Чудское мольбище на Колве, Светик-камень

Летом 1895-го года, путешествуя с археологическою целью по Чердынскому уезду, секретарь Пермской комиссии Уральского общества любителей естествознания С. И. Сергеев предпринял между прочим, раскопку на берегу р. Колвы, вблизи д. Подбобыки, Ныробской волости, и собрал здесь небольшую коллекцию предметов, несомненно указывающих, что мы имеем здесь дело с одним из тех памятников, которые мы считаем жертвенными местами Пермской чуди. 
Первое указание в археологической литературе на существовании в северозападной части Пермской губернии таких жертвенных мест принадлежит моему отцу А. Е. Теплоухову.[1] В статье о доисторических жертвенных местах на Урале и он изложил результаты раскопок, произведенных им до 1875-го года в так называемом Гаревском и Ильинском костищах и тогда-же признал их местами, на которых происходили жертвенные пиршества аборигенов нашего края. 
 

ПАМЯТНИКИ ГЕОЛОГИИ ПЕРМСКОГО КРАЯ - ТУТ!

ДОСТОПРИМЕЧАТЕЛЬНОСТИ ПЕРМСКОГО КРАЯ - ТУТ!

ГЕОГРАФИЯ ПЕРМСКОГО КРАЯ - ТУТ!

ПАМЯТНИКИ ПРИРОДЫ ПЕРМСКОГО КРАЯ - ТУТ!

   ПЕЩЕРЫ ПЕРМСКОГО КРАЯ - ТУТ!

  КЛАДЫ ПЕРМСКОГО КРАЯ -  ТУТ!

АНОМАЛЬНЫЕ ЗОНЫ ПЕРМСКОГО КРАЯ - ТУТ!

  
Таких жертвенных мест, представляющих нередко огромное скопление костей домашних и диких животных, откуда произошло и местное названии их - костища, нам, до последнего времени, было известно пять и все они находятся в Пермском уезде, на притоках р. Камы. Только в 1894 г. г. Сергееву удалось открыть в Чаньвенской пещере, на притоке реки Яйвы речке Чаньве, в восточной части Соликамскаго уезда, предметы,[2]несомненно указывающие, что эта пещера также служила некогда жертвенным местом, а в 1895 году, как уже замечено, г. Сергеевым найдено такое место и в Чердынском уезде, на берегу р Колвы. 
Но говоря уже о том, что жертвенные места, подобные Пермским, в других местностях, насколько известно, до сих пор не найдены, места эти представляют, по нашему мнению, выдающийся научный интерес еще и в следующем отношении. В местах, заселенных некогда Пермскою чудью, несмотря на обилие вещественных памятников разного рода, курганов, как известно, не встречается, а также не найдены до настоящего времени нетронутые могилы этого народа. 
Вследствие того громадное большинство предметов, по которым мы можем судить о культурной обстановке Пермской чуди, представляет разрозненные и случайные находки, соотношение между которыми, в большинстве случаев, остается недостаточно выясненным. Исключение в этом отношении представляют пока только жертвенные места, в которых мы находим древности в тех условиях, при которых они попали в землю, и притом в значительном количестве на небольшом, сравнительно, пространстве. Все это дает нам возможность делать известные заключения о культуре народа, оставившего нам эти памятники, а также некоторые хронологические выводы, особенно важные в виду того, что о способе погребения Пермскою чудью своих покойников мы пока можем только догадываться. 
В виду такого значения жертвенных мест, я опишу последние находки С. И. Сергеева на р. Колве с большею подробностью, чем это было бы уместно в другом случае, обратив особое внимание на те предметы, которые могут служить для сравнения жертвенного места на р. Колве с другими памятниками того-же рода. ∼ ∼ ∼ ∼ ∼ 

Приступая к описанию предметов, добытых С. И. Сергеевым на берегу р. Колвы, около д. Подбобыки, я считаю необходимым сказать предварительно несколько слов о положении этого места, а также о том, как велась самая раскопка. Приводимые ниже сведения мне любезно сообщены г. Сергеевым. При общем направлении с севера на юг, р, Колва врезывается около д. Боец, Ныробской волости, в область развития горного известняка, который образует местами, пересекая речную долину, скалистые выступы или так называемые камни. Первый из наиболее значительных выступов этого рода, находящияся на правом берегу реки, несколько выше д. Бойца, носит то-же название и представляет скалистую стену, возвышающуюся на 50—60 метров над уровнем реки. У камня Бойца р. Колва течет с севера на юг, но в расстоянии одной версты по течению круто поворачивает на запад. 
В этом месте, на низменном левом берегу реки, находится другой выход верхнего горного известняка, имевший прежде до 8 метров высоты и носивший название камня Светика и, несколько ниже по течению, еще два обнажения пластов тонкослоистого известняка. Затем, начиная от камня Светика, левый берег Колвы повышается, образуя две береговые террасы, из которых на нижней стоит ближайшая к Светику деревня Подбобыка, той же Ныробской волости. Такой вид имел левый берег Колвы в интересующем нас месте до 1885 года. 

В настоящее-же время, как только что упомянутых выступов, так и самого камня Светика уже не существует, так как с указанного года началась здесь добыча известкового камня к шла так успешно, что г. Сергеев застал на их месте только груды известкового щебня. Уже на третий год добычи камня, убирая щебень около одного из срытых выступов, один местный рабочий нашел под ним несколько бронзовых вещей, которые оказались чудскими идолами. Затем спустя некоторое время, местные крестьяне, копая хрящ, находили около тогоже места разные древние вещи, преимущественно „чудские образки", которые были приобретены одним из местных любителей древности. 
Прибыв в д. Подбобыку и собрав необходимые сведения, г. Сергеев приступил к осмотру местности у камня Светика, а затем и к раскопке, избрав для того место у одного из снесенных выступов известняка. О ходе этих работ г. Сергеев говорит в своем дневнике следующее, „Я повел раскопку от края берега к основанию выхода известняка, снимая пласт щебня от 2-х до 6-ти четвертей; под щебнем обнаружился пласт черной жирной земли, толщиною в несколько вершков. Здесь я вскоре напал на огнище, состоявшее из речной колотой обожженной гальки, перегорелого слоя земли и значительного количества костей и зубов животных, как-то: лошади, коровы, медведи, 

Тут же найдены: череп медведя, два черепа росомахи (?) и челюсть бобра. Вместе с костями животных, найдены костяные и железные наконечники стрел. В соседстве огнища, главным образом, влево от него, (если стать к реке спиной), найдены идолы, литые изображения животных и разные бронзовые вещи“. Место раскопки имело вид развернутого веера или полукруга, основание которого составлял край берега длиной несколько более 5 сажен, при наибольшей ширине в 4 сажени, и доходило до больших камней, составлявших прежде основание срытого выступа. ∼ ∼ ∼ ∼ ∼ 
В упомянутой уже статье, помещенной и III томе „Пермского Края", я описал древности, найденные С. И. Сергеевым при раскопках, произведенных им летом 1893 и 1894 г.г. в Чаньвенской пещере по р. Яйве, в Соликамском уезде, При этом я нашел возможным подразделить все найденные им предметы на четыре группы: Предметы религиозного культа, Украшения, Оружие, Домашняя утварь. 

