Клады Белоруссии

Сведения о кладах французов, оставленных на территории Белоруссии — там, где оставшиеся в живых солдаты Наполеона думали уже не о сохранении награбленных сокровищ, но единственно а сохранении собственной жизни, — принадлежат к числу наиболее достоверных версий о местонахождении «московской добычи».
 В Белоруссии вообще широко распространены предания о кладах, спрятанных владельцами замков, разбойниками, купцами. Эти предания основаны на совершенно реальных фактах, которые иногда превосходят всякий вымысел. Клады обнаруживаются при осушении болот, корчевании пней в лесу, во время полевых и строительных работ, при археологических раскопках, а иногда и при самых неожиданных обстоятельствах. 
 

АНОМАЛЬНЫЕ ЗОНЫ БЕЛОРУССИИ - ТУТ!

СТАТЬ И ССЫЛКИ ПРО БЕЛОРУССИЮ - ТУТ!
 
В 1845 году работник имения Новоселки возле Борисова заметил сороку, которая часто вылетала из гнезда и каждый раз возвращалась с каким-то блестящим предметом в клюве. Заглянув в гнездо, он увидел русские, польские, литовские и прусские монеты XVI века. Очевидно, птица обнаружила где-то клад и, привлеченная блеском серебра, начала переносить монеты в свое жилище. А близ Барановичей в 1888 году крот выбросил на поверхность вместе с землей римские монеты, относящиеся к I веку нашей эры.

Всего за последние 150 лет на территории Белоруссии найдено около 1200 кладов. Но это только верхушка айсберга, так как далеко не всякий находчик спешил сообщить о своей находке.
С наполеоновским нашествием связаны весьма правдоподобные версии о зарытых сокровищах в месте Березинской переправы, о золоте, затопленном в озерах Бобровском, Лесном (Крупкинском), Святом, Ореховском. Местонахождения тайников указывают и в некоторых других местностях. А в 1910 году нынешнего столетия виленские газеты опубликовали слухи о возможном кладе французов в местечке Селище на северо-западе Белоруссии.
 

По рассказам старожилов тех мест, во время отступления французов в 1812 году часть армии Наполеона двинулась по дороге из Борисова в Молодечно. Эти пункты соединяла тогда широкая столбовая дорога. Как раз в это время наступили особенно жестокие морозы. Истощенные недостатком фуража, обозные и артиллерийские лошади устилали дорогу своими трупами, на протяжении всего пути можно было видеть бесконечные вереницы брошенных фур и мертвых человеческих тел.
По этой дороге на Молодечно и далее на Вильно, бросив остатки голодной и замерзающей армии, ехал Наполеон. При нем находилась довольно значительная казна: несколько фургонов везли бочонки с золотом. У селения Мотыголь совершенно измученный император и его штаб заехали на ночлег в имение Селище, расположенное в нескольких сотнях шагов от большой дороги. Император поместился в старом господском доме. Здесь приближенные доложили ему, что дальше везти бочонки нельзя: почти все лошади пали, а достать свежих невозможно. Тогда Наполеон приказал зарыть золото в землю. Под покровом ночной темноты несколько штабных офицеров исполнили приказание императора.
 

Про клад ничего не было известно до 1840 года. Около этого времени в имении начали строить новый господский дом. Под его фундамент крестьяне свозили с поля камни.
 

Через некоторое время после постройки дома из Франции приехал какой-то человек с планом и объявил о цели своего прибытия — отыскание зарытых в 1812 году нескольких бочонков золота. Но спустя 28 лет местность уже не соответствовала плану, так как проселочная дорога, ведшая от большой дороги к имению, была уже запахана, а вместо нее проложена другая. Кроме того, не оказалось и главной приметы — «острого камня», который точнее определял местность, где был зарыт клад. Таким образом, весь предполагаемый район поисков площадью в несколько гектаров остался без упомянутых в плане примет и ориентиров. Искатель клада поневоле вынужден был ограничиться расспросами местных жителей: куда делся «острый камень»? Оказалось, его свезли под фундамент. После долгих поисков камень все-таки нашли с правой стороны от крыльца в угловом фундаменте дома. На нем оказался высеченный знак в форме подковы. Однако настойчивые расспросы о том, откуда взят камень, ни к чему не привели — никто уже этого не помнил. Француз ни с чем вернулся в свое отечество…
 

Один из авторов публикаций 1910 года, некто Л.С., долгое время жил в этой местности, и ему удалось собрать множество свидетельств о пребывании здесь французов. Так, на поле имения Селище им были найдены пуговица от французского мундира с изображением скрещенных пушек, стальной шомпол и «отделка от штуцера». Но попытки отыскать заветное сокровище так ни к чему и не привели.
Реальна ли история о кладе в Селищах? Разрешить эту загадку могут только поиски. Но несомненно одно: тайников, где укрыта «московская добыча» французов, существует не один и не два, и время только прибавляет к их списку новые и новые «адреса», не давая, впрочем, ответа на главный вопрос: а где они, эти сокровища?

                                                          Лошицкая усадьба                                                                    

САМЫЕ ИНТЕРЕСНЫЕ КЛАДЫ БЕЛОРУССИИ

Кревская уния, объединившая Польшу и княжество Литовское под властью одного монарха, действовала до конца правления Казимира IV (1492 г.), который разделил свои владения между двумя сыновьями. Польша досталась Яну Ольбрахту, Великое княжество Литовское— Александру Ягеллончику. По смерти Яна, последовавшей в 1501 г., личная уния между двумя государствами возобновилась: Александр, оставаясь литовским князем, объявлен и польским королем. Это событие не отразилось сколько-нибудь заметным образом на положении Великого княжества Литовского, сохранившего полную государственную самостоятельность как в политике, так и в экономике.

На границах княжества располагались многочисленные таможни, контролировавшие поездки за рубеж и обратно. В ноябре 1516 г. откупщик ряда таможенных пошлин Данько Ескович посылает своему коллеге Михе-лю Юзефовичу письмо, содержащее перечень основных («вечистых») торговых дорог, а также сведения о путешествиях белорусских купцов за границу и посещении Белоруссии иноземными купцами.

Торговцы, которые «хаживали з Литвы до Прус (Пруссии.— В. Р.)», платили пошлины на таможнях Дро-гичина и Цеханович. Мозыряне, пинчане и кобринцы, отправлявшиеся в «Лядское» (Польшу) до Люблина, Познани, Варшавы, Гнезно и на Волынь «до Володиме-ра», не имели права обходить таможенников Бреста. Купцы, отъезжающие «ку Москве або к Туркам», должны были платить побор как при вывозе своих товаров за рубеж, так и при возвращении с иноземными товарами домой. В качестве меры защиты внутренней торговли от конкуренции зарубежных купцов пошлины за доставку и продажу иностранных товаров взимались намного большие, чем за местные товары. Так, брестчане, дрогичане, ниленцы и другие купцы княжества, проезжавшие на пути и Мазовию и Волынь таможню местечка Мосты, платили с поза по четыре гроша, а при возвращении — уже по восемь. Следует отметить, что белорусские купцы, продавая свои товары в Западную Европу, не всегда прибегали к посредничеству торговцев Польши или Пруссии. Нередко они сами отправлялись в крупнейшие транзитные центры международной торговли. Например, в 1542 г. некий Захарий Маркович «гнал волы свои с Клецка до Кгданьска».

Из иноземных купцов письмо Данько Есковича упоминает греков («Туркове Кофинцы») и русских («Москвичи»), платящи\'х мыто по три гроша от копы. Великокняжеское послание 1525 г. разрешает «купцом Московским и иным чужеземцом» торговать не только в Вильно, но и во всех других городах государства.

В 1569 г. в городе Люблине была заключена уния, провозгласившая создание нового государства — Речи Посполитой, включившей в себя как княжество, так и Польшу.

Речь Посполитая, обладавшая, помимо власти над Пруссией и Курляндией, такими важными портовыми городами, как Гданьск, Крулевец (Кенигсберг), Эль-блёнг, Рига (с 1581 г.), получила благоприятнейшие возможности для захвата ведущей торговой роли в восточной части Прибалтики. Польша и Великое княжество Литовское становятся важнейшими поставщиками на рынки Европы хлеба, меда, воска, скота, поташа, золы, мехов, овчин, льна, пеньки, леса и крупнейшими импортерами меди, железа, серебра, сукон, сельди, галантереи и других товаров западноевропейского происхождения. Одновременно ширятся экономические связи Речи Посполитой с Россией и восточными странами, откуда поступали изделия из дерева и железа, выделанные кожи, полотно, сукна, меха, шелк, бархат, бумажные материи.

С XVI в. в Белоруссии, важнейшей территориальной и экономической части Великого княжества Литовского, а затем и Речи Посполитой, заметно возрос объем товарной продукции. Стремление феодалов использовать развитие товарно-денежных отношений в своих интересах привело к ломке многих традиционных форм ведения феодального хозяйства.

Уже в первой половине века на территории великокняжеского домена в западной, а в 1560—1561 гг. и в восточной Белоруссии осуществлялась замена значительной части натуральных и отработочных повинностей крестьян чиншем. Одновременно большее, чем прежде, значение приобрели натуральные повинности, выраженные в продуктах (главным образом, в хлебе), имевших постоянный спрос на рынках.

Наблюдался интенсивный рост городских, центров Белоруссии: если в середине XVI а их няшитыаалась 150. к концу века — 382, то в середине XVII в.— уже 462 [из них — 37 городов и 425 местечек). Королевская власть и феодалы поощряли выгодное для них создание новых торгово-ремесленных пунктов, давая желавшим поселиться на месте основания нового города различные льготы и привилегии.

В денежном обращении Белоруссии рассматриваемого периода прослеживаются два основных этапа, примерные хронологические рамки которых определяются концом XV в.— 70-ми гг. XVI в. и 80-ми гг. XVI в.— 50-ми гг. XVII в.

Конец XV в.— 70-е гг. XVI в. Финансовая политика иольско-литовских правителей характеризуется, с одной стороны, безуспешными попытками создания единой для Великого княжества Литовского и Короны (королевства Польского) монетной системы, с другой — введением новых разменных и полноценных номиналов.

Конституция 1501 г. в специальном разделе, посвященном финансам, заявила, что литовские и польские монеты должны быть «одинаковыми и равного веса». Тем не менее, стоимость польского (коронного) гроша составляла лишь 4/5 литовского. Неудивительно поэтому, что «Устава» 1508 г., потребовавшая для коронной монеты равных прав с литовской, повисла в воздухе.

Виленский монетный двор, открытый Александром Ягеллончиком, вел массовую эмиссию серебряного полугроша и более низкого номинала — денария; незначительным тиражом были выпущены грошовики. Краковский двор чеканил в это время полугроши и, кажется, золотой дукат.

Сигизмунд I, наследовавший Александру в 1506 г., продолжил производство как литовских, так и польских монет. В 1508 г. Виленский монетный двор после годичного перерыва возобновил работу. Было начато интенсивное производство литовских полугрошей, продолжавшееся до очередного закрытия двора в 1529 г.

Указ, подписанный Сигизмундом I в 1535 г., повелевал «в Великом Князстве Литовском новую монету у мынцы бити, гроши, плоскии, который бы были браны по два полугрошки». Эмиссия «плоских» грошей (свой эпитет они, очевидно, позаимствовали у грошей пражских) была непродолжительной и прекратилась уже в следующем, 1536 г. Во внешнем оформлении этих монет имеется довольно необычная в практике мирового монетного дела деталь — начальные буквы названий месяцев их чеканки: 5 (лат. зер^етЬег — сентябрь) и N (лат. ЫоуешЬег — ноябрь) в 1535 г.; Р (лат. ГеЪгиапз—февраль), А (лат. Аи§из1:и5— август), Л (лат. Лапиапа, Литпиз или ЛиНиа — январь, июнь или июль) и М (лат. МагШз или Машз — март или май) в 1536 г.

Коронная чеканка Сигизмунда I не была, как и литовская, бесперебойной. Она открылась в 1507 г. выпуском полугрошей, битых по 1511 г. В 1526—1529, 1545— 1548 гг. велась эмиссия грошей, в 1528 г.— тройных грошей и шестигрошовиков, в 1528—1535, 1548 гг.— дукатов.

В 1545 г. Сигизмунд I, оставив за собой польский престол, передал Великое княжество Литовское сыну — Сигизмунду II Августу, получившему в 1548 г. и польскую корону. Основной монетой как княжества, так и Польши стал литовский полугрош, чеканенный в 1545— 1565 гг. в Вильно и в 1566 г. в Тикоцине.

Во второй половине 40-х — конце 60-х гг. Виленский двор выпустил значительное количество единичных и двойных денариев (последние — преимущественно 1569— 1570 гг.), между 1545 и 1566 гг. с перерывами бились гроши, с 1547 по 1571 г. велась нерегулярная чеканка дукатов, в 1546—1547, 1556 гг.— тройных грошей. В 1564— 1565 гг. был впервые осуществлен выпуск самой крупной серебряной монеты — талера (в 1564 г. отчеканен также полуталер).

Ведение Ливонской войны потребовало от правительства новых денежных затрат. Послание Сигизмунда II к князю Корецкому от 18 августа 1562 г. сообщает: «Иж (так как.— В. Р.) потребы земские для обороны границ паньства и подданых Наших на скарб пришли, про то, абы в мынцы работа поспешнейшая была… для того рассказали (приказали.— В. Р.) есьмо у мынцы нашой другую монету бити с такового ж пакгаменту (такого же сплава.— В. Р.), яко и на той час (как и сейчас.— В. Р.) в мынцы идеть, пошостные и потригрошные гроши, то ест по 3 гроши також литовских». В 1562— 1569 гг. в Вильно были отчеканены трехгрошовики нового образца, шестигрошовики, двухгрошовики и четы-рехгрошовики.

Собственно польская монета при Сигизмунде II не\' выпускалась. Даже выбитые Виленским двором в 1546— 1548, 1566—1568 гг. гроши для обращения в Польше несут на себе герб Литвы и легенду, провозглашающую их принадлежность Великому княжеству Литовскому.

