаженство - суап, продолжая ту же жизнь, что и на земле. Ранее умершие сородичи ласково встречают нового пришельца в загробный мир. Здесь заводятся новые знакомства, возникают новые связи. Парни женятся, а девушки выходят замуж. Малолетние дети вырастают. Все идет по-земному, только другим, более размеренным и спокойным темпом. Здесь, в светлом месте, нет ни ссор, ни зависти, ни драки, ни войн... И вот душа, наслаждаясь этим несколько однообразным «блаженством», хотя и живет в «полном удовольствии» - мамырлык, но частенько испытывает приступы сильной тоски по всему земному, особенно в первое время, когда так тяжела кажется душе разлука с родными.

«Тоскующие» по земле души получают от Киямата короткий «отпуск» - кас ужара деч эр ужара шумеш - «от вечерних до утренних сумерек». Они свободно расхаживают в это время по земле, навещая родных. Иногда они намекают им, что не мешало бы помянуть умерших родственников да поставить им свечку. Души безродные, поколение которых угасло, также пользуются отпуском, но им уже некого посещать на земле, и они бесцельно странствуют по белу свету, ища случайного поминального угощения. С течением времени, с нарождением все новых поколений, постепенно вымирающих, всем старым покойникам достается все более и более скудное угощение, и эти покойники постепенно переходят в разряд безродных - «вектыме-куктымо». По верованиям мари, если нанесен большой материальный ущерб земле, жилищу - вектыме-куктымо крепко обижены, поэтому нужны экстренное угощение, поминки, напоминающие настоящее жертвоприношение.

Как свидетельствуют археологические материалы, над языческой могилой на высоком шесте мари вешали одежду умершего, прибивали фигуру водоплавающей птицы или привязывали полотенце. Отголоски этого обычая сохранились у марийского населения Башкортостана до настоящего времени.

Размеры могил в длину часто превышали рост погребенного. Со стороны ног или за головой оставалось свободное пространство для жертвенных даров умершим: пищи, одежды, бытовых вещей. Ритуальные дары - медные котлы или сковороды - мари унаследовали от своих предков с древнейших времен.

Детские захоронения имели незначительную глубину, что связано с верой мари в безгрешность детской души. В фольклорных текстах встречается намек на то, что детская колыбель находится на деревьях. Захоронение детских костяков с подогнутыми ногами приближается к положению ребенка в чреве матери.

В марийском языке для обозначения гроба используют термины «шугар колотка» (могильная колодка) или «короп», которые больше соответствуют более древним исконно марийским погребальным конструкциям. В некоторых местах, следуя древним традициям, мари и сегодня устраивают в могилах подстилки из войлока, ткани, пера, луба или дерева. На дно могильной ямы подстилали также ветки хвойных деревьев: ели, сосны, пихты.

Наиболее многочисленной категорией вещей, сопровождающих покойника, является нумизматический материал. Монеты обнаружены во многих исследованных погребениях. Большинство их найдено в составе головных уборов, шейных и нагрудных украшений. Как уже подчеркивалось выше, мари были убеждены, что на пути в новый мир предстоит борьба со злыми духами. Поэтому покойника снабжали деньгами, чтобы он мог откупиться от них. Монета могла лежать в кармане или кошельке справа или слева от бедра или у колена. Интересной также является деталь: чтобы покойник на том свете не мог ничего рассказать о живых, в рот ему клали монету. Вместо монет иногда использовались жетоны, которые, подобно монетам, найдены также в составе украшений, в кармане или кошельке, во рту или рядом справа от плеча.

Наиболее частыми находками археологов в могилах являются ножи, топоры, кресала, наконечники стрел. Находки земледельческих орудий незначительны и представлены фрагментами кос и серпов.

Обилие железных предметов в качестве сопровождающего инвентаря объясняется не только предполагаемой необходимостью их в новой жизни предка, но также и священной охранительной силой. О том, что железные предметы, в т.ч. монеты, использовались в качестве оберегов, свидетельствуют многочисленные марийские обычаи, соблюдаемые и поныне. Так, например, во время молений и жертвоприношений в священных рощах нечистая сила отгоняется постукиванием какой-либо железной вещью о топор. Или еще один яркий пример: если мать оставляет новорожденного ребенка в доме одного, она в качестве оберега кладет ему в изголовье железный предмет.

Часто в качестве оберегов использовались также бусы или бисер. О том, что бисер наделяется, по представлениям мари, охранительной силой, свидетельствует его место в свадебном обряде, следуя которому молодая по приезде в дом мужа подходила в сопровождении мужниной родни к роднику, бросала в него три зерна бисера и три монетки со словами: «Ходить мне за водой да будет спокойно, да не пристанет зло». А бусы и бисер, привешенные детям на шею, предназначались для предохранения от порчи и назывались шинча вочмо деч шер -«от дурного глаза».

В отдельных случаях недоброжелательному человеку после смерти связывали ноги серебряной или медной проволокой или позолоченным позументом. Не случайна и поречная ориентировка умерших. Есть предание, что кладбище следует располагать на противоположном берегу реки, чтобы река отрезала ноги покойнику и он не смог вернуться в дом.

Вера в божественную силу и священную роль деревьев также нашла отражение в некоторых деталях погребального обряда. Из всех деревьев в похоронной обрядности отмечаются сосна, ель, пихта и береза. Культы воды, огня, священных деревьев, почитания животных тесно взаимосвязаны, дополняют друг друга и составляют единство в верованиях. Несмотря на постоянное проникновение в языческие традиции новых веяний, связанных с христианством, они сохраняются у марийцев долгое время и находят яркое выражение в существовании марийских мольбищ. Многие из мольбищ до сегодняшнего дня продолжают использоваться местным населением как места языческих молений.

Таким образом, приведенные выше описания потусторонних представлений народа мари достаточно ясно аргументируют вывод о наличии у него очень сильного культа предков. Более того, оставаясь человеческими существами в физических и душевных свойствах, эти отдаленные предки в памяти своих потомков становятся, можно сказать, божествами. Однако общение с ними отличается не только особым пиететом. В отличие от обычной межличностной коммуникации регламентированные формы поведения живущих на земле людей заменяются на их противоположность, что в семиотике получило название сакрализованного антиповедения (Б.А. Успенский). В качестве примера сакрализованного антиповедения можно привести представление у разных народов о том, будто на том свете правое и левое, верх и низ, переднее и заднее меняются местами. Разнообразные виды антиповедения в своих формах совпадают, создавая единый комплекс антиповедения как такового, ибо во всех случаях оно связано с восприятием потустороннего мира как мира с перевернутыми связями по отношению к миру посюстороннему. Приведенные выше сведения о царстве Киямата убедительно демонстрируют антиповедение народа мари по отношению к потустороннему миру. 

ИСТОЧНИК:

• Шкалина Г.Е. Традиционная культура народа мари. - Йошкар-Ола: Марийское книжное издательство, 2003./ традиционное мировоззрение