Изучив внимательно древности, найденные г. Сергеевым в 1895 г. у камня Светика на р. Колве, я не мог не прийти к заключению, что они представляют полную аналогию с находками в Чаньвенской пещере. Поэтому я считаю наиболее удобным описать результаты последней раскопки г. Сергеева в том-же порядке, тем более, что это облегчит сравнение их между собою.[3] Предметы религиозного культа К числу интереснейших предметов, встречающихся между древностями Пермской чуди, принадлежат, как известно, более или менее баснословные фигуры людей и животных, большая часть которых имела, несомненно, религиозное значение. 

Подобные предметы были находимы почти по всей территории, занятой некогда Пермскою чудью, но всегда в незначительном количестве, так что каждая подобная находка представляет известный научный интерес. Г. Сергееву, при его раскопках у камин Светика, посчастливилось найти целый ряд подобных предметов, и в том числе несколько фигур, значительно дополняющих наши сведения в том отношении. Рассматривая в особой статье фигуры баснословных людей и животных, встречающихся в местах обитания Пермской чуди, я выделил особую группу человекообразных идолов, характеризующихся присутствием фигуры мифического животного, которое я назвал ящером, и человеческих фигур с звериными головами, которым придал название драконовидных[4]. 

Последние, или по крайней мере их головы, изображались всегда, насколько было известно, в числе двух, по сторонам человеческой фигуры, фигура-же ящера помещалась всегда в ногах последней, Из этих баснословных животных, изображенными отдельно, был известен только ящер, но г. Сергеев нашел у камня Светика также и отдельные от человеческих фигур изображения драконовидных существ, хотя и с неизбежным ящером под ногами. Таких отдельных изображений драконовидных фигур г. Сергеевым найдено три экземпляра, один из которых изображен на прилагаемой таб. I, рис. 1-м. 
Мифическое существо, нечто в роде человека с лосиной(?) головой, изображено на данном экземпляре очень типично. Чтобы убедиться в том, достаточно сравнить его с такими же фигурами, изображенными на идоле, найденном на Вакинском городище. Соликамского уезда, на котором „драконы″ представляют копию с только что описанной фигуры[5]. таблица I Два другие дракона, найденные вместе с только что описанным, как по размерам, так и по способу изображения, вполне на него похожи и отличаются только в частностях. 
Так, у одного из них (таб. I, рис. 2) руки фигуры, как и на вакинском идоле, изображены о двух пальцах, а у другой (т, I, рис. 3) мы находим весьма типично отлитого ящера, обращенного головой вправо, что показывает, что неясный рисунок под ногами двух других экземпляров представляет то-же животное. 

Все три экземпляра представляют плоские прорезные пластинки, отлитые из желтой меди, причем изображенный на рис. 1 покрыт серо-зеленой, а прочие черной патиной. В только что упомянутой статье моей были о писаны две фигуры фантастического животного, которое я называю ящером: из них одна, изображенная на таб. I, рис. 7-м, найдена у того же камня Светика, а другая на р. Ломоватовке Пермского уезда. Третий экземпляр того-же животного, добытый г. Сергеевым у камня Светика, изображен на прилагаемой таб. I. рис. 5-м. Если сравнить его с изображением и описаниями, данными мною в упомянутой статье, то нельзя не убедиться что в общем тип ящера, очевидно твердо установившийся, передан и в этом экземпляре очень определенно, хотя в частностях есть некоторые уклонения.
 Так, экземпляру г. Сергеева придано, кроме рога на затылке, большое звериное ухо, хвост едва намечен и т. д. Фигура грубо отлита из желтой меди, но сплошь покрыта черной патиной, почему кажется как-бы сделанной из железа. Замечу еще, что если-бы не было на затылке этого экземпляра ящера обращенного вперед рога, то вся фигура, и в особенности его голова, напоминала-бы несколько гиппопотама. Между последними находками г. Сергеева весьма интересен также идол, изобр. на таб. I, рис. 4-м, и на первый взгляд очень похожий на описанные выше драконовидные фигуры. Но при ближайшем рассмотрении можно заметить, что в этом случае человекообразная фигура изображена уже более реально и снабжена головой, похожею на птичью. 

Вследствие того голова „дракона", занимающая то-же место, но уже над головой фигуры, получает как-бы значение головного убора. Под ногами заметен ящер. С этим типом, представляющим, очевидно, переход от простой фигуры драконовидного существа с ящером к типу идола с тем-же животным, мы познакомились в первый раз, рассматривая находки г. Сергеева в Чаньвенской пещере[6], хотя Чаньвенский идол был отлит несравненно грубее. Металл и патина те же, что и у описанных выше фигур. 
По поводу сделанного только что замечания, что голова дракона представляет в упомянутом случае как-бы головной убор центральной фигуры идола, следует упомянуть, что в Пермской губернии было найдено изображение трех человеческих фигур, у которых та же голова, несомненно, является головным убором. Предмет этот найден на городище Гарамиха, Васильевской волости Пермского уезда, и изображен в атласе г. Аспелина на стр. 128[7]. Эта бронзовая пластинка, на которой изображены в профиль, три одинаковые, очевидно, человеческие фигуры. Носы фигуры длинные и на головах изображены, в виде шлемов, головы драконов.

На фигурах надета длинная, расширяющаяся вниз, одежда, из под которой видны ноги, повидимому босые. Все три фигуры обращены в одну сторону, в несколько наклонном положении и, взявшись за руки, как-бы исполняют танец. 
Так как фигуры изображены в длинной одежде, то возможно предположение, что в данном случае мы имели дело с изображением жрецов или шаманов, которые, быть может, носили головные уборы, похожие на головы животных. К типичным человекообразным идолам с драконом и ящером именно к той группе их, которая отличается полным изображением, фигуры идола, принадлежат „чудские образки", помещенные на таб. I, рис. 8 и 9. На первом идол изображен во весь рост и отдельные части лица, лишенного, по обыкновению, выражения, отлиты довольно отчетливо. Второй-же идол отлит весьма неискуссно и человекообразная фигура изображена на нем по пояс или сидячею с поджатыми ногами.— Оба отлиты из желтой меди. Столь-же часто, если не чаще, идолы рассматриваемого типа изображались в виде медальона, при чем на нем намечались, кроме полной фигуры ящера, только человеческое лицо и две головы драконов. 