Источник: книга \"О чем рассказывают монеты\"

 

Очень своеобразную монетную группу представляли отчеканенные в Испании, но затем ставшие литовскими талеры и полуталеры. Включению этих монет в денежное обращение Великого княжества Литовского предшествовала в равной мере интересная и запутанная история…
Мать Сигизмунда II, неаполитанская принцесса Бона Сфорца, покидая в 1556 г. Польшу, вывезла в Неаполь часть казны своего покойного супруга Сигизмунда I. Из этих денег она заняла испанскому королю Филиппу II 430000 дукатов, но, не дождавшись получения долга, скончалась в 1558 г. Военные неудачи, поставившие Сигизмунда в очень затруднительное финансовое положение, заставили его вспомнить о «неаполитанском наследстве» и потребовать его у Филиппа. Часть долга была возвращена талерной, полуталерной и четвертьталерной монетами испанской чеканки.

Великокняжеский универсал от 16 мая 1564 г. объявил о пуске в обращение талеров и полуталеров Испании, контрмаркированных (надчеканенных) миниатюрным штемпелем с вензелем Сигизмунда и датой «1564». Официальный курс их рыночного обращении устанавливался соответственно в 48 и 24 литовских грошей, в то время как их действительная цена составляла 26,8 и 13,4 гроша. Через год эти «монеты чрезвычайных обстоятельств» были выкуплены у населения и использованы в качестве сырья для литовской чеканки. Поэтому до наших дней дошло крайне незначительное их количество. На территории Белоруссии они зарегистрированы лишь однажды: в кладе 1974 г. из деревни Засовье Логойского района Минской области оказались два контрмаркиро-ванных испанских полуталера.

Ливонская война породила еще одну необычную категорию монет. В ходе военных действий Сигизмунд II за ежемесячную плату в 4000 талеров нанял 500 иноземцев— 400 рейтар и 100 пеших солдат. В связи с затянувшейся задержкой выплаты обещанных наемникам денег королевская задолженность возросла до 400 000 злотых, то есть, примерно, до 364 000 талеров (если исходить из 33-грошового талерного курса в 1568 г.). Для погашения этого огромного долга Сигизмунд был вынужден пойти на крайнюю меру: в 1570 г. он издал приказ о специальном выпуске талеров, предназначенных для расплаты с наемниками. Однако до талерной чеканки дело не дошло, так как более выгодной для казны была признана эмиссия меньших номиналов. В соответствии с привилеем 1571 г. монетным двором, созданном при замке Далхольм, была выпущена серия шиллингов (1572 г.), вярдунков, полумарок и марок (1573 г.). В кладах Белоруссии встречены пока только шиллинги.

Несмотря на предшествующие неудачи, правительство Сигизмунда II не оставило попыток унификации польской и литовской монетных систем. Конституция Варшавского сейма 1564 г. торжественно обещала «без промедления» выработать действенные рекомендации к осуществлению денежной реформы. В следующем, 1565 г. Виленский монетный двор, как бы предсказывая тщетность стараний уравнять польскую монету с литовской, отчеканил тройной грош с иронической легендой «(^ш Ъа-Ы1:а{ ш соеНз 1Гпс1еЬИ еоз» («Тот, кто обитает на небесах, посмеется над ними»). Тем не менее Петроков-ский сейм 1567 г. повторил обещание Варшавского. Наконец, Люблинский сейм 1569 г. в специальном документе «О княжестве Литовском» заявил: «Монета как в Польше, так и в Литве должна быть, по общему согласию, одинаковой по весу, пробе и надписям». Однако уже в 1570 г. единственный из функционировавших в стране монетных дворов — Виленский—прекратил работу. Первое десятилетие своего существования Речь Посполитая не чеканила монеты, довольствуясь продукцией денежного производства минувших лет.

Универсал Сигизмунда II, обнародованный в 1567 г., прямо свидетельствует об активизации обращения иноземной чеканки в стране: «Многие а розные мынцы (и разные монеты.— В. Р.) з земль построних в паньстве на-шом входят».

Из зарубежных монет предшествующего периода в денежное обращение Белоруссии перешли пражские гроши. К первым годам правления Сигизмунда I относится памятная записка о «дани грошевой» с могилевчан, упоминающая сумму в «тридцать коп грошей широких». Около 1524 г. одно из великокняжеских предписаний Могилеву говорит о «важном (торговой пошлине, взимавшейся при взвешивании товаров.— В. Р.) от каменя воску по плоскому грошу».

1537 г. датируется самый ранний из известных нам документов, упоминающий русскую монету (денгу). Си-гизмунд I требует от слуцкого князя Юрия Семеновича возвращения товаров и денег, отнятых у брестского торговца Песаховича: «иж як он ехал з Мозыра с многим товаром своим — з бобры, з шубами куними, с куницами, з горностаями и з иншым зверем, и теж з денгами московскими, врядник твоей милости Вербицкий з многими иншыми товаришми и помочники своими, перенем-ши его на доброволной дорозе, уночи, за горло поймал и оный весь тевар его, и денги московский побрал и до места твоего Петриковского его привел».

По 1550-е гг. в Белоруссию (как и в XV в., преимущественно на север — Витебщину и Полотчину) поступают прибалтийские шиллинги. Самым дорогим (и, судя по всему, довольно распространенным) номиналом оставался венгерский дукат, часто проходящий по документам, связанным с крупными денежными суммами. Например, подскарбий литовский Авраам Юзефович в 1519 г. подписал «тостамент» (завещание), по которому оставлял сыну Василию «десеть тысяч золотых вгорских доброе ваги»

Наиболее объемные статьи монетного импорта Белоруссии были представлены прусской и силезской чеканкой в серебре. В Пруссии работали два монетных двора — Торнский (Торуньский) и Кёнигсбергский (Крулевецкий). Первый из них, принадлежавший польскому королю, в 1528—1535 гг. чеканил преимущественно гроши для обращения на прусских землях, находившихся под властью Польши. Второй, Кёнигсбергский монетный двор был открыт после создания прусского герцогства — ленника Польши. В 1526 г. здесь была начата эмиссия, в которой также преобладали гроши. Монеты как торнского, так и кёнигсбергского производства встречаются в белорусских кладах довольно часто.

Силезская чеканка состояла в основном из полугрошей, битых городом Свидницей (Швайдницем) в 1517— 1528 гг. Трудности борьбы правительства с этой монетой, явочным порядком включавшейся в денежное обращение, усугублялись тем, что ее диаметр, расположение легенд и их почерк, рисунки лицевой и оборотной сторон являлись почти точным повторением типа привычных населению коронных полугрошей. Внешнее различие между этими номиналами Польши и Силезии сводилось к расхождению в содержании легенд, что в условиях XVI в. практически исключало возможность полного изъятия или действенного ограничения обращения свидницких полугрошей на рынках Короны и княжества.

Уже в 1517 г. Сигизмунд I обратился к герцогам Силезии с требованием прекратить чеканку Свидницей атой монеты или же принять решительные меры к недопущению ее ввоза в Польшу. Специальный указ 1518 г., запрещая прием силезского полугрошовика, велел выставлять эту «подлую» монету для всеобщего ознакомления у городских ратуш и других публичных мест.

Стремясь пресечь поступления полугрошей Свидницы, правительство в 1524 г. запретило купечеству выезд в Силезию, заявив: «Большие и многие шкоды и обиды, причинены Силезией… особенно монетой свидницкой, удержать которую не смогли мы за все это время. Не видя другого средства для задержания той монеты, чем прекращение всякой торговли со всем этим соседством, закрываем этим постановлением все дороги в Силезию на 10 лет». Но даже эта радикальная мера не смогла остановить поток свидницкой монеты. Указ Сигизмунда I 1526 г. констатировал: «После вывоза наших добрых полугрошей из них новая монета свидницкая выбивается и снова ввозится со шкодой для Наших подданых… плебсом никоим образом отличима (от польской.— В. Р.) быть не может».

В 1527 г. сейм фактически капитулировал перед по-лугрошем Свидницы, признав его право на обращение по курсу вдвое ниже, чем польского (т. е. в 2 денария), и грозил конфискацией имущества и смертью нарушителям этого постановления. Наконец сеймовое решение 1528 г. заявило: «Великое множество монеты свидницкой, вопреки запрету нашему, в паньства наши ввозится в такой мере, что уже мало можно найти доброй монеты»; далее следовало решение о скупке полугрошей Свидницы у населения и переплавке их на государственных монетных дворах.

                               Гольшанский замок                                                                              

 

О размахе этой операции можно судить по следующим цифрам: за август — сентябрь 1546 г. в Гродно их было «отозвано» 202 500 штук; в Бресте в течение августа — сентября 1546 г. и января 1547 г.— 658 125; в Мозы-ре и в Полоцке в сентябре 1546 г.— по 168 750.

Последнее документальное упоминание о монете Свид-ницы (в связи с ее переплавкой Виленским двором) относится к 1562 г. Отзывы, несомненно, основательно сказались на количестве дошедших до наших дней свидниц-ких полугрошовиков. Но о массовости их ввоза на территорию Белоруссии свидетельствуют не только письменные источники, но и тот факт, что даже в кладах XVII в. они не составляют большой редкости.

Незначительной по объему, но очень характерной частью силезского монетного экспорта на белорусские рынки были гроши герцогства Лигниц и Бриг, чеканенные в первой половине 1540-х гг.

Итак, основные звенья монетной системы, бытовавшей в Белоруссии, были представлены денарием, полу-грошем, грошем и производными от него номиналами (двойным, учетверенным, тройным и ушестеренным грошами), талером и дукатом. Преобладающую массу обращавшихся на рынках монет составляли, очевидно, денарий и полугрош. Что же касается более высоких (от гроша до дуката) денежных единиц, то в повседневных торговых сделках они участвовали не столько как реальные монеты, сколько как счетные понятия, опирающиеся на денарий и полугрош (например, за товар ценою в грош платили две полугрошовые монеты и т. д.).

Самый мелкий номинал — денарий фигурирует в документах под названием «пенезь» или «пенязь» (иногда с добавлением эпитета «белый», т. е. серебряный). Переведенное во множественное число («пенези», «пенязи»), оно приобретает новый смысл — «деньги» вообще. Лучше всего это демонстрируется письменными источниками. В 1514 г. один из жителей Бреста предложил Сигизмун-ду I построить в Дрогичине за свой счет мост, оговаривая при этом получение монопольного права взимания на нем пошлины в «5 пенезей» с каждого купеческого воза. Великий князь, «бачачи таковую годную речь», соглашается с условиями, выдвинутыми просителем, и позволяет ему «мост справити на его пенези, и на том мосту брати от купецкого воза по полугрошью, а от животины продажное — по два пенези». Разница между понятиями «пенези» (деньги) и «пенезь» (денежная единица) проявляется в этой грамоте очень четко. Помимо лого, ее текст дает возможность установить стоимостное соотношение между денарием и грошем: коль 5 пенезей равнозначны полугрошу, то грош содержит их вдвое больше— 10 Другие документы, подтверждая этот курс денария, уточняют, что связан он с литовским, а не с каким-либо иным грошем: «…трынадцать коп грошей литовское личбы и монеты, по десяти пенезей у грош» (Залоговая запись пинского боярина Федка Ивановича, 1533 г.); «…дочкам своим даема посаг ровный, обема но тысечи коп грошей личбы и монеты литовское, в кож-дый грош личачи по десети пенезей белых» (Духовное завещание брестчанина Михаила Боговитинова, 1580)

При сохранении старых счетных понятий появляются и новые. Из прежних следует назвать наиболее распространенное— кону (60 грошей). Оно употреблялось, как правило, при исчислении сумм в литовских грошах: «…две тысячей коп грошей литовских полугрошков» (Завещание Авраама Юзефовича, 1519 г.); «…осмдесят коп грошей литовское личбы» (Грамота Сигизмунда I гродненским жителям, 1532 г.); «…сума пенезей трыста коп грошей монеты и личбы Великого Князства Литовского» (Уступочная запись королевского маршалка Оникея Горностая на владение «плацом» в Вильно, 1555 г.).

1 Курс пражского гроша был более высоким: в 1524 г. мещане Могилева «били чолом» Сигизмунду I, прося об уменьшении побора, взимавшегося «от каменя воску по плоскому грошу, по четырнадцать пенезей у грош».

Счет литовской монеты велся также на рубли (100 грошей) и полтины (50 грошей): «…кождый склад мает купити меду на рубль грошей» (Разрешение могилевчанам на заготовку запасов — «складов» хмельного питья двенадцать раз в году, 1525 г.); «Запродали были зятя своего на имя Матея и з жоною его Ириною у рубли грошей личбы и монеты литовское» («Лист закупный» гродненчанина Гапона Тонарчица, 1539 г.); «Придали есьмо церкви Божей ко храму святого Миколы во Рши полтину грошей» (Жалованная грамота князя Михаила Ивановича Жеславского Николаевской церкви в Орше, 1504 г.).

«Золотой» («злотый») выступал как реальная золотая монета и как счетная единица для серебряных монет. В XV в., когда дукат стоил 30 грошей, этот термин применялся к обозначению одной и той же суммы в золоте (дукат) или в серебре (30 грошей польских). В XVI в. вследствие падения покупательной способности гроша реальный и счетный смыслы слова «золотой» расходятся: им по-прежнему называют 30-грошовую сумму, а для дуката используют его лишь в сочетании с дополнительными определениями — «черленый», «червоный» «в золоте» («в злоте») или «угорский» (если речь идет о венгерской чеканке). Понятия «золотой» или «червоный золотой» уже противопоставляются друг другу как совершенно различные вещи: «…две тысечи золотых и семсот золотых монеты польское, по полукопы (по 30.— В. Р.) грошей за золотой, а сто золотых черленых» (Завещание Авраама Юзефовича, 1519 г.); «Тую суму пенезей — 20 золотых в монете (в грошах.— В. Р.), осемь золотых в злоте (в дукатах.— В. Р.) заплатити» (Заявление гродненского дворянина Михаила Федоровича о согласии отсрочить возвращение денег его должниками, 1539 г.); «…сто золотых черленых, а к тому десять золотых накладу (т.е. 300 польских грошей в придачу.— В. Р.) отдати» (Заявление о взыскании долга гродненским купцом Мордышевичем, 1541 г.).

В XVI в. появляется совершенно новое счетное понятие — «осьмак» («осмак»). Его содержание становится ясным из жалобы на гродненского мещанина Ивана Поросну (1541 г.), отказавшегося возвратить серебряный пояс, заложенный ему за 4 копы грошей «лядских» (поль-(ких). Поросна заявляет, что хозяин пояса обязался платить ему еженедельную «лихву» (проценты) по «два иепязя» с копы полученных денег (т. е. 8 пенязей), что составляет «1 осьмак», но не сдержал обещания. Суд присуждает Поросне «гостинец», равный «лихве» за год — «полтину грошей лядских и 2 гроша лядских». Итак, «ось-мак» равен 8 денариям (пенязям). Как уже отмечалось, литовский грош этого времени равноценен 10 денариям, н польский грош составляет его 4/5. Простейший арифметический расчет (4/5 от 10 = 8) приводит к заключению, что «осьмак» — синоним понятия «польский грош». Сумма «гостинца», полученного Поросной, вполне согласуется с этим выводом: проценты за год (52 недели) были оплачены 52 польскими грошами, равными, таким обра-юм, 52 осьмакам. Этот документ интересен, помимо всего, и тем, что представляет собой довольно редкий случай счета польской монеты на копу и рубль (полтину), а не на злотый.

В целом денежное обращение XVI в. на территории Белоруссии характеризовалось, с одной стороны, новыми прогрессивными чертами, выразившимися в становлении довольно развитых кредитных отношений, с другой же — таким архаизмом, как обычай расплаты не звонкой монетой, а товарами. Суммы в реальной монете источники именуют «готовизной», «готовыми» или «рукоданными» деньгами, четко отделяя их от товарных средств платежа: «…дал до скарбу нашого 500 коп и полчетвертнад-цать (тринадцать с половиной.— В. Р.) коп грошей гото-визною» (Послание Сигизмунда I к минскому войту; 1508 г.); «…позычил есми у попа Павла Мишковича 10 коп грошей монеты литовское, у грош по десети пе-незей готовых, рукоданных. А маю тую суму 10 коп грошей попу Павлу отдати также готовыми пенезми, грошми, а ни жадным (а ни каким-либо.— В. Р.) товаром а ни фантами» (Долговая расписка гродненского жителя Хорошенького, 1541 г.).

Во второй половине XVI в. экономическое положение Великого княжества Литовского и Польши стало заметно ухудшаться. Шла интенсивная утечка сравнительно дешевого польско-литовского монетного серебра за границу. На сейм 1559 г. земские послы представили «мемориал», указывающий на недостаток в стране полноценной монеты из-за вывоза ее в Германию.

Сейм 1565 г. закрывает купечеству выезд за границу и запрещает прием «талеров злых и неважных (низкопробных и легковесных.— В. Р.)». Однако даже столь решительные меры уже не могли ликвидировать кризисные процессы, подтачивавшие финансы — они лишь на время замедляли их течение. Неуклонное падение реальной стоимости основной денежной единицы — гроша продолжалось: если в 1493 г. дукат оценивался в 30 грошей, в 1526 г.— в 40, в 1545 г.— в 50, то в 1578 г. за него платили 56 грошей.

80-е гг. XVI в.— 50-е гг. XVII в. Устанавливаются новая стопа и проба монет, вводятся неизвестные ранее номиналы, начинается усиленная чеканка в биллоне, вытесняющая из обращения серебряный полугрош — самую распространенную монету предшествующих лет.
 
 
Со смертью Сигизмунда II Августа в 1572 г. пресеклась династия Ягеллонов. В Речи Посполитой наступило междуцарствие, ознаменовавшееся яростной грызней разномастных феодальных клик, каждая из которых стремилась посадить на пустующий престол своего ставленника. Французский принц Генрих Валуа, избранный королем в феврале 1574 г., менее чем через четыре месяца, напуганный анархическим разгулом своих новых подданых, панически бежал на родину.

Брестский Бернардинский монастырь                                                                                                

В 1576 г. короной Речи Посполитой прочно завладел трансильванский воевода Стефан Баторий, впервые сумевший провести в жизнь унификацию литовского и польского монетного производства. «Ординация» 1578 г., объявившая о введении новых весовых и качественных данных монет, была подтверждена в несколько измененном виде в 1580 г., а затем (уже после смерти Стефана) — и н I <>01 г. Эти документы легли в основу денежных эмиссий по меньшей мере до конца первой четверти XVII в. и оказали ощутимое влияние на чеканку Речи I Ьн\'нолитой на протяжении всего XVII в.

В 1579 г. возобновил деятельность монетный двор в Нмлмю, проработавший по конец правления (1586 г.) Сн-фана Батория. Здесь выпускались денарии, солиды, I роши, шестигрошовики, талеры и дукаты.

11осле длительного перерыва вновь начали функционировать центры монетного производства в Польше — Олькуш (1578—1586 гг.), Познань (1584—1586 гг.) и Мпльборг (1584—1585 гг.). Они чеканили те же (за исключением денария), что и Вильно, номиналы, а также полуталер и четверть дуката.

11родолжались монетные эмиссии в вольном городе Гданьске. С 1581 г. в состав Речи Посполитой вошла Рига, монетный двор которой переключился на выпуск выдержанных в польско-литовской стопе денариев, солидов, |рошей, тройных грошей и дукатов. При Сигизмунде III (1587—1632 гг.) особенно массовый характер приобрела биллоновая эмиссия, но в то же время резко возрос объем серебряной и золотой монетной продукции.

В Великом княжестве Литовском, как и прежде, дей-(чнует один монетный двор — Вильно (1587—1632 гг.), выпускающий двойные денарии, солиды, гроши, полутора-I рошовики, тройные гроши и дукаты.

В Короне насчитывалось уже семь основных монетных центров — Олькуш и Познань (с 1587 г.), Всхов (с 1588 г.), Мальборг (с 1591 г.), Быдгощ (с 1594 г.), Люблин (с 1595 г.) и Краков (с 1600 г.). Здесь бьются денарии, тернарии, солиды, гроши, полуторагрошовики, <рейцеры, трехгрошовики, шестигрошовики, орты, полуталеры, талеры и дукаты. Решением Варшавского сейма 1601 г. все эти дворы, за исключением Краковского, были закрыты. Однако Быдгощский, возобновив свою работу в 1608 г., продолжал ее по 1632 г. Чеканку вели также Гданьск и Рига (с 1588 г.), Торунь (с 1630 г.).

Варшавский сейм 1598 г. попытался покончить с практикой частной чеканки монет. «Постановляет сейм нынешний — гласил один из пунктов его конституции,— чтобы все монетные дворы, которые люди приватные по разным городам и местечкам к своей выгоде держали, были отныне уничтожены». Однако лишь сеймовое решение 1601 г. смогло в целом запретить денежные эмиссии, выходившие за рамки общегосударственного монетного производства. Тем не менее отдельные дворы все же смогли обойти его. Так, Всхов продолжал начатую еще в 1590 г. чеканку денария, Познань в 1610—1620-х гг.— выпуск денария и тернария. В 1612 г. был открыт частный монетный двор в местечке Лобженица, бивший по 1630 г. денарий и тернарий.

Производство низкопробной монеты было настолько интенсивным, что стало подрывать курс полноценных номиналов. Поэтому сейм 1627 г., собравшийся в Варшаве, принял решение о прекращении ее чеканки, оговорив, однако, право всех выпущенных ранее монет на свободное обращение: «Постановляем, дабы на монетных дворах наших как в Короне, так и в Великом княжестве Литовском ни одна мелкая монета бита не была… Запрет на чеканку монеты не должен вредить прошлой монете, каждый должен давать и боать ее в соответствии с нынешней ее йеной. Те, кто будут выступать, против, лишением головы капаны будут». Подтверждения этого решения, последовавшие в 1629 и 1631 гг., были уже излишними: с 1627 г. монетные дворы, по существу, прекратили работу, выпуская крайне незначительное количество только талерных и золотых номиналов.
Фактическая фиктивность существования центров денежного производства в стране особенно отчетливо про-ннилась при Владиславе IV (1633—1648), когда официально оставшийся незакрытым быдгощский двор, а 1,1кже Гданьск и Торунь чеканили ничтожное число монет дос гоинстцом не ниже полуталера. Литовское же монетное производство этих лет представлено лишь высшим юлотым номиналом — португалом (10 дукатов) 1639 г.

Со вступлением на престол Яна Казимира (1649— 1668 гг.) денежные эмиссии Речи Посполитой расширяются вновь. Ожил Виленский монетный двор: в 1650 г. им был выпущен полуторагрошовик, в 1652 г.— солиды и I ройные гроши, в 1652—1653 гг.— солиды. Из коронных дворов по 1650 г. работал только Краковский, а с 1650 г. Быдгощский, Всховский, Познаньский. Выпуска-пси довольно разнообразный набор денежных единиц: с 1649 г. велось производство талера и дуката, в 1650 г. ипорвые выбит медный солид и начата чеканка единичного, двойного и тройного грошей, шестигрошовика и ирга, в 1652—1653 гг. в значительном количестве выпущены солиды, с 1654 г. чеканились полуторагрошовики.

В 1655 г. шведская армия, оккупировав значительную чисть Речи Посполитой, овладела Краковом. Захватив (десь оборудование монетного двора, шведы по 1658 г. цели эмиссию низкопробной монеты, используя подлинные польские штемпели. Следствием этой акции было усиление обесценения денег Речи Посполитой, дальнейшее ухудшение состояния ее финансов.

Поступления иноземных монет на территорию Речи Посполитой с каждым годом приобретали все более мастный и регулярный характер. Об этом свидетельствуют иг только официальные документы, но и не менее авторитетный источник — нумизматические материалы. В белорусских кладах, начиная с середины 1580-х гг., появляются серебряные венгерские денарии и русские копейки. Обращение этих хорошего качества монет не встречало противодействия властей: сейм 1616 г., требуя изъятия с рынков «злых» зарубежных монет, сделал исключение лишь «для старых грошей чешских (пражских грошей.— В. Р.), шелёнгов (денариев.— В. Р.) венгерских и старых денег (копеек.— В. Р.) московских». Денежные захоронения первой четверти XVII в. (особенно к концу ее) нередко содержат серебряные восьмискиллинговики (восьмишиллинговики) и марки Дании, биллоновые драй-пёлькеры 1 различных областей Германской империи (Вестфалии, Ганновера, Рейнланда, Саксонии, Силезии, Франконии и др.). Однако эти номиналы составляют сравнительно скромный, хотя и очень характерный, процент монетного импорта Белоруссии.

Начиная с середины 1620-х гг. белорусские клады неизменно фиксируют три категории иноземных монет, составивших, наряду с литовскими и польскими, существенную и неотъемлемую часть денежного хозяйства Белоруссии на протяжении всего XVII в. Речь идет о биллоне Прусско-Бранденбургского государства и шведской Прибалтики, а также о полноценной чеканке Западной Европы.

Ввоз прусских (монетный двор Кенигсберг) и бран-денбургских (монетный двор Кёльн) монет осуществлялся главным образом за счет шиллингов и драйпёлькеров 1619—1627 гг. и 1633 г. (с преобладанием драйпёлькеров), бранденбургских серебряных ортов 20-х гг. Шиллинги и орты составляли небольшую часть прусско-бранден-бургского экспорта, о количестве же ввозившихся драйпёлькеров можно судить по тому, что они встречаются даже в кладах начала XVIII в.

1 Драйпёлькер (нем. Оге|рб1кег—«три половины») —монета, послужившая образцом для выпускавшихся с 1614 г. польских полуторагрошовиков.

Вторым, еще более крупным поставщиком монетного биллона на территорию Белоруссии стала находившаяся под властью Швеции Прибалтика. Поступления ее монеп.1 состояли вначале из драйпёлькеров, к которым в 1(132 1633 гг. присоединились шиллинги (как и драй-иглькеры, рижской и эльблёнгской чеканок). Однако, н отличие от прусского, в прибалтийском экспорте драй-шмм.керы отошли на второй план, уступив ведущее место шиллингам. Наплыв этого биллона был настолько чннчителен, что сеймы 1631 и 1633 гг., борясь с обращением низкопробной монеты, обрушились прежде всего мм «злую монету эльбингскую и рижскую» и потребовали ее безотлагательного «загублёнья и вынищенья». Об-рищает на себя внимание очень компактная и довольно объемная группа драйпёлькеров 1633—1635 гг. с обозначением их принадлежности Эльблёнгу и с именем шведского короля Густава Адольфа (погиб в 1632 г.), а также еще большее количество шиллингов 1655 —1666 гг. с обозначением рижского монетного двора и именем королевы Кристины (отреклась от престола и 1654 г.). «Странности» этих монет не ограничиваются совершенно недопустимым, с точки зрения государственной эмиссии, несоответствием дат чеканки и имен монархов. Необычен и характер топографии их находок: в кладах Прибалтики, где, казалось бы, их должно было быть намного больше, чем на других землях, они встре-чнются гораздо реже, чем в Белоруссии и на Украине. Это объясняется тем, что действительным местом их выпуска были отнюдь не Рига и не Эльблёнг, а город Су-\' Чина (ныне_в Румынии). Здесь долго и усердно функцио-\"* пировал подпольный монетный двор, специализировавшийся на фальсификации и сбыте монет, широко обра^ ппмипихся в соседних странах. Резчики штемпелей этого (грычно поставленного производства вовсе не обязаны Оыли знать, когда в далекой Швеции один правитель сменял другого. Следует полагать, что сучавские фальшивомонетчики оказали существенную «помощь» рижскому и эльблёнгскому дворам в эмиссиях шиллингов и дрйймолькеров и с «законными» датами.