К таким медальонам принадлежит образок, изображенный на таб. I, рис. 11-й. Очень интересно, что этот идол представляет, во всех своих частях, точную копию с найденного в Соликамском уезде, на Калинском городище, Тиминской волости и изображенного в моей статье о чудских идолах (таб. III, рис. 2), так что помещенное там описание подходит и к данному экземпляру. Металл — желтая медь, патина темно-зеленая. Наконец, из найденных г. Сергеевым идолов особый интерес представляет для нас еще чудской образок, изобр. на таб. I, рис. 7-м Образок этот отличается от всех других, попадавшихся раньше, прежде всего, тем, что здесь изображены во весь рост две человеческие фигуры, из которых правая, несомненно, мужская. Фигуры изображены с сложенными на животе руками и с слившимися головами. Затем их сопровождает только одна драконовидная фигура, исполненная впрочем очень не отчетливо, так что можно предположить что другой дракон при отливке не вышел. 
Наконец, ящер обращен головой влево, между тем как ему дано во всех прочих случаях противоположное положение. Идол из желтой меди, патина темно-зеленая. Описанный только что идол интересен еще в том отношении, что им подтверждается существование у Пермской чуди идолов с драконами и ящером, представляющих две человеческие фигуры. В упомянутой выше статье моей о чудских идолах я пришел к заключению, что идолы названного типа представляют только метаморфоз птицевидных идолов, при чем должен был однако же заметить, что идолов данного типа с двумя фигурами, которые соответствовали-бы птицевидным с двумя головами, еще не найдено. 
Очевидно, что описанный только что идол пополняет этот пробел и тем отчасти подкрепляет только что упомянутое заключение[8]. Кроме описанных предметов, г. Сергиевым найдено еще три изображения животных, о которых можно сказать, что хотя они не представляют идолов, но, по всей вероятности, также имели место в религиозном культе Пермской чуди.

В числе их всего интереснее фигура земноводного, из породы лягушек (таб. I, рис. 6), которая, судя по коротким задним ногам, должна изображать собою жабу. Известно, что жаба играла и играет важную роль в суевериях различных народов и потому весьма возможно, что Пермская чудь также придавала ей какое-нибудь особое значение. 
Насколько мне известно, подобное-же хотя более крупное и отчетливо выполненное изображение жабы было найдено только еще один раз на рч. Вельве, в Ошибской волости Соликамского уезда[9].

Найденный г. Сергеевым экземпляр представляет плоскую, во всех своих частях одинаково, толстую пластинку, отлитую весьма грубо. Металл светло-зеленый, золотистый сплав, патина цветом походит на графит. Затем найдена фигура, изображенная на таб. I, рис. 10-м и представляющая, как кажется, растянутую медвежью шкуру. Фигура несомненно литая из той- же желтой меди (патина темно-серая, с красноватым отливом), но представляет выпуклую пластинку, как бы штампованную из медного листа. Третья фигура изображена на таб. II, рис. 9-м и вполне аналогична предыдущей. 
Поэтому, если последняя представляет шкуру медведя, то первая изображает, вероятно, шкуру какого-нибудь зверька, вроде куницы или соболя. Металл и патина те-же. 