Третьей важной категорией иноземных монет, вошедших в денежное хозяйство Белоруссии, были западноевропейская тадерная и, в гораздо меньшей мере, золотая монеты. В кладах 1620—1630-х гг. талеры представлены чеканкой Брауншвейга, Саксонии, различных германских городов, Нидерландов, Швейцарии, Монако и других государств. Начало широкого талерного обращения на белорусских рынках следует, по-видимому, отнести примерно к первой половине 1640-х гг., когда начались заметные поступления патагонов1, полупата-гонов и четвертьдагагонов Испанских (южных) Нидерландов, лёвендаальдеров2 и полулёвендаальдеров, рикс-даальдеров3 и полуриксдаальдеров Голландской республики (северных Нидерландов), занявших ведущее положение среди крупных серебряных монет денежного хозяйства Белоруссии. Дукаты были представлены в это время, как и талеры, преимущественно нидерландской чеканкой.

Максимальный приток в Белоруссию прусского, бран-денбургского, прибалтийского биллона, западноевропейской талерной и золотой монет относится примерно к середине XVII в. Именно к этому времени создается основа того огромного, поистине неисчерпаемого фонда, который оказался в состоянии до конца XVII — начала XVIII в. удовлетворять значительную часть запросов белорусского денежного хозяйства.

1 Патагон — испанское название талера. На его лицевой стороне помещалось изображение двух скрещенных палиц Геракла. В Белоруссии XVII в. эти монеты именовались обычно «крыжовыми» (т. е. «крестовыми»: от слова «крыж»—«крест»).
2 Лёвендаальлео (фламандск, 1ееииепйаа1с1ег—«львиный талер»; имел на оооротной стороне изображение шагающего на задних лапах льва. В белорусских документах XVII в. он фигурирует под именем «левок», «таляр левковьш».
3 Рикслаальдеэ (фламандск. г^\'кзйааЫег) — «королевский талер»; на его лицевой стороне помещалось (поясное или в полный рост) изображение воина с мечом.

Обращение прусско-бранденбургского биллона пополнилось в 1652—1653 гг. значительным количеством прус-I ких шиллингов. Прибалтийский монетный экспорт, доспи ший наибольшего размаха между 1649 и 1653 гг., более чем вдвое сократился к концу 50-х гг. Импорт нидерландских полноценных монет заметно уменьшился между 1650—1659 гг.

Что же, помимо дальнейшего развития рынков Белоруссии в первой половине XVII в., обусловило столь массовый ввоз иноземных монет на ее территорию? Важнейшей причиной этого явилось, безусловно, резкое сокращение денежного производства Речи Посполитой в последнее пятилетие правления Сигизмунда III и еще большее его ослабление при Владиславе IV.

Образование Прусско-Бранденбургского государства (1618 г.) привело к интенсификации его монетной чеканки Так как Пруссия находилась в ленной зависимости от Речи Посполитой, продукция кёнигсбергского и кёльнского монетных дворов имела особенно благоприятные условия для проникновения и на территорию Белоруссии.

Швеция после захвата Ливонии с ее центром в Риге (1621—1625 гг.) и Эльблёнга (1626 г.) стала непосредственным соседом Речи Посполитой. Закономерным следствием весьма активной деятельности рижских1 и эль-Плёнгского монетных дворов явилось «выплескивание» миссы отчеканенного ими биллона на смежные земли, и том числе и в Белоруссию.

С конца 40-х — начала 50-х гг. XVII в. клады Белоруссии начинают фиксировать необычную примесь и виде маленькой (размером в современную копейку) медной монетки с изображением цветка\' самого обыкновенного репейника, окруженного легендой «Т^ЕМО МЕ 1МР1ЖЕ 1АСЕ85ЕТ» («Никто ко мне не прикоснется безнаказанно»). Удивительна не столько «национальность» этой монеты, оказавшейся двойным шотландским пенни 1632—1633 гг., сколько тот факт, что именно она оказалась первой представительницей медного обращения белорусских рынков1. Каким же образом оказалась в Белоруссии эта на первый взгляд совершенно чуждая для нее как по государственной принадлежности, так и по металлу монета? Поиски ответа на этот вопрос позволили прочесть небольшую, но очень любопытную страничку белорусской истории, связанную с пребыванием в Великом княжестве Литовском шотландских иммигрантов.

1 Н Риге периода шведского господства действовали два монет-НМ* днорн: с 1621 г.— городской, выпускавший монету с городским юрАом (два скрещенных ключа под крестом), а с 1644 г. и государственный, осуществлявший чеканку с гербом Ливонии (шагающий гриф).

венного репейника, окруженного легендой «Т^ЕМО МЕ 1МР1ЖЕ 1АСЕ85ЕТ» («Никто ко мне не прикоснется безнаказанно»). Удивительна не столько «национальность» этой монеты, оказавшейся двойным шотландским пенни 1632—1633 гг., сколько тот факт, что именно она оказалась первой представительницей медного обращения белорусских рынков1. Каким же образом оказалась в Белоруссии эта на первый взгляд совершенно чуждая для нее как по государственной принадлежности, так и по металлу монета? Поиски ответа на этот вопрос позволили прочесть небольшую, но очень любопытную страничку белорусской истории, связанную с пребыванием в Великом княжестве Литовском шотландских иммигрантов.

В документах XVI—XVII вв. шотландцы («шкоты», «шоты») выступают одновременно в двух совершенно несхожих обличьях — как мирные мелочные торговцы и как профессиональные воины-наемники. Начиная с 1563 г. сеймовые конституции не забывают упоминать о них как о серьезных конкурентах местному купечеству и облагают их предпринимательскую деятельность особыми поборами. Так, Статут сейма 1563 г. в числе купцов-иноземцев, «от которых города великую шкоду терпят», называет «шкотов» и запрещает тем из них, кто не имеет постоянного места жительства, вести торговлю.

1 Медный коронный солид, отчеканенный в 1650 г., практически не принял участия в денежном обращении на территории Белоруссии.

Значительное число шотландцев-солдат было в армии Речи Посполитой. Сигизмунд III, снарядивший в 1598 г. экспедицию для овладения короной Швеции, включил в ее состав, помимо поляков и венгров, шотландцев. Предок М. Ю. Лермонтова, «шкоцкий немец» Георг Лермонт (Лермант), погибший под Смоленском в конце 1633 или в начале 1634 г. в звании ротмистра московского рейтарского полка, начинал военную службу в Белоруссии. В 1613 г. он оказался в составе польско-литовского гаршпона, осажденного в крепости Белой (ныне районный центр Смоленской области), и вместе с отрядом соотечественников перешел на сторону русского войска. В свя-1И с этим становится понятным упоминание о нем в московской книге иноземцев как о «белском немчине».

Со второй четверти XVII в. число шотландцев, перебиравшихся на постоянное жительство в Речь Посполи-гую, заметно возросло. Это обстоятельство находит объяснение в конкретных событиях англо-шотландской истории. После заключения в 1603 г. унии между Англией и Шотландией начались гонения английского правительства ни пресвитерианскую церковь Шотландии. Приняв особенно широкий размах при Карле I (1625—1649 гг.), они вынуждали многих шотландцев покидать родину. Одним из мест, наиболее привлекательных для изгнанников, стала Речь Посполитая, и, в частности, Великое княжество Литовское, где могущественнейшие магнаты — 1\'адзивиллы исповедовали близкий к пресвитерианству кальвинизм и усердно насаждали его в своих обширных владениях (в Белоруссии кальвинистские храмы имелись н Брестском воеводстве, Лидском уезде, Ошмянском земстве, Новогрудке, Минске, Койданове, Копыле, Слуцке, Шилове, Витебске и других местах).

В реестре купцов Пинска, составленном в 1620-х гг., перечислены четыре шотландца — «Томило Олешкович, пют; Петр Шимкович, шот; Олешко Охремович, шот; Дуцъя Литвинович, шот». В столь славянском звучании л их имен нет ничего удивительного: упоминавшийся выше Георг Лермонт в русских источниках назван Юрием Андреевым.

Очевидно, к 1630-м гг. относится появление шотландских ремесленников и торговцев в Слуцке. Они основали здесь пресвитерианскую общину и, как единодушно утверждают все упоминающие об этом источники, приняло активное участие в городской торговле, вывозя товары й Россию, Польшу, Германию и Голландию.

«Шкоты» выступали преимущественно как бродячие торговцы, настолько примелькавшиеся на землях Речи Посполитой, что одна из эпиграмм XVII в. использует для характеристики городского судьи, дремлющего при исполнении служебных обязанностей, понятие переметной сумы странствующего шотландца, как вещи, превосходно известной современнику:

Отчего вы, ваша милость, пане судья гродский Уши опустили, будто мешок шкоцкий?

В сеймовых постановлениях галантерея, подлежащая при продаже налоговому обложению, выделялась в раздел «Шкоцкие товары». Один из параграфов конституции 1650 г., называя самые разнообразные виды галантерейных изделий (полотенца и рукавицы, веники и ножи, белила и бусы, гребни и нитки, иглы и наперстки, чулки и т. п.), обстоятельно перечисляет места их производства (Гданьск и Германия, Силезия и Голландия, Франция и Венеция), но нет среди них ни одного, происходящего из Шотландии. Тем не менее все они объединены под общим названием — «речи (вещи.— В. Р.) шкоцкие».

Купечество Великого княжества Литовского издавна выступало против конкуренции шотландцев, «носящих в коробках товары по всему краю». О размахе деятельности шотландских коробейников можно судить хотя бы по тому, что она даже послужила поводом к жалобе виленских купцов, направленной 24 апреля 1658 г. царю Алексею Михайловичу.

Разносная продажа товаров предполагает прежде всего платежи в самых мелких монетах. Поэтому, если учесть преимущественно «галантерейный» характер торговой деятельности шотландцев, вполне оправданной представляется мысль о том, что пришедшие вместе с ними медные двухпенсовики выполняли роль разменного средства для биллоновых номиналов.

Обращает на себя внимание одно обстоятельство: белорусские клады содержат двойные пенни лишь одного, Пи того в 1632—1633 гг. типа. Следует полагать, что имело место какое-то единовременное (или весьма ограниченное во времени) значительное поступление шотланд-»кой монетной меди. Очевидно, занесенная одной или несколькими иммигрантскими волнами начала 1630-х гг., она спустя несколько лет явочным порядком «подключилась» к денежному обращению на территории Белоруссии.

В 1640—1650 гг. наблюдаются небольшие монетные поступления из России в виде серебряных копеек, «ефимков с признаком» (западноевропейских талеров, контр-м.фкированных двумя клеймами — «признаками»: круглым — с изображением всадника с копьем, прямоугольным— с датой «1655»), а также медных номиналов от |роша (2 копеек) до полтинника (чеканились в 1654 г.) и медных копеек (чеканились с 1655 г.). Эти медные монеты, пытавшиеся включиться в обращение на землях восточной Белоруссии, где находилась русская армия, сразу же отрицательно были восприняты рынком. Грамота царя Алексея Михайловича, адресованная витебскому воеводе Ф. Ф. Долгорукову в ноябре 1655 г., признала, что «медных ефимков и алтынников (полтинников и трехкопеечников.— В. Р.) и грошевиков в Витебске всяких чинов люди за товары и за харчи и за корм не емлют». В челобитной царю, датированной июлем 1656 г., минские купцы жалуются: «У нас медныя денги и медные талери (полтинники.— В. Р.) в наших городах и н Менску не емлют и в уезде на те медныя денги и медные тарели нам ничего не продают».

Наиболее существенные изменения в содержании белорусского денежного хозяйства рассматриваемого 80-лпни (1580-е— 1650-е гг.) свелись к исчезновению из употребления полугроша, появлению новых номиналов — солиди (шелега, шеляга), полуторагрошовика (полторака, чеха), орта и к гораздо более широкому, чем прежде, распространению реальных грошей, талеров и дукатов.

Несмотря на то что монетная система, введенная Стефаном Баторием, уравняла в качестве и весе монетные единицы Великого княжества Литовского и Короны, исчисления денежных сумм производились, как и раньше, в двух валютах — литовской и польской. Законность (и даже обязательность) таких двойственных расчетов оговаривалась официальными документами. «Лист» Владислава IV, записанный в книгах могилевского магистрата под 1641 г., специально подчеркивал, что торговые пошлины «мают быть браны таким порядком давнего звычая, в котором положона личба на литовские гроши и пенязи».

Более или менее крупные платежи зачастую выражались как в литовском, так и в польском счетных грошах. Например, определение гродненского земского суда по делу о побоях и убытках, нанесенных помещиком Станиславом Толочкой помещику Якобу Ейсмонту (1615 г.), констатирует, что у .пострадавшего была отнята шапка, которая «коштовала полкопы грошей литовских» и «шаб-ля, купленная за пять злотых польских». Суд наложил на Толочку «навезку» (штраф) «за подвакротный бой киевый (двукратное избиение палкой.— В. Р.), за вырван-не волос двадцать коп грошей литовских».

Наряду с копой значение основной расчетной единицы сохраняет и рубль, продолжающий соответствовать 100 литовским грошам. Чтобы убедиться в этом, достаточно проанализировать содержание судебного приговора, вынесенного в 1621 г. гродненским судом земянину Ивану Богатыровичу и его супруге, избившим и ограбившим боярина Адама Батюшкевича: «Навезки (штрафа.—В. Р.) им самому пять коп грошей а жоне его десять коп грошей, за грабеж вола осм коп грошей, за сани осм грошей, за бочку грошей дванадцать, за дежу грошей осм, вины три рубли грошей, усего сумою коп двадцать осм и грошей двадцать осм литовских». Таким образом, 1408 литонских грошей (23 копы+28 литовских грошей) + I 3 рубля = 1708 литовским грошам (28 коп + 28 грошей) Отсюда: 3 рубля = 300 литовским грошам (1708— 1408), а 1 рубль—100.