Украшения
 К предметам, служившим чуди, по всей вероятности, украшением костюма и вообще своей наружности, следует отнести из находок у камня Светика несколько привесок, бус и бляшек. Из них г. Сергеевым найдено: 
а) Прекрасно сохранившаяся сассанидская серебряная монета царя Хозроя II, служившая привеской, на что указывает пробитая на краю дырочка. 
 Найдена вместе с бронзовым наконечником стрелы, железным дротиком и пр. в набитых землей разселинах крупных камней, служивших основанием срытого выступа известняка. 
б) Круглая привеска из расплющенной сассанидской монеты, что видно по остаткам изображения жертвенника. 
в) Кружок из тонкого, плохого серебра, 2½ сант. в диаметре; на двух противоположных краях дырочки. 
г) Крупная, около 7 сант. в диам., круглая привеска, грубой работы. Отлита из желтой меди и покрыта черной сталевидною патиной. На краю ручка в 2 сант. дл., с дырочкой для привешивания. Толщина привески около 2 милл. Передняя ее сторона покрыта, кроме возвышенного края, пятью ребровидными концентрическими возвышениями. 
д) Обломок (половина?) привески, состоящей из очень тонкой серебряной пластинки полукруглой формы, на поверхности которой выдавлено чеканом три группы продолговатых возвышений по три в каждой. К числу предметов, особенно характерных для чудских жертвенных мест, или так называемых костищ, встречающихся в Пермском уезде, относятся стеклянные позолоченные бусы. Бусы этого рода состоят из стеклянного ядра, на которое накладывалось листовое золото, и слоя белого стекла поверх последнего, почему некоторые из этих бус сохраняют свой золотистый блеск до настоящего времени. Таких золотистых бус найдено г. Сергеевым у камня Светика два экземпляра. 
е) один из них, изображенный на таб. II, рис 12, принадлежит к числу крупных бус этого рода. Верхний слой стекла на ней большею частью разрушился, но под оставшейся частью его прекрасно видна позолота. 
ж) Другая, двойная буса средних размеров (таб. II, рис. 11) сохранилась гораздо хуже, так как осталось одно бороздатое ядро ее. В Пермских костищах такие двойные бусы встречаются очень часто. Из бронзовых предметов, служивших украшениями, найдены бляшки, несколько пуговиц, и т. п. предметов. 
з) На таб. II, рис. 7-м изображена одна из наиболее интересных находок этого рода. Это бронзовая бляха овальной формы, имеющая на двух концах овальные-же прорези. Края последних, как и края самой бляхи, украшенные валиком с насечками и, кроме того, на поверхности ее находятся два ряда выпуклин, напоминающие шляпки вбитых гвоздей. Сверх того по краям возвышаются на 2 милл., в ровном друг от друга разстоянии, шесть шпеньков, из которых пять оканчиваются широкими шляпками, шестой-же, находящийся на краю одного из прорезов, отогнут к наружи. По всей вероятности, сквозь прорези продевался ремень и в таком случае этот предмет мог служить пряжкою. Бляха отлита из желтого золотистого сплава и сплошь покрыта серо-зеленой патиной. 
и) Затем интересна бронзовая бляшка, имеющая вид кружка из листовой меди, до 2 милл. толщ., и около 4 сант. в диаметре. На задней поверхности ее припаяны, вблизи противоположных краев, два ушка, через которые мог продеваться ремень. Передняя сторона кружка гладкая, так что бляшка напоминает собою пуговицу с двумя ушками. Патина, покрывающая весь кружок темно-зеленая. Кроме того, найдены еще два таких-же плоских кружка, один около 4-х, а другой около 3-х сант. в диаметре, но сделанных из более тонкой листовой меди. Оба имеют на двух противоположных краях, вместо ушков, дырочки. 
 Сюда-же следует отнести круглую, выпуклую и, сообразно тому, снизу погнутую, бляшку в виде пуговицы, весьма похожую на найденную в Чаньвенской пещере[10]. Сверху бляшка гладкая и украшена двумя валиками, из которых один, гладкий, окружает ее несколько выдавшуюся средину, а другой, рубчатый, окаймляет ее по краям. Бляшка имеет не много более двух сант. в диаметре и отличается от найденной в Чаньвенской пещере тем, что сзади она снабжена, для прикрепления, не шпеньком, а припаянной к краям пластинкой в 8 милл. шириною. Металл светло желтый, блестящий; патина темно-серая. 
Наконец, к числу украшений принадлежит, вероятно, и ряд предметов, добытых С. И. Сергеевым при раскопках у камня Светика, назначение которых, однако же довольно загадочно. Это род круглых или овальных, более или менее выпуклых, бронзовых бляшек, которые, но тонкости своих стенок, могли бы быть названы скорлупками. Наиболее интересные из них изображены на прилагаемой таб. II, на рис. 2 — 5. 
Таблица II Две из этих бляшек (рис. 3) имеют вид очень плоской чашечки от 4,1 до 4,7 сант. в диаметре, при глубине около 1 сант., при чем стенки меньшей из них имеют не более 1 милл. толщины, а стенки другой еще тоньше. Внутренняя сторона чашечки, более или менее окислилась, но наружная имеет черный цвет и как-бы полирована, почему сильно лоснится и кажется покрытою лаком. Около края, на двух противоположных сторонах находятся рядом по две дырочки, до 2 милл. в диаметре, как-бы предназначенные для подвешивания. Кроме того, у одной из них (см. рис.) находятся две такие же дырочки на дне. У третьей бляшки, несколько меньшей предыдущих и очень плоской, находятся на двух противоположных краях, только по одной дырочке. 
Еще интереснее обломок предмета, по толщине стенок и патине совершенно похожего на первые две бляшки и изображенного на рис. 2-м. Повидимому, это была первоначально овальная, несколько выпуклая бляха, которая была разломана еще владельцами ее на две половины, по крайней мере можно думать, что уже после того была нацарапана на ней фигура, в которой нельзя не узнать медведя. 
Принимая во внимание очень твердый металл, следует признать, что чертивший эту фигуру имел твердую руку и не лишен был известного уменья. Толщина бляхи во всех частях равномерная; дугообразный край ее тщательно закруглен. Точно также сильно обтерты, но крайней мере, с верхней стороны, и края овального отверстия внизу фигуры медведя. Рис. 4-й представляет бляшку того-же рода, один край которой несколько срезан и снабжен двумя дырочками. 
Подобных бляшек найдено три экземпляра и, кроме того еще шесть обломков таких же бляшек, по которым видно, что дырочки пробивались на них без определенного порядка и нередко по две и по три рядом. Что касается до назначения этих предметов, то, принимая по внимание тщательную полировку их наружной поверхности и расположенные в разных частях их дырочки, можно думать, что они прикреплялись на отдельные выпуклины какой нибудь поверхности. Такою поверхностью могла быть напр. наружная поверхность щита, хотя нельзя не заметить, что для последней цели они должны были быть, вследствие тонкости своей и хрупкости металла, весьма непрочными. 
Описанные только что бляшки с такими стенками могли-бы считаться предметом совершенно нового типа, если-бы в Гаревском костище не был уже найден обломок такой-же бляшки. Последний представляет несколько выпуклый кусок бронзового листа, и 1 милл. толщины, на краю которого пробита дырочка. 
Длина куска около 5 сант., ширина до сант., обломок имеет несколько красноватый отлив[11]. 
 