Следует отметить, что в середине XVII в. копа и рубль начали использоваться не только для счета польских и западноевропейских грошей, но и для других литвских, а также польских и западноевропейских номиналов. Это новшество превосходно демонстрировала челобитная, направленная в 1655 г. царю Алексею Михайловичу могилевским войтом Николаем Кгельдом «с товарищи»: «…мая против 16 числа в ночи, в новом ряду, что от ратуши, воровские люди покрали погреба, шили мирских (магистратских.— В. Р.) денег семсот пмтдесят рублев, да моих тарелей (талеров.— В. Р.) и ленков и ортов и чехов и шелегов и мелкой рухляди им тысячу на тридцать на пять коп…

                                                                  Мирский замок                                                                         

 

А тот вор Артюшка Туленин пойман в той татбе (в том рачбое.— В. Р.), винился с пытки, что он тот погреб и дети крал с товарищи своими… и разделили денги на фоо по полчети талери (по три с половиной.— В. Р.), и левки отдали салдату, прозвищо Пешехону, что (чтобы. — В. Р.) он их перепустил через меншой вал, через городовую стену… а тот тать Артюшка отдал мелких денег триста десеть рублев, а моих чехов вернул мне на девяноста на полтора рубли на десять денег…»

Эгот документ интересен не только нарушением сис-Iем 1)1 традиционного счета в копу и рубль исключительно и применении к литовской монете. В нем появляется но-иое для условий Белоруссии обозначение абстрактной денежной суммы: ставшие привычными «пенязи» заменены термином «денги», соответствующим современному ПОНМ1ИЮ «деньги» («…денег семсот пятдесят рублев…,

рн (делили денги на трое по полчети талери……отдал

мелких денег триста десять рублев…»). Кроме того, «денги» представляют здесь и реальные русские номиналы достоинством в половину копейки («…чехов вернул мне на девяноста на полтора рубля и пять денег»). Невольно напрашивается сравнение с использованием понятия «пе-нязь» в польско-литовской денежной и монетной системах («пенязи» — деньги вообще, «пенязь» — реальная монета) .

Еще раньше, чем слово «денги», для обозначения денежной суммы (безотносительно к ее размеру и конкретному монетному содержанию) стало применяться слово «гроши» (с ударением на первом слоге), перешедшее в современные белорусский и украинский языки. К 1637 г. относится судебное определение по делу могилевского мещанина Харка КуЗмича, обвинившего свою соседку Орину Турцовую в нанесении ему «знищенья и шкоды» с помощью колдовства. Пострадавший жаловался, что в связи с его «частнократным з малжонкою (женой.— В. Р.) для торгов на рынок хоженю, помененная Орина, ужитая для дозору маентности и сторожи детей малых в доме его, смела и важилася, чары строечи, подворье зельем якимсь обносити, чары в покормех (в пище.— В. Р.) детям его малым давати, ключи приспособивши, клеть отмыкати, в ней в ночи и в дни бывати» и, в конце концов, похитила «белое платье, речи домовые и гроши готовые».

Литовский грош продолжал иногда именоваться «плоским», для польского же, при сохранении термина «осмак», вошло в употребление и новое обозначение — «грош узкий»: «…од воза двоими конми — грош узкий, у которым осм пенезей, а од штуки воску—грош плоский, у которым десять пенезей» (Грамота Сигизмунда III, определявшая размеры мостового мыта за перевоз через р. Рудомину на пути из Лиды в Вильно, 1597 г.).

Талер с самого начала своего широкого обращения в Белоруссии выступал как многозначное понятие. В зависимости от качества и веса он именовался по-разному: «Талеры твардые (твердые.—В. Р.) з границ паньства наших вывозят, и на их место талеры злотовые и левко-мы ввозят» (декабрь 1645) «Твердыми» называли полноценные по пробе и весу талерные номиналы, левковыми (как уже отмечалось)—северонидерландские лёвен-даальдеры невысокой пробы.

Дукат, определявшийся ранее словом «золотой» в сочетании с несколькими эпитетами (см. выше), оставил »<| собой лишь один из них — «червоный». Типичной в л ом отношении иллюстрацией является запись тяжбы, ра(биравшейся могилевс\'ким городским судом в 1643 г. Суть ее сводилась к следующему: наследники умершего бурмистра Тимофея Козла потребовали с должников «не-божчика» возвращения занятых ими когда-то денег. Некий пан Комар, «умоцованый» (уполномоченный.— В. Р.) противной стороной, «поведил», что ее представи-|сли «неповинни платити тых ста и шестидесяти черво-ных злотых».

Для наименования сумм в звонкой монете из прежних определений используются два — «готовые» и «рукодан-ные», причем второе иногда выступает в несколько измененном звучании: «Взяли есьмо готовую рукодайную суму пенезей двадцать тысечей золотых польских» (Продажная запись Яна Кишки, воеводы Полоцкого на имение Долгиново под Ошмянами, 1635 г.)

Падение реальной стоимости гроша усиливалось с каждым годом. Если в 1586 г. дукат оценивался в 56 грошей, в 1598 г. — в 58, в 1616 г.— в 75, то в 1620 г.— в 120, в 1622 г.—в 140, в 1628 г.—в 160, в 1631 г.— в 165, в 1639 г.— в 178, то в 1640 г. уже в 180 грошей. Только после этого наступил непродолжительный период о|носительной стабилизации гроша.

\' Центральный государственный исторический архив БССР, ф 1828, он I, ед хр 12, л 833 об.

Как свидетельствуют приведенные данные, неблагополучие в польско-литовских финансах особенно остро начинает ощущаться с 1620-х гг. Именно с этого времени утечка полноценной монеты на запад приобрела систематический характер. Одновременно активизировались поступления низкопробной иноземной чеканки.

Правительство Речи Посполитой достаточно быстро поняло опасность вздорожания полноценных монет и явочного импорта монет низкопробных. Уже сейм 1598 г. констатировал, что «много вреда приносится применением цен на червоные злотые и талеры некоторыми людьми, особенно купцами», и требовал, чтобы полновесные дукаты и талеры не принимались выше установленного государством курса. Что же касается неполноценных монет, то, по решению сеймовой конституции, «червоные злотые, также и талеры истершиеся, и монеты дробнейшие чужеземские, которых много до паньств наших, вносится, не мают быть браны».

Правительство так и не смогло добиться осуществления этого постановления. Это бесспорно доказывается тем, что его в той или иной мере продублировали конституции последующих, вплоть до конца 1640-х гг., сеймов: к концу 50-х гг. XVII в. государственные финансы Речи Посполитой балансировали на грани катастрофы.
 
 

 
Корреспондент «Комсомолки» прошел по следам сокровищ, оставленных в Беларуси французами 195 лет назад
 

«…Я скорее предпочту есть руками, чем оставлю русским хоть одну вилку с моей монограммой…» — так сказал Наполеон, когда ночевал в белорусском городке Толочин во время бегства в 1812 году. От полумиллионной наполеоновской армии осталось едва ли 20 тысяч человек. Но эта армия везла и несла на себе многочисленные трофеи, в том числе и сокровища московского Кремля. Зима в тот год была ранней, и французские солдаты, голодные и обмороженные, падали в придорожную грязь и снег под тяжестью собственных вещмешков. И тогда великий полководец принял решение: нужно избавиться от трофеев, бросить обозы. Но что делать с золотом? И вот в нескольких десятках верст от переправы через Березину, как раз в том месте, где старая Смоленская дорога переходит в Борисовский тракт, кареты и фургоны, буквально набитые драгоценностями, внезапно и таинственно исчезли.

Золото здесь ищут постоянно

Тут и начинается загадка, которая почти две сотни лет будоражит кладоискателей. История клада императора Франции обросла превеликим множеством слухов и легенд. Одна из наиболее правдоподобных версий о запрятанных сокровищах связана с озером Стоячее, которое находится недалеко от Крупок и куда отправилась «Комсомолка».

Мы долго не могли найти Стоячее. Машину пришлось бросить на старой Московской трассе. Отправились пешком. В деревеньке Новохросты зашли во двор одного из местных жителей.

— Извините, как нам пройти на озеро…

— Что, за золотишком приехали? Ездят тут постоянно, спрашивают… — не дал договорить он.

`Ученым,
Ученым, искавшим клад, понадобились гидрокостюмы.

— А что, бывают тут экспедиции?

— Ну, копают иногда, да и то в основном по берегу, а то и ночью роют… Милиция их гоняет…

— А раньше?

— Лет двадцать — двадцать пять назад была экспедиция, зимой. А еще у нас рассказывают, что тут немцы в войну на озере золото искали, тоже зимой, году в 42-м…

До озера мы добрались. Оказалось, оно находится всего лишь в 200 метрах от трассы. Но пройти к нему сложно — ноги проваливаются в болотный мох, земля, вернее торф, дрожит, как желе. Стоячее встретило нас гнетущей тишиной.

Клад Наполеона растворился?

Экспедиция двадцатилетней давности, о которой вспоминают местные жители, прошла в 1980 году. Тогда власти не поощряли поиск сокровищ, поэтому финансировать экспедицию не стали. С невероятным трудом ученым удалось достать специальное снаряжение и гидрокостюмы. Все работы пришлось проводить зимой — озеро Стоячее имеет плавающие берега на подушках из торфа, поэтому подойти к воде можно только в сильные холода, когда непроходимая трясина вокруг озера полностью промерзает. Глубина озера небольшая — до 5 метров, но у него двойное дно — из-за торфа. В воду с нулевой температурой водолазы погружались в военных гидрокостюмах с баллонами от акваланга. Изнутри их согревали сто граммов спирта при каждом погружении да надежда на удачу. Торф на дне уплотнился настолько, что приходилось применять специальные щупальца и приборы для поиска, а корни отмерших растений достигали длины в два метра и были толщиной с человеческую ногу. Все работали неистово, как одержимые. Но… ни серебра, ни золота найти так и не удалось.

Зато пробы воды и грунта, взятые с озера, были направлены в Ташкентский НИИ гидрологии и геохимии. Результаты показали на аномально высокое содержание в воде золота, серебра и платины. Неудивительно, что местные жители считали эту воду целебной, а помещики на этой воде производили спирт и водку на собственных заводах.

`Кликнуть
Кликнуть для увеличения

ЕСТЬ ВОПРОС

Почему в воде содержится золото и серебро?

Поинтересовалась “КП” у доктора физико-математических наук Сергея РАЙКОВА

— Если хранить воду в серебряных емкостях или просто положить в нее серебряные предметы, то ионы серебра переходят в раствор. Процесс этот достаточно длительный. Подобные процессы возможны и с золотом, и с платиной, однако это требует еще более длительного периода воздействия (в данном случае — природного) и особых, специфических условий.

    ДОСЬЕ «КП»

    Клад Наполеона — это

    — золото (переплавленное из различных предметов) — 180 пудов*

    — серебро (в слитках) — 325 пудов

    — изделия из драгоценных металлов, коллекции старинного оружия и предметов искусства, драгоценные камни и самоцветы, церковная утварь, иконы с дорогими окладами, драгоценная посуда и т. д. — более 800 пудов.

    Кроме того, в обозе с трофеями ушли:

    из Архангельского собора — уникальное старинное серебряное, местами с позолотой венецианской работы паникадило, весом в 113 пудов, а с колокольни Ивана Великого, что в Московском Кремле был снят один из символов православной веры — крест высотой в три сажени (более 2,5 метра), обитый серебряными вызолоченными листами.

    *(1 пуд — 16 килограммов.)

ВЕРСИИ

Клад нашли сто лет назад

Местный помещик Карл Святский за бешеные деньги выстроил в 1900 году в Крупках замок в неоготическом стиле. А ведь Карл принадлежал к обедневшей и довольно захудалой ветви рода Святских. Точных документов не сохранилось, но есть свидетельства о том, что Карл Святский тайно вел поиски наполеоновского клада в Стоячем озере и не безуспешно.

Сокровища ищут не в том месте

Многие историки считают, что Наполеон, отступая, разбросал свои трофеи, чтобы их сложнее было отыскать. Якобы часть сокровищ лежит в Семлевском озере на Смоленщине. В Крупском районе исследователи указывают еще на несколько возможных мест, но не в воде, а в земле и лесах. А 4 января 1995 года Белорусское радио сообщило о находке крупнейшей части из клада Наполеона в деревне Городечно Пружанского района Брестской области при проведении земляных работ на свиноводческом комплексе.

    СПРАВКА «КП»

    Самые известные клады Беларуси

    Клад князей Радзивиллов

    Несметные богатства могущественных магнатов спрятал последний представитель Несвижской ветви этого рода — князь Доминик Радзивилл. Это случилось в 1812 году. В подземных ходах в окрестностях Несвижского замка хранилось несколько тонн золота и серебра и самый главный шедевр замковой коллекции — привезенные еще в XVII столетии из Константинополя фигуры 12-ти апостолов высотой в человеческий рост, отлитые из чистого золота и осыпанные драгоценными камнями.

    Разбойничья казна

    Самый большой клад древних монет был найден случайно в деревне Козьянки под Полоцком в 1973 году. Учителя местной школы обратили внимание на то, что дети играют «в деньги» старинными серебряными монетами. Выяснилось, что в колхозном поле во время пахоты плуг поднял на поверхность берестяной куль, наполненный серебряными монетами. Часть монет забрал себе тракторист, остальные — сбежавшаяся ребятня и местные жители. Милиционерам пришлось долго собирать разбежавшиеся по деревне сокровища. Набралось около 7500 серебряных дирхемов — старинных арабских монет VI — X веков. Оказалось, клад около тысячи лет назад здесь запрятали разбойники.

                                                                                    река Неман                                           

    Пояс князя Витовта

    Национальная белорусская святыня была найдена “черными копателями” в 1992 году возле деревни Литва в Молодечненском районе. Пояс был создан в XIV веке, состоит из 11-ти серебряных позолоченных поясных блях, пряжки и наконечника. По версии ученых, он попал на территорию Беларуси как подарок крымского хана Хаджи-Гирея великому князю литовскому Витовту. Пояс долгое время находился в частных руках, его оценивали в 300 тысяч долларов. Недавно он был обращен в доход государства и передан на хранение в Национальный музей истории и культуры.

    Минский клад

    В июне 1988 года рабочие прокладывали теплотрассу на пересечении улиц Володарского и Республиканской в Минске (сейчас это рядом с троллейбусной остановкой «Городской Вал»), как вдруг экскаваторщик зачерпнул ковшом больше десятка килограммов чистого серебра: монеты, медали, посуда и другие ценности. Предметы клада датировались концом XVII века и началом XX столетия.
 
 
Череда случайностей претворяет клад в находку.
Иногда эти случайности бывают совсем невероятными! В рейтинге удивительных находок пальма первенства принадлежит, бесспорно, братьям нашим меньшим. Именно они сделали достоянием общественности огромное множество сокровищ. Так, в 1843 году на окраине города Борисова заметили ворону, которая таскала в гнездо какие–то блестящие предметы. Когда проверили, то это оказались литовские, польские, прусские и русские монеты XVI века. Очевидно, деньги были в горшке и зарыты в землю. От перепадов температур на горшке сконцентрировалась влага, которая, сбегая вниз, замерзла. Образовавшийся лед и вытолкнул клад на поверхность. Ворона, которую привлек блеск монет, начала их переносить на дерево в гнездо.

 
В 1888 году около деревни Новоселки (ныне Барановичского района) крот буквально выбросил на поверхность земли римские монеты I–II столетий. Его назвали «Клад вслепую». А еще в Беларуси трижды фиксировались «свинские клады». В 1921 году на окраине Слуцка свинья вывернула из земли горшок с ливонскими и нидерландскими монетами XVII века. Подобная история повторялась еще дважды: в 1961 году в деревне Веска Старобинского района свинья выкопала литовские и польские монеты XVII века, а в 1963 году в деревне Атрубок Докшицкого района — ливонские и нидерландские того же периода.

Иногда клады «открывает» и природная стихия. Так, в 1964 году размытая ливнем лесная дорога около поселка Касаляки Кормянского района была буквально усыпана восточными монетами IX века. Ну, и, конечно, поскольку в большинстве своем клады — нечаянная радость, то и находят их чаще всего те, кто любит покопаться в земле. Например, дети. В 1969 году в урочище Вельмово близ деревни Гидровки Новогрудского района мальчик случайно палкой колупнул землю и нашел приличный клад польских и литовских монет XVII века. Но еще больше повезло местной ребятне на Полотчине в 1971 году. Там ребятишки обнаружили один из самых значительных кладов — разбойничью казну, состоявшую из серебряных арабских дирхемов, которая весила аж 24 килограмма! Так что если ваш ребенок усердствует с лопаткой во дворе — не мешайте и не отвлекайте его, авось ему повезет! По этому поводу у славян существовала легенда, что клады могут открываться лишь существу безгрешному — вспомните гоголевскую «Пропавшую грамоту»…
 
 
КЛАД В ПОЛОЦКЕ
Ветер срывал с деревьев сухие осенние листья, и они, покружившись в пронзительно чистом воздухе, катились по спокойным и сонным улочкам Полоцка, по бывшей Стрелецкой, взбирались на береговой холм к Софийке. Так по-свойски называют полочане Софийский собор, третью на Руси Софию после Киевской и Новгородской.
 

В этот светлый осенний день, о чем бы я с утра ни думала, мысли мои возвращались к найденному недавно кладу на футбольном поле стадиона неподалеку от собора, рядом с валом Ивана Грозного.

О кладе я кое-что узнала еще в Минске. В Институте истории Академии наук Белорусской ССР мне посоветовали найти заведующего сектором археологии Георгия Васильевича Штыхова на раскопках, там, где начали строительство новой станции метро «Немига».

Археологи работали на одной площадке со строителями метро. Вагончиков стояло в ряд немало, и отличить, какой принадлежит строителям, а какой — ученым, можно было только по внутреннему убранству.

На столе «археологического» вагончика лежали черепки горшков, кубков, изразцов, горлышки сосудов в патине… И Штыхов сидел тут же, погрузившись в какие-то бумаги. Почувствовав, что кто-то вошел, он поднял голову, вгляделся и, признав меня, встал и улыбнулся как давней знакомой.

— А-а, очень хорошо! Вы знаете, это ведь уникальная находка. Хорошо, что вы заинтересовались…— Он сгреб в сторону черепки, вытащил из портфеля множество бумаг и книг, разложил на столе. Потом протянул мне два слайда.

клад в Полоцке
— Полюбуйтесь, вот он, клад.— Помолчав немного, продолжил: — Между прочим, такие клады — редкость. Я имею в виду золотые. Клады ведь вообще как возникали? Ну, конечно, как форма накопления, вроде современных сберкасс, во-первых, а во-вторых, драгоценности прятали во время войн, драматических событий от врагов. Скажем, много кладов на Рязанщине, на Киевщине, потому как эти земли пережили Батыево нашествие. То есть было от кого прятать…

Я разглядываю слайды: на темно-коричневом фоне двух квадратов светилось золото старинных украшений.

Фото С. ТарасоваГеоргий Васильевич продолжал говорить, но странно — не о том, как нашли клад, а скорее о тех временах, к которым относились найденные изделия.

— Итак, город Полоцк. Возник на реке Полоте,— с методичностью лектора рассказывал он.— Отсюда и его название. Впервые он упоминается в «Повести временных лет» под 862 годом в связи с тем, что Рюрик раздавал города своим вассалам. А клад наш ориентировочно мы относим к концу X — началу XI века.

Я понимала, что этим разговором археолог как бы готовил меня к встрече с полоцкой находкой, давая понять, что это не обычная драгоценность. И не ошиблась. Потому как вскоре он перевел разговор на исторические события тех времен. Штыхов рассказывал, что новгородский князь Владимир Святославич хотел жениться на дочери полоцкого князя Рогнеде. Она в руке ему отказала, тогда Владимир пошел в поход на Полоцк, завоевал непокорную, правда, Рогнеда так до конца и не смирилась со своей участью, покушалась на жизнь супруга, но неудачно. Воинственность была в крови у потомков Владимира, и его внук, Брячислав Изяславич, уже в начале XI века взял Новгород. Возвращаясь с богатой добычей домой, был разбит киевским князем Ярославом. Тот подчинил его себе и сказал: «Буди же со мной за-один». Вместе они тоже немало походов совершили…

— Вот такие драмы и трагедии разыгрывались на территории Полоцкого княжества на рубеже X и XI веков. И кладов тогда было зарыто достаточно. За последние сто пятьдесят лет там было найдено тридцать пять кладов. Только что найденный — тридцать шестой. И единственный золотой. Я думаю,— с воодушевлением говорил Штыхов,— что этот клад закопал, несомненно, богатый человек. Например, какой-нибудь княжеский дружинник. В те времена золото ценилось необычайно высоко, и даже самые богатые люди не могли себе позволить иметь его много. Из летописей нам стало известно, что хозяин Минского замка князь Глеб и его жена посылали в Киев подарок. Так даже в княжеском подарке было серебра шестьсот гривен, а золота — всего пятьдесят.

Потом Георгий Васильевич начал говорить о значении полоцкого клада:

— Во-первых, он подтверждает торговые связи стран Северной Европы с Киевом, так как ранее известные подобные вещи изготовлены либо в Киеве, либо в Скандинавии. Во-вторых, эти украшения откроют нам подробности быта раннего средневековья, технические приемы мастеров прошлого. Это тоже интересно. Ну и, наконец, клад расскажет об экономике тех времен. Видите,— он раскрыл книгу на нужной странице,— насечки на готовом браслете? Изделия могли разрубать и использовать в качестве денежного эквивалента.

И тут Георгий Васильевич начал сокрушаться по поводу того, что мало, мало исследован культурный слой в Полоцке…

— Культурный слой? — переспросила я.

Штыхов моментально поднялся, быстро вышел из бытовки:

— Идемте, покажу и слой, и материк.

Подошли к котловану глубиной не менее пяти метров.

Фото С. Тарасова— Смотрите, все остатки стен, мостовой находятся в культурном слое, то есть в земле, наслоившейся в результате деятельности человека. А вон та лужа — уже на материке, то есть на земле-основе, где люди начинали жизнь. Так вот, я говорю, что, несмотря на то, что археологические исследования проводятся в Полоцке более-менее регулярно, все равно этого мало. Представьте себе, сколько в этой древней земле исторических ценностей!.. Вот приедете в город, сами увидите, нет, почувствуете — там все о старине напоминает. Мне, археологу, так вообще кажется, что на улицах Полоцка всюду видны следы кривичей. Одним словом, езжайте не откладывая, прямо сейчас и отправляйтесь.

Мы договорились со Штыховым увидеться назавтра в Полоцке.

Наутро в Полоцке меня ждала встреча с кладом в Софийском соборе. Побывав сначала на месте находки в районе Нижнего замка,— здесь под самым валом Ивана Грозного лежало футбольное поле,— я стала подниматься к собору берегом реки, огибающей Софийский холм. В утреннем свете стройные стены и купола Софии словно парили в безоблачном небе…

Заведующий фондами Софийского собора Игорь Залилов ждал меня, и, как только мы обменялись приветствиями, он сообщил:

— Штыхов звонил, сказал, что выезжает. Пойду вскрою сейф, принесу нашу находку.

Вскоре Игорь Залилов вернулся с грудой коробочек, свертком алого бархата, сложил все на скамью и сказал:

— Давайте-ка я вам еще полчасика не покажу находки, а расскажу, как нашли клад. Дело было так. Люди работали на футбольном поле: рыхлили землю, убирали камни. И вдруг гардеробщица стадиона Мария Краснова наткнулась на комок земли со спутанными проволочками. Подняла, очистила от земли и стала раздавать сослуживцам, при этом в шутку говорила, золото/мол, нашла. Александр Петрович, директор стадиона, заставший эту картину, велел Маше собрать все, что раздала, и пройти с находкой к нему. Он повел себя так, как будто каждый день имел дело с кладами: долго разглядывал находку и, признав в ней изделия из благородного металла, под расписку забрал найденное, положил в сейф, а утром следующего дня отнес в ближайший продуктовый магазин и там на простых, грубых весах взвесил. Оказалось, что-то около 335 граммов.

Когда мне позвонили, спросили, слыхал ли я про клад, мне стало не по себе. Через семь с половиной минут я был уже на стадионе. Почему-то предполагал, что находка XVII—XVIII веков, но, когда директор показал один из браслетов, я понял, что это гораздо более древние вещи. Положил я золото в папочку, повез в Новополоцк в ювелирный магазин, созвонился, конечно, заранее. Там определили вес — 334,36 грамма и пробу — 958. Стоимость назвали приблизительную, по цене золотого лома, ведь настоящую не определишь — клад бесценный…

О находке сначала мы сообщили в Минск, Валентину Наумовичу Рябцевичу, доценту кафедры археологии Белорусского государственного университета. Рябцевич позвонил в Институт истории Штыхову.

Произнося последние слова, Залилов поднялся, разостлал бархат на скамье, вынул из коробочек украшения, разложил их:

— Теперь глядите.

Что можно сказать о том ощущении, которое я испытала, взглянув на клад? Матово поблескивало золото — радостный металл. Несмотря на грубоватость ковки, нетонкость, изделия были теплые, драгоценные… И странным образом в них соединялось многовековое «достоинство» с блеском дорогого украшения.

Мы еще стояли, склонившись над находками, когда открылась дверь и вошел Штыхов. Поздоровался, высыпал в кресло гору яблок из портфеля и надолго замер над кладом.

— Да-а,— протянул он.— Конечно, это уникальный клад.— Он опять разложил свои книги, открыл на иллюстрациях древних украшений.— Смотрите, верно, все сходится, вот аналоги наших браслетов, X век. Значит, клад все же принадлежит к концу его, тому времени, когда Владимир Святославич завоевывал Рогнеду.

Залилов встрепенулся, заговорил очень громко:

— Как же концу десятого?! А на это что вы скажете? — Он достал из коробки весьма тонкой работы мужское массивное кольцо, не относящееся к новой находке.— Работа мастеров из Северной Европы. Доказано, что середина XI века. Вы только посмотрите на крепление, оно же идентично с креплением на найденном браслете.

— Кольцо действительно середины одиннадцатого, но этот — раньше. Вот взгляните…— Штыхов указал на фотографию в книге.— Или вот заготовка браслета, того же времени. Вы наш разогните, то же самое получится…

Конечно, полоцкий клад — находка пока не изученная, исследовать ее только еще начинают. Долго, вероятно, будут спорить о происхождении, о возможно более точной дате возникновения. Пока же из официальных, так сказать, документов существует сообщение Штыхова, которое хотелось бы процитировать:

«Браслеты из Полоцка имеют аналогии среди изделий Киевского клада (1913 год) второй половины X века. Такую дату можно предложить также для нового полоцкого клада. При всех возможных предположениях обстоятельств и времени зарытия клада в Полоцке его датировка не может выходить за пределы X — первой половины XI веков».

Массивные, абсолютно простые вещи, кому они могли принадлежать? Каково же было мое удивление, когда Штыхов вдруг объявил, что это мужские украшения. Два браслета, куски золотой проволоки, части шейной гривны. Всего восемь предметов, включая обломок. Мужчины носили украшения только в особых, парадных случаях. Ну, конечно, показать, что живет богато, а еще потому, что золото было символом счастья, света.

— Вы вспомните,— говорил Штыхов,— в «Слове о полку Игореве» есть упоминание о мужских украшениях, там Изяслав, лишенный помощи своих братьев, «изрони жемчюжну душу из храбра тела чрес злато ожерелие». Видите, вот такое ожерелье — гривна.

Долго мы еще пили чай, спорили, слушали Георгия Васильевича, а наши взоры словно магнитом притягивало к заветной скамье, где на алом бархате лежали ценности из давнего века. Штыхов щурился, щурился на клад, а потом вдруг словно нехотя проговорил:

— Вообще-то я думаю, это не весь клад…— И, уже совсем успокоившись, добавил: — Дело в том, что место там, у вала Ивана Грозного — в огромной земляной подкове, неисследованное. Потом — клад ни во что не вложен, а мог быть либо в горшке, либо в берестяном коробе. И еще — нет монет. Как правило, клады зарывали с деньгами.