Оружие 
Из предметов, вырытых г. Сергеевым у камня Светика, к этой группе принадлежат костяные и железные наконечники стрел, бронзовый наконечник и несколько железных наконечников копий или дротиков. Костяных наконечников стрел, более или менее сохранившихся, найдено до 30 штук. Все они отличаются довольно крупными размерами и разнообразием формы, но принадлежат к тем-же типам, с которыми мы уже знакомы по находкам в Чаньвенской пещере, и костищах Пермского уезда. 
К особенностям костяных наконечников, найденных у камня Светика, следует отнести, прежде всего, то обстоятельство, что большинство их снабжено на одной из граней, а иногда и на двух, продольными желобками, имевшими, очевидно, целию уменьшить сопротивление, встречаемое стрелою при ударе в цель. Так как материалом для изготовление костяных стрелок служили, как обыкновенно, трубчатые кости жвачных животных, то стрела вырабатывалась, большею частию, так, что желобком служила внутренняя поверхность кости. Кроме того, на некоторых стрелках встречаются также продольные желобки (таб. II. рис. 6), искусственно вырезанные на противоположной естественному желобку стороне. Из 30 экземпляров 24 оказались желобчатыми, и в том числе 4 экземпляра с двойными желобками. Вообще все костяные наконечники стрел, найденные до сих пор в бассейне р. Камы, можно подразделить на наконечники с ромбическою треугольною и прямоугольною площадью сечения в средине стрелки. 
Под это подразделение подходят, если не обращать внимание на желобки и срезанные иногда ребра стрелки, и наконечники, найденные у камня Светика. Стрелок с очертанием сечения, подходящих к ромбическому, найдено г. Сергеевым всего более, а именно около 20 штук, но далеко не у всех этот признак выражен с достаточною ясностью, так как вследствие присутствия желобка, большая часть двух граней, как и соответствующее им ребро, часто отсутствуют. Кроме того, чтобы сделать наконечник еще более тонким, верхнее ребро его, нередко, срезывалось, так что можно наблюдать переход ромбического очертания в треугольное и даже полукруглое. Вообще-же все стрелки этого типа снабжены боковыми тупыми углами, находящимися на нижней трети длины наконечника и потому принадлежат, если сравнивать их с наконечниками из костищ Пермского уезда, к третьей группе, установленной моим отцом в упомянутой выше статье. 
Подбобыкинские костяные наконечники с ромбическим очертанием колеблются между 10 и 17 сант. длины и 1 до 2,5 сант. ширины, при чем большинство приближается к последнему размеру. Из наконечников с треугольным очертанием только один отличается отсутствием продольного желобка, а у трех экземпляров имеется, кроме естественного, еще и искусственный. Кроме того, три наконечника снабжены, приблизительно в средине своей длины, двумя боковыми желобами, так что они, если не обращать внимание на желобки, вполне подходят к форме наконечников, найденных в Чаньвенской пещере, Соликамского уезда.[12] 
К ним принадлежит также и своеобразный наконечник, изображенный на таб. II, рис. 6-м. Наконец, к третьей группе, характеризующейся сечением в виде прямоугольника, принадлежит один наконечник, имеющий около 8,5 сант. дл., при широте до 0,9 сант. Начиная от боковых углов, которые приходятся несколько ниже средины, ребра наконечника сняты, очевидно для более удобного закрепления его в древке. Кроме описанных, г. Сергеевым вырыт еще костяной предмет, похожий на первый взгляд на наконечник стрелы, но имевший, повидимому, другое назначение. 
Длина его около 15,. сант., при чем, в 10 сантиметров от переднего конца он расширяется до 2 сант. и снабжен здесь с одной стороны крепким зубцом (жалом), доходящим почти до его средины. Разрез наконечника в передней части ромбоидальный, при чем ребро его, снабженное зубцом, сильно вытянуто и тщательно заострено. Ниже зубца наконечник закруглен, а задний конец его, на дл. 3 сант. тщательно обструган, очевидно, для более удобного укрепление в дереве. Повидимому, тот наконечник представляет острогу, или точнее, часть остроги, так как таких наконечников вставлялось в древко, вероятно, по несколько штук. Вообще-же о всех костяных наконечниках, добытых г. Сергеевых вблизи д. Подбобыки, следует заметить, что они с немногими исключениями, сохранились очень хорошо. 
Так напр. только что описанный наконечник остроги представляется настолько крепких и гладким, что мог-бы быть употреблен в дело и в настоящее время. Из железных наконечников стрел большинство (5 экз.) имеет копьевидное очертание и довольно крупные размеры: длина их колеблется между 7,5 и 11 сант., при ширине от 2 до 2,5 сант. 
Пластинки этих наконечников довольно тонкие и только у двух замечается по средине небольшое продольное возвышение. Напротив того стержни сильно разлиты, так что боковые углы приходятся почти посредине наконечника. К той-же группе принадлежит по очертанию еще один наконечник, отличающийся, однако же, от прочих тем, что он снабжен втулкой, загнутой из расплющенного, предварительно, стержня. Длина этого наконечника до 9,5 сант., при чем на втулку приходится до 3,5 сант. 
Подобные наконечники со втулкой найдены, между прочим, в Ильинском костище. Кроме того, к той-же копьевидной форме приближается наконечник, изображенный на таб. ІІ. рис. 1-м, хотя выступающие на краях его пластинки добавочные боковые углы придают ему своеобразный вид. Затем, к плоским наконечникам принадлежит еще один ланцетовидный, 9 сант. дл. и 1,8 сант. шир., и наконечник с жалами, имеющий треугольную пластинку в 5 сант. дл. в 2,7 сант. ширины и крепкий стержень до 5,5 сант. длиною. 
Весьма интересны далее три наконечника, имеющие трехгранную головку, из которых один изображен на таб. ІI рис. 13. Длина этих наконечников от 8 до 6 сант.. при чем на стержень, отделенный у двух из них от головки особым уступом, приходится от 2,5 до до 3,5 сент. 
Два из них представляют на гранях лишь продольные вдавления, между тем как у изображенной на нашей таблице, в давление эти так глубоки, что находящиеся между ними ребра выступают над осью наконечника почти на целый сантиметр[13]. К железным наконечникам стрел следует причислить еще три предмета, имеющие вид гвоздей от 5 до 10 сант. длиною, при толщине в средней части около 0,5 сант. 
На назначение их служить наконечниками стрел указывают находящиеся на заднем конце их втулки около 1 сант. шириною, которыми они насаживались на древко: на одном из них сохранился даже гвоздик, которым втулка прикреплялась к древку. Наконец, сюда же принадлежит, вероятно, гвоздевидный четырехгранный стержень около 10 сант. дл., задний конец которого приплюснут и потому мог также вставляться в древко стрелы. Что касается до железных наконечников, которые мы считаем наконечниками копий или дротиков, то они совершенно похожи на описанный уже копьевидный наконечник стрелы со втулкой, но отличаются от него гораздо большими размерами. 
Все три наконечника почти равной величины: длина их от 12 — 13 сант., при чем на снабженную толстыми стенками втулку приходятся от 6,5 до 9 сант. Кроме того, последняя имеет в начале до 2 сант. ширины, что также указывает, что эти предметы едва-ли могли служить наконечниками стрел. Заканчивая описание предметов, принадлежащих к вооружению, необходимо сказать несколько слов о замечательном бронзовом наконечнике стрелы, изображенном на таб. II, рис. 8-м. 
В настоящем своем виде он имеет 6 сант. в длину, по, повидимому, конец его сточен и закруглен, что сделано прежде, чем он попал в землю, так как весь наконечник покрыт равномерно серо-зеленым окислом. Крепкая втулка этого наконечника продолжается на одной из его сторон в виде тупого ребра, которое сопровождается по бокам довольно глубокими желобками. Наконечник отлит из одного металла с описанной выше бляхой (таб. II, рис. 7) и покрыт тою-же серо-зеленой патиной. 