— И все же мне кажется странным,— сказала я,— что спустя десять веков клад лежал буквально на поверхности…

— Наверное, по этой же причине и Красновой не могло прийти в голову, что она подняла с земли драгоценность. Понимаете, на Нижнем замке культурный слой невелик, а при рыхлении почвы пласты переместились. Вот потому-то он оказался наверху,— просто объяснил Штыхов и взглянул на часы.

Георгий Васильевич уезжал обратно в Минск.

— Вот,— сказал на прощанье Штыхов,— хочу вам подарить книжку, в основу ее легла моя кандидатская диссертация. Книжка о древнем Полоцке IX—XIII веков.

Я уже знала: Георгий Васильевич начинал сельским учителем, а любовь к археологии пришла во время раскопок, когда он работал со своими учениками. Полоцком и другими городами Полоцкого княжества стал заниматься со времен аспирантуры. А затем у него была докторская диссертация, она называлась «Города Полоцкой земли IX—XIII веков».

Об удачливости Георгия Васильевича ходят легенды. Рассказывают, что на раскопках у будущей станции метро Штыхов, подойдя к группе студентов и археологов, попросил дать копнуть ему. Стоило Георгию Васильевичу буквально ткнуть лопатой в землю, как под ее острием обнаружилась серебряная шейная гривна XI столетия.

— Георгий Васильевич, а как вы нашли свой первый клад?

— Это было в шестьдесят пятом году, в Витебской области. Серебро, женские украшения, монеты XI века. И второй клад, найденный мной лично возле Витебска, был бронзовый— VI—VIII век. Вообще же изучил все клады полоцкой земли, все, что были найдены за полтора века…

Настал день отъезда.

Кто-то играл на рояле в недавно отреставрированном зале Софийского собора, на улице по-прежнему шуршал листопад, и где-то наверху, за семью печатями, лежал бесценный клад в ожидании своего места в истории полоцкой земли.
 
 
ЗАРУБИНЕЦКИЙ МОГИЛЬНИК
В 2 км. к северо-востоку от г. Давид-Городок Столинского р-на расположено урочище \"Левановщина\". Это ровное поле площадью несколько гектаров, незначительно возвышающееся над окрестностями. В 0,5 км к юго-западу протекает р.
Горынь. Летом 1979 г. на территории урочища во время разработки песчаного карьера случайно было обнаружено несколько глиняных сосудов и железный наконечник копья. В одном из поврежденных сосудов лежали кальцинированные человеческие кости. Годом позже авторы обследовали место находки. В отвале земли найдены лощеный горшок с псевдоушками и крупный фрагмент ребристой миски. Зачистка стенок карьера и ряд небольших шурфовок нового материала не дали. Вокруг карьера и вдоль дороги по направлению к Давид-Городку на вспаханной поверхности земли обнаружены в большом количестве фрагменты лепных и гончарных сосудов, а также мелкие фрагменты кальцинированных костей.
 

Зарубинецкий могильник в Полесье
 
Схема расположения могильников зарубинецкой культуры на правобережье Припяти

1- Отвержичи, 2,3 — Велемичи I и II, 4 — Ремель, 5 — Воронино, 6 — Буйразь, 7 — Погост, 8 — Семурадцы, 9 — Левановщина

Летом 1981 г. на территории урочища были организованы стационарные раскопки. Исследовался участок площадью 100 кв.м., оставшийся нетронутым земляными работами. Во время раскопок обнаружено три урновых погребения. Все три захоронения обнаружены в слое чистого песка на глубине 0,5-0,6 м от современной поверхности. Контуры погребальных ям не прослеживались.

Погребение 1. На глубине 0,5 м зафиксирован лепной чернолощеный горшок-урна, в котором находились кальцинированные кости. Ручка горшка отбита в древности, днище деформировано. Размеры урны (в см.): высота 21, диаметр венчика 19, диаметр дна — 12.

Погребение 2. На глубине 0,5 м. обнаружен лепной чернолощеный горшок-урна с ручкой, приблизительно на 1/10 заполненный кальцинированными костями, среди которых сохранились довольно крупные фрагменты. Горловина горшка отделена от тулова круговым уступом. Размеры урны (в см.): высота 21, диаметр венчика 17, диаметр дна 10.

Погребение 3. На глубине 0,6 м стоял лепной чернолощеный горшок с двумя ручками, одна уцелела, а вторая отбита еще в древности. В горшке лежали кальцинированные кости, перемешанные с небольшими фрагментами лощеной керамики. Размеры урны (в см.): высота 22, диаметр венчика 20,5, диаметр дна 11.

Во всех урнах кальцинированные кости тщательно очищены от остатков костра, что свидетельствует об относительно ранней дате погребений.

Датирующих находок при раскопках могильника не обнаружено. Определить датировку можно при сравнении керамического комплекса с одновременными комплексами могильников полесской группы зарубинецкой культуры.

В районе, где расположен могильник Левановщина, в настоящее время исследовано семь могильников (рис. 1). Наиболее удобны для нашей работы могильники Отвержичи и Велемичи II, исследованные и опубликованные К.В. Каспаровой.

Многочисленные датирующие находки, а также разработанная типология керамики делают эти памятники надежным хронологическим репером. Для дополнительной проверки датировок привлечены материалы Пироговского могильника. Вся посуда, обнаруженная в урочище Левановщина, лепная. Первая категория посуды — горшки. Лепной горшок-урна,  нелощеный, изготовлен из светло-желтой глины с примесью дресвы и песка. Поверхность заглажена. Венчик отогнут наружу, в  одном месте сильно оплавлен. Горловина отделена от тулова круговым уступом. На шейке имеется

 

клады в курганах

Сосуды из раскопок могильника Левановщина

сквозное отверстие диаметром 0,3 см. Размеры горшка (в см.): высота 42, диаметр венчика 28, диаметр дна 16. Горшок обнаружен на территории могильника вне погребений. Аналогичные сосуды происходят из погр. 17,36,51,84 могильника  Отвержичи . По фибулам, обнаруженным в погр. 51,84, эти сосуды датируются ранним и средним периодами существования могильника, т. е. I в. до н.э. — началом I в.н.э..

Горшок-урна из погр. 1 (рис. 2,1) находит аналогии в погребениях 27,35,65 могильника Велемичи II . По классификации К.В. Каспаровой, подобные сосуды относятся к варианту 1 типа III и входят в состав \"ранней группы керамики\", датирующейся началом — серединой I в. до н.э. [3, с.100,101]. В Отвержичах схожие пропорции имеет горшок из погр. 20 [2, рис. 8,6, с.142],  относящийся к III типу. Подобные горшки \"…являются наиболее ранними. Они относятся ко второй половине I в. до н.э. В

Отвержичах (погр. 21,31,51) и в других полесских могильниках они встречены вместе с фибулами середины и конца I в. до н.э.\" Горшок с псевдоушками (рис. 3,9) по форме и пропорциям аналогичен урне из погр. 1, что позволяет датировать его тем же  временем. Такая датировка двух сосудов подтверждается и находками в погребениях Пироговского могильника, где подобные горшки отнесены авторами к V группе, датированной по позднелатенским фибулам I в. до н.э. — I в.н.э. .

Пожалуй, одной из самых интересных находок могильника Левановщина являются округлобокие горшки с ручками (рис. 3,5;  2,3). Эти сосуды имеют выпуклое тулово, наибольшее расширение которого находится на середине высоты. У сосуда,  найденного вне погребений, по плечику нанесена круговая бороздка (рис. 3,8).

Урна из погр. 2 (рис. 2,2) имеет несколько более вытянутые пропорции: тулово веретенообразной формы, максимальное расширение которого находится на 2/3 высоты. Венчик короткий, слегка отогнутый наружу. Ю.В. Кухаренко называет подобные сосуды \"горшками с ушками\"  К.В. Каспарова считает, что \"эти сосуды было бы правильнее называть кувшинами\".

Ю.В. Кухаренко упоминает 37 известных ему \"горшков с ушками\" происходящих из 7 могильников и одного поселения . Однако объединение различных форм горшков в одну группу лишь по одному признаку (наличию \"ушка\") и суммарная датировка этих сосудов неправомерна

 

Зарубинецкий могильник в Полесье

 

 

Рис.3. Наконечник копья и сосуды, найденные на территории могильника Левановщина . Эта категория керамики имеет свое внутреннее членение и, возможно, хронологическую дифференциацию. Кувшины схожих  форм, с такой Х-образной ручкой, прикрепленной к сосуду одним концом на уровне венчика, а другим чуть выше

максимального расширения тулова, найдены в погребениях средней стадии существования могильника Отвержичи (погребения 6,11,12,15,23,68,69,72), датирующихся первой половиной I в.н.э.. Аналогичные кувшины происходят из погр. 14,18 могильника Велемичи I . По проволочным средне-, а также позднелатенским фибулам эти погребения датируются в основном I  в. до н.э. — началом I в.н.э.. На территории могильника вне погребений обнаружен нелощеный горшочек (рис. 3,5). Аналогию находим в сосуде из погр. 104  могильника Велемичи II, относящемся к ранней стадии существования могильника и датируемого началом — серединой I в. до  н.э. .

На территории могильника найдены две миски. Одна из них нелощеная, с плавно изогнутым туловом и слабо отогнутым  венчиком (рис. 3,7). В ней находилась кружка. По классификации керамики могильника Велемичи II, миска относится ко \"2 варианту II типа\" (погребения 18,22,25,27,36,37,43,50, 58,59). Датируется этот тип посуды I в. до н.э. — I в.н.э. .

Вторая миска — на поддоне, нелощеная, коричневого цвета, с хорошо заглаженной поверхностью (рис. 3,6). Она имеет высоко приподнятые, четко выраженные плечики. Аналогичная миска найдена в погр. 95 могильника Отвержичи, датированном I в. до  н.э. [1, с.59; рис. 4,11, с.41]. В могильнике Велемичи II (погр. 4,5) подобные миски относятся к VII типу и датируются I в. до н.э.  В  Отвержичах \»VII тип мисок принадлежит к ранней группе керамики, датирующейся второй половиной I в. до н.э.\» [2, с.162]. Ю.В.

Кухаренко писал, что миски на поддонах встречаются \"почти всегда в ранних комплексах\". Подобные миски найдены и в  Пироговском могильнике, где они датируются второй половиной I в. до н.э.. Таким образом, время бытования подобных мисок  — I в. до н.э

  Милоградские сосуды могильника Левановщина

.

В могильнике Левановщина найдено три кружки (рис. 3,2,3,4). Кружка с уступом (рис. 3,4) находит аналогии в кружках из  погребений 4,106,116 могильника Велемичи II, датирующихся началом — серединой I в. до н.э.. Две чернолощеныё кружки (рис. 3,2,3) по аналогиям из погребений 7,14,19,63,73 могильника Отвержичи датируются второй половиной I в. до н.э. . В Пироговском могильнике подобные кружки являются наиболее ранними и датируются серединой II-I вв. до н.э. . В 0,3 км к северо-востоку от зарубинецких погребений при зачистке стенок карьера на глубине 0,6 м был выявлен небольшой  милоградский круглодонный сосуд (рис. 4,1). На месте находки заложен раскоп (4х6 м.). Яма была зафиксирована в кв. 5 на  глубине 0,3 м. от дневной поверхности. Яма отличалась более темным цветом заполнения и имела продолговатую, вытянутую  с запада на восток форму. Внизу ямы обнаружено продолговатое пятно, состоящее из золы, перемешанной с мелкими  фрагментами кальцинированных костей. Размеры пятна 0,25х0,35 м., толщина 0,03 м. К востоку от зольного пятна обнаружен  крупный круглодонный милоградский сосуд (рис. 4,2). Аналогичные сосуды происходят из курганов 1,13 возле дер. Дубой, датирующихся VI — началом V в. до н.э.  По классификации  О.Н. Мельниковской, подобные сосуды относятся к варианту А I группы . Такие сосуды обнаружены в жилище городища

Моховское 1, в Асаревичском могильнике , в комплексе удлиненного жилища раннего милоградского селища в Горошкове . Таким образом, сосуд можно с уверенностью датировать VI — IV вв. до н.э. К зарубинецкому могильнику он отношения не  имеет. На территории могильника обнаружен втульчатый наконечник копья ( рис. 3,1). Внутри втулки сохранился стержень для крепления древка. Общая длина наконечника 14, длина пера 8, максимальный диаметр втулки 2 см. Подобные наконечники на памятниках зарубинецкой культуры не встречаются. Они типичны для комплексов I — II вв. н.э.  пшеворской культуры. Пшеворский наконечник копья — одна из первых находок пшеворской культуры в Полесье .