 
Домашняя утварь 
В коллекции г. Сергеева, добытой при раскопке у камня Светика, находится также шт. 10-ть черепков глиняной посуды, густо украшенных узорами. К сожалению, черепки эти очень не велики, так что составить себе по ним полное понятие о сосудах, к которым они принадлежали, довольно трудно. Тем не менее, в виду большого сходства из узоров с украшениями чудской глиняной посуды, известной из других мест, есть возможность восстановить характерные признаки и этих сосудов. 
Так, по указанному только что сходству, а также по некоторой кривизне краевых черепков, можно предположить, что подбобыкинские сосуды имели подобно чаньвенским, вид горшков с несколько суженным горлышком и потому более или менее отогнутыми к наружи краями. 
Последние или просто срезывались, или же украшались, подобно суженной части сосуда, узором. Сколько можно судить по кривизне некоторых из описываемых черепков, подбобыкинские сосуды подходили к чаньвенским и по величине, так как, если продолжить на бумаге кривизну двух более крупных черепков, то диаметр отверстия сосуда получается в одном случае в 18,5, а в другом в 28 сантим. 
При этом толщина красного черепка первого сосуда достигала 0,5, а у второго до 0,7 сант.; кроме того, второй сосуд украшен более крупными узорами. Сосуды были приготовлены, повидимому, при помощи какого нибудь приспособления, в роде гончарного круга, из слоистой темной, почти черной глины. При этом, как и у чаньвенских сосудов, некоторые черепки покрыты снаружи слоем желтой глины, так что на изломе ясно видно два слоя: внутренний толстый слой черного цвета и наружный, более тонкий — желтого. 
Подобное различие в окраске внутренних и наружных слоев в стенках сосудов могло-бы подать повод думать, что такие сосуды обжигались с внутренней стороны напр. при помощи помещения в них раскаленных углей. Но что это не так, видно по одному черепку, который сломан по глубокой цилиндрической ямке проходящей почти через всю толщину стенки сосуда и сделанной, очевидно, уже после обмазки сосуда желтой глиной: стенки этой ямки, хотя и проникают через черный слой глины, но того же желтого цвета, как и наружная сторона сосуда. 
Во всяком случае, если рассматриваемые сосуды и обжигались, то в очень слабой степени и, повидимому, далеко не все. Обычной примеси измельченных раковин в сосудах, найденных около д. Подбобыки, не наблюдается. Зато на некоторых из них видны на наружной стороне, хотя и в очень незначительном количестве, блестки и точки золотистого цвета, представляющие, повидимому, кусочки серного колчедана. 
В виду незначительного числа черепков нельзя, конечно, утверждать, что эти кусочки попали в глину не случайно. Не подлежит однако сомнению, что серный колчедан мог служить таким-же украшением стенок необожженных сосудов, как и раковинная мелочь. В противоположность чаньвенским сосудам, подбобыкинские были богато украшены узорами. По крайней мере, наружная сторона всех краевых черепков из последней местности почти сплошь покрыта бороздками. ямками и пр. 
Орудиями для наведения этих узоров служили, как и в других случаях: заостренные разным образом палочки, гребневидные лопаточки и скрученный шнурок. Первыми выдавлялись отдельные или двойные ямки, а вторыми ряды ямок или бороздки, пересеченные узкими перегородками. 
Наконец, шнуром наводится известный веревчатый орнамент. Тот или другой из этих узоров наносился горизонтальными рядами или поясами, проходившими более или менее параллельно друг к другу кругом всего сосуда.
 Так, изображаемый на прилагаемой таб. II рис. 10 черепок принадлежит сосуду, который был украшен следующим образом: верхний, несколько скошенный, край был покрыт поперечными бороздками, под которым шел ряд глубоких цилиндрических ямок. Затем следовал двойной веревчатый поясок, род двойных ямок, опять двойной веревочный поясок и т. д. Большинство упомянутых узоров встречается также и на чудской посуде из других мест. Исключение из этого составляют только что упомянутые глубокие цилиндрические ямки (см. рис.), которые представляют характерную особенность подбобыкинских черепков, почему об этих ямках следует сказать еще несколько слов.
 Для получения таких ямок употреблялось, очевидно, цилиндрическая палочка с закругленным концом, которая втыкалась в сырые еще стенки сосуда настолько глубоко, что проходила почти насквозь. 
Вследствие того, на внутренней поверхности сосуда, каждой ямке, сделанный такою палочкой, соответствует большая плоская выпуклина, на первый взгляд несоразмерно большая в сравнении с диаметром палочки. Но смотря на то, что все подбобыкинские черепки, за исключением одного, украшены такими цилиндрическими ямками, черепки с этими украшениями найдены в Пермской губернии- насколько мне известно, только еще на Кудымкорском городище Соликамского уезда. Но любопытно, что судя по рисункам проф.
 Аспелина,[14] точно такими же ямками украшены сосуды, найденные в знаменитом Ананьевском могильнике, вблизи г. Елабуги, на которых встречается впрочем, и веревчатый орнамент. ∼ ∼ ∼ ∼ ∼ 
Закончив, таким образом, рассмотрение предметов, найденных С. И. Сергеевым на реке Колве, у камня Светика, мне остается высказать еще несколько общих замечаний, как о самом местонахождении, так и о некоторых из собранных на нем древностях. Выше я выразил мнение, что при рассмотрении описанных предметов нельзя не прийти к заключению, что мы имеем здесь дело с жертвенным местом Пермской чуди.
 Действительно, сравнив находки у камня Светика с сделанными ранее в Чаньвенской пещере, а также с предметами, найденными в костищах Пермского уезда, мы увидим, что они принадлежит не только к одним и тем же группам, но и, в большинстве случаев, вполне аналогичны между собою. 
Это обстоятельство заслуживает тем большего внимания, что указанными группами далеко не исчерпываются все типы древностей, оставленных нам Пермской чудью. Так между предметами, найденными у камня Светика, а также на других жертвенных местах, совершенно отсутствует огромная группа шумящих бронзовых привесок, находимых на городищах и селищах чуди, хотя в одновременном существовании последних, по крайней мере, с некоторыми жертвенными местами, теперь уже нельзя сомневаться. 
Уже это обстоятельство показывает, что места, которые мы считаем жертвенными, не могли быть местами простых поселений чуди, так как в таком случае, находимые на них предметы принадлежали-бы к более разнообразным типам. 
Что касается местоположения жертвенного места у камня Светика, то нельзя не обратить внимания на то, что оно помещалось на низком берегу реки, только в нескольких саженях от воды. Можно, конечно, предполагать, что р. Колва имела во времена существования жертвенного места несколько иное течение и потому площадь его была, быть может, значительно больше. Но и в таком случае следует думать, что жертвенное место могло затопляться весеннею водой, почему чудь имела, вероятно, какие нибудь особые причины собираться на свои религиозные торжества, именно в этом месте. Возможно впрочем, что ее привлекал сюда самый камень Светик, в котором, по собранным г. Сергеевым сведениям, была пещера в рост человека и саженей 1.5 глубиною, имевшая быть может, какое-либо значение при жертвоприношениях, так как в ней были сделаны, по слухам, какие-то находки. 
Во всяком случае, несомненно, что г. Сергеев застал у камня Светика только остатки существовавшего здесь некогда жертвенного места. Нахождение некоторых предметов в речном хряще показывает, что значительная, если не большая часть его была размыта весенними разливами рек, а при добыче известкового камня не мало пострадала, конечно, и остальная часть жертвенного места. 
Но если во всех, известных нам до сих пор случаях, находимые на жертвенных местах древности принадлежат к известным, определенным группам, то последние представлены, в том или другом случае, далеко не одинаковым образом. В этом отношении жертвенное место, находившееся у камня Светика, отличается от прочих замечательным обилием идолов и вообще предметов религиозного культа, хотя можно предполагать, что значительная часть этих предметов утратилась. Тем не менее, по имеющимся у меня сведениям, у камня Светика было найдено, вместе с описанными выше, следующее число изображений людей и животных:[15] Идолов с драконами и ящером, с одной человеческой фигурой — 8 экземпляров, с двумя 1 экз. и с тремя человеческими фигурами—2 зкз., отдельных изображений драконовидных существ 3 экз. и ящера -4 экз., изображений животных, не имеющих фантастического характера, 4 экземпляра. 
Таким образом, на пространстве нескольких десятков квадратных сажен, представляющих остаток жертвенного места, найдено 22 предмета, имевших для чуди религиозное значение. Такое обилие идолов и т. п. фигур невольно вызывает вопрос, почему они были оставлены их владельцами на жертвенном месте, так как предполагать, что они были утеряны случайно, в этом случае едва-ли возможно. 
Чтобы выяснить это обстоятельство, мы обратимся к религиозному культу финнов Угорской группы, с которым, как я старался показать при другом случае, религиозные верования Пермской чуди имели наибольшее сходство. В шестидесятых годах, известный путешественник д-р Финш посетил капище остяцкого божества Ортика, находившееся на низовьях р. Оби и сообщил об нем в описании своего путешествие[16] весьма интересные сведения. По его словам, главный идол, состоявший из мумиевидной связки и украшенный серебренными тарелками, помещался в ивовой рощи и был окружен развешенными на соседних деревьях саблями, стеклами, мешочками, рыбьими головами и хвостами и пр. Кроме того, тут же было расставлено до 80 деревянных идолов, длиною до 4-х футов и более, представлявших простые поленья, на верхней части которых было грубо вырезано человеческое лицо. 
По объяснению бывших с Финшем остяков, как сабли и другие предметы, развешанные по деревьям, так и только что упомянутые деревянные идолы представляли приношение верующих, что подтвердилось и тем, что остяки, нисколько не затруднившись, продали д-ру Финшу четыре экземпляра этих изображений. Последнее, конечно, не случилось-бы, если-бы деревянные идолы служили предметом поклонения, почему г. Финш сравнивает их с сделанными из серебра, воска и пр. ногами и руками, которые принято в некоторых христианских странах жертвовать в церковь, в благодарность за полученное исцеление. 
С другой стороны, в одном местном издании[17] я нахожу заметку, что в конце прошлого столетия Вологодский губернатор Мельгунов отыскал у Зырян и представил Императрице Екатерине II медных идолов, изображавших, большею частию, зверей: соболей, лисиц и пр. При этом он однако же объяснил, что, по уверению Зырян, эти идолы не зырянские, а вогульские, и даже не божества их, а жертвы, отливаемые из меди для приношения богам. Из приведенных справок видно, что у Остяков и Вогулов существовал еще в новейшее время обычай в силу которого они приносили в дар божествам изображение людей и животных, имевших значение символических жертв. 
Поэтому можно думать, что и „чудские образки", найденные г. Сергеевым у камня Светика, представляют ничто иное, как особый род приношений божеству, хотя те-же образки, несомненно, носились Пермскою чудью, или по крайней мере ее шаманами, на костюме.[18] Последнее подтверждается тем обстоятельством, что все чудские идолы приспособлены к укреплению на какую-либо поверхность, а вытертые от долгого употребление прорези, ушки и пр. показывают, что эти предметы, действительно, носились в течение более или менее продолжительного времени. 
Поэтому следует предполагать, что если чудские образки и приносились иногда в жертву, то по какому нибудь особому случаю, как напр. вследствие данного обета, главное-же их назначение было другое. Гораздо вероятнее, что специальное назначение—служить жертвой богам—придавалась большей части изображений животных, также попадающихся между находками в жертвенных местах, но не представляющих в своем исполнении ничего фантастического. 
К таким изображениям принадлежит найденная в Чаньвенской пещере грубая фигура лошади,[19] а также оказавшееся между находками у камня Светика изображение жабы и некот. другие предметы. 
Весьма вероятно, что в случае неимения жертвенного животного, признавалось достаточным принести в жертву его изображение, или даже только изображение его шкуры. На последние указывают, повидимому, найденная г. Сергеевым у Светика фигура, изображающая шкуру медведя и другой предмет представляющий, может быть, шкурку соболя. В заключение, как на счастливую находку, следует указать на сассанидскую монету царя Хозроя II, найденную г. Сергеевым у камня Светика, в одном месте с бронзовым наконечником стрелы и другими предметами. 
Как известно, Хозрой II царствовал с 591 по 628 г. по Р. X., из чего можно заключить с полною достоверностию, что жертвенное место у камня Светика существовало уже в VII столетии нашего летосчисления. 

 

 РЕКА КОЛВА

Начинается Колва с Колвинского Камня (772 м) — большого горного кряжа, который является частью Западно-Уральских увалов. Верховья реки пустынны и не обжиты людьми. Самая дальняя деревенька на Колве — Дий, пристанище старообрядцев-раскольников и та, на сегодняшний день, заброшена.

Верховья Колвы — это Мекка для рыбаков и охотников. В силу своей труднодоступности этот район до сих пор богат рыбой (европейский хариус, таймень, щука), а его окрестности животными.

На Верхней Колве даже в январе, в период, который среди местных рыбаков считается самым «мертвым сезоном» и глухозимьем, ловят хариуса. Недаром, само  название реки переводится с мансийского как «рыбная река» — «кол-ва». Вообще, добраться до верховьем Колвы можно тремя способами: подняться по самой реке на моторной лодке, пройти пешком через Свердловскую область и Главный Уральских Хребет, и, последний, самый приятный и, конечно же, дорогой — на вертолете.

  

Река Колва и гора Полюд: вечные спутники                                                                                                                        

  

Но это не значит, что желающим побывать на Колве надо про нее забыть. Эта река довольно большая и длинная — более 450 км в длину. Площадь ее водосбора составляет 13,5 тысяч квадратных километров! А это значит, что «самодеятельные» туристы могут начать сплав по реке с ее среднего течения и нисколько в этом не проиграют. В своем среднем течении река более богата на поселки и деревни и уже больше подходит для водного туристического сплава. На пути туристов, сплавляющихся по Колве, будут стоять населенные пункты с многовековой историей, богатой на события и факты: Искор (он находится не на самой Колве, но «радиалку» можно сделать), древнее городище Искора и Узкая Улочка, Бигичи, Покча, Вильгорт, Камгорт, сам город Чердынь и др. Как уже говорилось выше, практически в каждом из этих поселков или деревень можно полюбоваться на шедевры деревянного и каменного зодчества. В Бигичах до сих пор стоит (правда, в плачевном состоянии) деревянная церковь, которая, как говорят, сделана без единого металлического гвоздя. В Искоре можно полюбоваться на церковь Рождества Христова (построенную в 1783 г.), в Покче интересно будет посетить каменную Благовещенскую церковь, а также посмотреть на жилые и хозяйственные постройки местных купцов, которые жили здесь когда-то.

 

 

НАРОД ЧУДЬ

Есть легенды о чудских народах, как о древних и искусных рудокопах, в чем-то похожих на гномов, обитавших в штольнях и шахтах европейских гор. Отголоски таких преданий сохранились, например, в Сарманово (Татарстан), где был старинный медный рудник. Таких же легенд много в Кировской области, где обнаружены могильники и городища чудского народа!
Есть легенды о чуди и у марийского народа – очень распространена легенда о том, как в древности сами мари уходили в подземелья и пещеры и подрубали столбы, удерживающие землю, после этого ходы в таинственные подземелья закрывались навечно. Сами марийцы ассоциируют эти легенды со своими предками, вероятно, что древняя чудь (как и меря) сыграли свою роль в этногенезе марийского народа. 
Если вспомнить загадочную Овду, то в каждом втором случае – живет Овда либо в пещере, либо в землянке, роста невысокого, обычно прячется от людей, а потом ушла далеко на Север. 
Ушёл в скальное подземелье и легендарный князь Чембулат, о чем гласит древний памятник и святилище на Немде (приток Пижмы и Вятки).

Огромное количество легенд про чудь сохранилось на Урале, про это будет упомянуто в статьях про аномальные зоны Башкирии, Пермского края, Свердловской и Челябинской областей, отдельно расскажем и про эти легенды.
В данной статье будет рассказано про следы чудского народа на Вятской земле (Кировская область). В этом краю (и вокруг него) множество упоминаний про чудь – вспомним, например, загадочную Бум-гору, куда по легендам ушло чудское племя!
Ведь до сих пор спорят, где же это место находится???

                                                            Чудь уходит под землю (Н. Рерих)                                           

ЧУДСКИЙ НАРОД
  Чудь - собирательное название ряда финно-угорских племён и народов. Иногда так называют мифологический персонаж, близкий по значению к слову "леший" (встречается в фольклоре, в том числе и у коми и у саамов).
  В зависимости исторической хронологии и от территории использования значение слова несколько отличается:
  в "Повести временных лет" (859 год), Нестор сообщает, что
  "варяги из заморья обложили данью чудь, словен, мерю и кривичей, а хазары - с полян, северян, вятичей, брали дань по серебряной монете и веверице (по белке) с дыма)"; здесь существует различие между меря и чудью; за 882 год, когда Олег "отправился в поход и взял с собой много воинов: варягов, чуди, словен, мерян, весь и кривичей и пришёл к Смоленску и взял город"; здесь различие в том, что, в том числе, упоминается и весь; в 1030 Ярослав I Мудрый предпринял поход на чудь, "и победил их, и поставил город Юрьев"), здесь чудь вероятно - эсты;
  из летописных источников также известно, что знатные представители чуди жили в Новгороде (Чудинцева улица) и Киеве (двор Чудин, куда переселил "лучших мужей" из кривичей, вятичей, новгородцев и чуди в 982 году Владимир Красное Солнышко);
  вятский летописец сообщает, что новгородцы на реке Чепец, по которой они спустились к Вятке, нашли два народа - чудь и остяков;
  в конце XIX века историком C. М. Соловьёвым на IV археологическом съезде было высказано, предположение, что чудью, о которой упоминает "Повесть временных лет" в рассказе о призвании Рюрика, следует считать водь - жителей Водской пятины Земли Новгородской, потомки которых проживали в то время в Нарвском уезде (см. "Нарова (народность)"), их тогда в быту называли чудью. Официально же в Российской империи до 1917 года чудью именовались вепсы.
  у удмуртов есть родовые наименования Чудъя (Шудья), Чудна; 
коми, так называли своих ещё некрещённых предков.
  
                                                                           Загадочный народ  - Чудь                                                                                                

ЧУДЬ-ВОДЬ
  Ухвачусь за фразу, что Чудью называли народ Водь живший к северо-западу от Новгорода. Отсюда уже вырисовыватся связь с Вяткой и первыми пришельцами в неё со стороны Новгорода. Собственно, чудь-водь была одной из составляющих населения Новгорода и Вятки. Действительно, что это за народ, который был расселен на значительной территории (от Новгорода до Оби, центр - Вятка), но бесследно исчез как раз в то время, когда эти края прихватила Московия? Напомню, археологи связывают Чудь с городищами-карами (Кар в названии), к которым можно отнести наши Кошкар и Карино (татары на Вятке). Так что связи с казачеством прослеживаются.
  
      В языках коми и удмуртов некоторые исследователи видят ираноязычное влияние, которое связывают с народом Чудь, жившим среди указанных народов до 15в. легендарная Чудь жила и на Вятке.

 

СЕВЕРНЫЕ ПРЕДАНИЯ
О связях Сысолы и Вятки. 
На Сысоле (приток Вычегды со стороны Вятки) есть городища с названиями Кариил (Кара-иль?), Вотча (Вотка?) и Гуль-Чунь ("Чертов палец" на языке Коми) содержащих новгородские находки 13-14 в. По легендам в них жила Чудь. "Чудское городище" упомянуто в Вымско-Вычегодской летописи. Выходит, под Чудью можно понимать новгородо-вятское население, существовавшее до покорения Москвой Вятки и сопредельных с ней территорий. Выходцы с Сысолы могли получить прозвища-фамилии Сысолятин и Сысоев (от Сысой, Сыса).
  
  Напомню, в верховьях Сысолы находится Кайгородок, - название можно перевести как город на дороге (кай - волок, дорога через лес, если вспомнить марийский: кай- уходить). То есть, в этом месте шел древний путь с Вятки на север, - Сысолу, Вычегду и Двину. Вокруг Вятки во все стороны существуют (в прошлом) предания о народе Чудь. Рассказы о чуди разняться, в одних говорят о чудских богатырях, вроде тех, что у нас на Чурше. В других "чудиков" осмеивают и вообще отзываются пренебрежительно. На Вятке их звали чучками, отсюда глагол "зачучкать" (испортить, запачкать). Чудским городом назван в ПСВ Микулин. Получается, что Чудь - это население Вятских город в 15 в. Можно предположить, что пренебрежительное отношение к старому населению Вятки и ее окрестностей было намеренно привито в 16 в. среди вновь прибывших сюда из Московии и Устюга. 

 
________________________________________________________________________________________________________________________
ИСТОЧНИК ИНФОРМАЦИИ И ФОТО:
Команда Кочующие
Ф. Теплоухов. текст: Ф. А. Теплоухов "Чудское жертвенное место на реке Колве", Пермь, 1897 г. [1] 
 Ф. Т. Древности П. ч. в виде баснослов. людей и пр. стр. 66. [19] ↑Ф. Т. Древности, найд. в Чаньвенской пещере. Таб. I рис. 16.
Источник: http://zz-project.ru/bibliotechka/1798-chudskoe-zhertvennoe-mesto-na-r-kolve
Серкин С. П. Тайны земли Камской, 2008.

 

 

Вложение	Размер
Чудское мольбище на Колве, Светик-камень	397.13 КБ
Чудское мольбище на Колве, Светик-камень	406.33 КБ
Чудское мольбище на Колве, Светик-камень	115.09 КБ
Светик-камень	115.95 КБ
chud12 (5).jpg	33.95 КБ