Таким образом, проанализировав керамический комплекс из разрушенного зарубинецко-милоградского могильника Левановщина, мы определили время его использования
 

 

 
КЛАД СЕМЛЕВСКОГО ОЗЕРА
"…Авангард, не сделав выстрела до села Семлево, взял в плен более тысячи нижних чинов и несколько офицеров, совершенно изнуренных и больных. По всей дороге были разбросаны пушки, зарядные фуры и обозы без упряжи…\". Это из воспоминаний генерала от инфантерии Ермолова А.П., служившего в 1812 году начальником штаба 1-й русской армии.
       18 пудов золота, 325 пудов серебра, неустановленное количество церковной утвари, драгоценных камней, старинного оружия, посуды, мехов и прочего\". А это из официальной справки Министерства внутренних дел России. Не той России, что сейчас, а России двухсотлетней давности. И отражает она содержимое обозов Наполеона после оставления им Москвы. Кто не знает, пуд — это 16,38 килограмма.
       Обе приведенных посылки объединяет интрига с Семлевским озером, ныне называемым Стоячим.
       Кто из нас не слышал о Семлевском кладе Наполеона. Газета \"Комсомольская правда\" когда-то даже организовала, по-моему, двухгодичную экспедицию по его поиску и подробно освещала этот процесс. Но ничего не нашли. Как не нашли в этом месте ничего и десятки других экспедиций, не говоря уже об одиночках.
       Побывали на этом озере и мы со Стариком, но об этом будет ниже. А сейчас о белорусских следах трофеев Наполеона и его маршалов.
       По одной из легенд, при отступлении французской армии по старой дороге из Борисова в Вилейку в местечке Селище (это в районе поселка Плещеницы) в панском имении останавливался со своим обозом один из прославленных наполеоновских маршалов Мюрат.
       Итак, Иоахим Мюрат, бывший трактирный слуга, он же — принц французской империи, Великий герцог Бергский, Неаполитанский король и муж сестры Наполеона Каролины Бонапарт. Он же командующий всей кавалерии Наполеона, участник почти всех известных сражений, водивший лично в атаки свои кавалерийские лавы. И просто человек отчаянной храбрости.
       Небольшое отступление. Всего у Наполеона было 26 маршалов. И практически все незаурядные полководцы. Некоторые из них участвовали в русской кампании. Кроме Мюрата нас интересуют, прежде всего: Луи Николя Даву — герцог Ауэрштедтский и князь Экмюльский; Мишель Ней — герцог Эльхингенский и князь Московский (сын бочара, кстати); Жак Этьен Жозеф Александр Макдональд — герцог Тарентский; Жан Николя Удино — герцог Реджио; Юзеф Антоний Понятовский — князь и польский генерал (единственный иностранец среди маршалов Наполеона). А причиной нашего интереса является то, что обладателей этих громких титулов, помимо полководческих талантов, объединяет наличие у них громадных личных обозов с трофеями. Упрекать их в этом не стоит. Таковы были обычаи войны. И каждый рядовой участник наполеоновской войны тащил на себе из России килограммы ценностей. На эту тему у меня тоже есть любопытная легенда, связанная с моими предками, проживавшими на Смоленщине под Вязьмой, но об этом позже.
       Возвратимся к Мюрату. Его пребывание в Селищах подтверждается тремя источниками. Один источник утверждает, ссылаясь на Виленские газеты 1910 года, что в означенном селении останавливался сам император Наполеон и закопал там несколько бочонков с золотом.
       Кстати, что такое источники? Это упоминание в любой форме в книгах, газетах, журналах и прочих средствах массовой информации (а теперь еще и в Интернете) о каком-либо понятии, факте, событии, человеке и так далее. Именно по этому принципу построены все поисковые системы Интернета. Вводишь слово — получаешь информацию. Но Интернет стал доступен сравнительно недавно и туда стекается далеко не вся информация. Поэтому я завел себе громадную амбарную книгу и все, что меня интересует, записываю туда по региональному признаку. Поясняю на примере описываемого события. Интерес к Мюрату появился после следующего звонка Старика ко мне:
       — Слушай, мне тут позвонил один мужик из Плещениц. Ну, по моему объявлению о сборе легенд о кладах. Говорит, что знает деревню, где в 1812 году останавливались французы. Более того, вскапывал огород теще и нашел две золотые монеты и якобы пуговицу от французского мундира. Собираюсь махнуть туда. Составишь компанию?
       — Когда? — Спрашиваю я.
       — Ну, в субботу с утра. Поедешь?
       — Хорошо. В пятницу вечером еще уточнимся и, если ничего не изменится, заезжай, — соглашаюсь я.
       — У меня мало информации по Плещеницам, посмотри, может, найдешь у себя что интересное?
       — Добро. Если найду, перезвоню.
       И я открываю свою книгу. Плещеницы находятся в Логойском районе Минской области. Нахожу страницу Логойский район. Так, что тут есть? Много чего, исписана почти вся страница. Во-первых, сам Логойск основан в 1078 году, население 9,9 тыс. жителей (данные на 1995 год), до Минска 41 километр. На территории района находятся 329 населенных пунктов. В районе официально зарегистрировано 8 случаев нахождения кладов, из них 5 (монеты 17 века), 1 (14-15 века), 1 (12-15 века) и 1 (не датирован). Сделано 6 археологических находок. Находится 11 старинных населенных пунктов (до 15 века), 9 урочищ, 3 нежилых деревни. На территории района исторически зафиксировано 6 военных столкновений. 1386 г. — в деревне Гайна основан костел. Д. Мстижи — коллекция антиквариата. Д. Стайки — камень со знаками. Д. Краменец — Святой камень (культовый). Бывш. д. Слободка — клад (31 серебряный слиток).
       И так далее и тому подобное. Вам что-нибудь говорят эти записи? По-моему, все понятно и неспециалисту в кладоискательстве. Отмечены все места, где можно походить с металлодетектором и покопать. И все это со ссылками на конкретные источники информации. Например, д.Селище — остановка Наполеона (см. БДГ Для служебного пользования N2 за март 2002 г.). Плещеницы (см. Энциклопедию археологии и нумизматики Беларуси, стр.стр.123, 208, 345, Историческое краеведение Белоруссии, стр.стр.72,106, История войн, т.2, стр.437, газеты \"Сов. Белоруссия\" за 11.01.94 г., \"Труд\" за 17.07.96).
       Просматриваю источники, звоню Старику, обмениваемся информацией. Затем в походном блокноте делаю пометки по некоторым другим местам Логойщины. Это на тот случай, если ничего не найдем в основном месте, то есть в той деревне, где копался огород тещи. Мужик-то не сказал ее названия, чтобы мы не поехали без него.
       Но я уже предполагаю, что та деревня Селище. И вот почему. Помимо газетной заметки об остановке там Наполеона, есть и другие сведения, что постояльцем панского дома был Мюрат. \"…Высокий, широкоплечий, голубоглазый красавец с волнистыми волосами до плеч в шикарном мундире с кучей наград, необычайно галантный и изысканный, он ничем не напоминал лихого рубаку…. После обеда они уехали на разведку, русские были близко и приехали поздно ночью…. Уезжая, он оставил мне в подарок несколько повозок с лошадьми, сказав, что повозки все равно пустые и будут только обременять его в походе…\". Чувствуете? Возил-возил с собой Мюрат пустые повозки, и вдруг они стали его обременять. А остальной обоз (всего было около 30 повозок) взял с собой. Полные повозки его не обременяли. Приведенная цитата из воспоминаний пани Малгожаты Крыжевич, чей муж служил у Понятовского и погиб в стычке с казаками под Дорогобужем. И в чьем доме остановился на постой красавец маршал Мюрат.
       Читаем дальше в монографии \"Большие и малые сражения армии Наполеона на территории Беларуси\": \"…Обескровленная кавалерия Мюрата представляла собой жалкое зрелище, и лишь сам Мюрат с хлыстом в руке и несколько его офицеров выглядели безупречно…. По свидетельствам местных жителей часть ценностей из обоза Мюратом были закопаны (по другим источникам затоплены в озере) возле имения Селищи, где Мюрат останавливался на ночь\".
       А вот еще одно авторитетнейшее свидетельство в пользу Мюрата. \"…17-го французская армия тянулась к Зембину, и Наполеон прибыл в Камень. Генерал Ланской, занимавший Белорусским гусарским полком и казаками село Юрово, что на реке Гайне, выступил 16-го числа чрез Антополье и Словогощь к Плещенице, куда прибыл 17-го в полдень. Он имел благое намерение идти впереди неприятеля к Вильне и преграждать всеми средствами путь головы его колонны, что мог исполнить беспрепятственно, ибо в тот день Плещеницы заняты были одною только придворною свитою Наполеона и конвоем раненого маршала Удино… Партизан Сеславин шел на местечко Забреж, которое 22 ноября занял с боя. За малым дело стало, чтобы на другой день сам Наполеон не попался ему в руки…\" (Давыдов Д.В. \"Гусарская исповедь\"). Взгляните на карту, и Вам все станет ясно.
       Увы, Неаполитанскому королю все равно не суждено было возвратиться за своими сокровищами. В 1813 после битвы под Лейпцигом он изменил Наполеону, для того, чтобы сохранить корону. Затем во время \"Ста дней\" вновь сражался на стороне императора, был разбит австрийцами, взят в плен, и по приговору военного суда Мюрат был расстрелян.
       Однако мы со Стариком подъезжаем к Плещеницам. Нас встречает мужчина вполне интеллигентного вида. Показывает монеты. Определенно золото, причем выглядят, как новые. На лицевой стороне монеты, или аверсе, вычеканен мужчина в полный рост. Судя по шлему с забралом и наколенникам, это рыцарь. В одной руке у него меч в другой какие-то палочки пучком. И год — 1819. Уже не относится к наполеоновской эпохе. На реверсе четырехугольная табличка с текстом, обрамленная завитушками. Все надписи хорошо читаемы, однако нет ни одного слова, указывающего на название государства. Вторая монета точно такая же. Мы со Стариком переглядываемся и пожимаем плечами. Я собираю монеты, связанные с Россией и СССР, а он, только те, что находит, и еще коллекционирует серебряные портсигары. Монеты с подобным рисунком ни медные, ни серебряные нам не попадались. Пуговица покрыта толстым слоем патины и сразу не разберешь, из какого она металла. В ее центре стоит большая цифра 7. На нее та же реакция — без понятия. Зарисовываю все в походный журнал, и едем на место.
       Местом, как я и полагал, оказалось Селище, хотя, похоже, ни Наполеон, ни Мюрат тут, ни при чем. Вот он огород, больше половины его занимает свежая пашня. Подходим к месту находки, включаем прибор — пусто. Это нас не смущает, продолжаем поиски вдоль борозд. Через несколько метров металлодетектор издает характерную трель. Есть! И еще одна и еще. Нас охватывает понятный азарт. Три монеты за каких-то пять минут. Распаханный клад? Еще более громкая трель. Звон дает большой продолговатый комок слипшейся земли. Осторожно очищаем находку от земли. Старинная курительная трубка. Промываем водой. Трубка длиной сантиметров двадцать, на конце изогнута, головка закрывается серебряной крышечкой и окаймлена серебряным кольцом. На кольце просматривается какая-то круговая надпись, но различимо лишь слово CRES. На трубке еще два серебряных кольца — в середине и у основания мундштука.
       Увы. На этом ценные находки заканчиваются. Конечно мы прозваниваем весь огород, для быстроты двумя металлодетекторами. Остальные трофеи состоят из двух десятков вино-водочных пробок из металлической фольги, фольги от сигаретной пачки, — на них прибор реагирует как на монеты. Кроме того, нашей добычей стали самоварная ручка, колесико от часов, кусок столовой вилки, несколько монет советского периода, польский злотый 1932 и что-то еще несущественное.
       Все втроем садимся перекусить. Мужик оказался учителем географии и довольно грамотным. Строим версии происхождения найденных монет, пуговицы и трубки. Ничего толкового на ум не приходит. Надо изучать все надписи, может что-то проявиться. Ведь любой клад интересен с точки зрения истории и его происхождения.
       И, как правило, мы стремимся довести поиск до конца, то есть узнать, кому принадлежало найденное нами, какую ценность находки представляли тогда и сейчас, каким историческим событиям мог быть обязан клад, при каких обстоятельствах он образовался и многие другие интересные аспекты. В клубе, который работает у нас по средам и субботам, и где собираются нумизматы, фалеристы, филателисты и другие увлеченные люди, приходится выспрашивать у знатоков (которых становится все меньше) об атрибутах и принадлежности найденного. Перелопачивается масса справочной, каталожной, энциклопедической и другой специальной литературы, пока достигаешь хотя бы минимального результата. Это сейчас просто — зашел в Интернет и к твоим услугам все ресурсы. Зашел, скажем, на нумизматический форум, скинул описание монеты, или цветную ее фотографию, если монета в сносном состоянии, \"кликнул\" мышкой что-то типа \"ребята, кто знает по данному предмету, — поделитесь информацией\". И ребята делятся. И своими мыслями и интернет-адресами, где можно узнать подробности об искомом. Красота. Но иногда всплывает ностальгия по старой \"ручной\" работе, все же паутина поиска была многообразней.
       Касательно найденного в огороде, — позже было установлено, что трубка сделана мастером из Утрехта (Нидерланды), а монеты оказались золотыми нидерландскими дукатами. Причем выяснилось, что на Петербургском монетном дворе Россия с 1768 по 1867 год чеканила поддельные нидерландские дукаты под условным названием \"известная монета\". Эти деньги использовались для финансирования своих заграничных экспедиций и российских агентов (не в смысле шпионов) за рубежом. Кроме того, ими платилось жалованье русским войскам в приграничье. Нелегальная чеканка была прекращена только после официального протеста Нидерландов. Но по свидетельству А. ван дер Виля, найденные нами дукаты были подлинными, поскольку датированы 1819 годом. Загадкой осталось то, что делал голландец, которому вероятно принадлежали трубка и монеты в глухой белорусской деревушке. Впрочем, правдоподобная версия есть. Он служил в коннице Мюрата во время наполеоновской кампании, участвовал в заложении клада и прибыл на известное место в 1819 году (или более поздних), для опять же известных целей. Труднее подобрать версию к тому, что с ним произошло в Селищах, и почему монеты и трубка попали в землю не кладно, то есть не упаковывались во что-то. Пуговица же действительно оказалась французской, цифра 7 означала, вероятно, номер какой-то кавалерийской части Мюрата. Попутно мы узнали, что практику нумерации частей войск на пуговицах русские переняли как раз у французов. И, на наш взгляд, никакого отношения французская пуговица к голландским монетам и трубке не имела. За исключением месторасположения, конечно.
       Обмениваемся телефонами. Впереди еще полдня, поэтому спрашиваю, где здесь панская усадьба и есть ли поблизости озеро. Нет, не для того, чтобы искупаться. Есть ведь еще версии о том, что Мюрат закопал сокровища возле панской усадьбы и затопил в озере. Хотя я считаю, что усадьбу надо сразу отбросить. Ну, чего ради закапывать свое добро возле чужого дома, да и не сделаешь это незаметно. Едем сначала к усадьбе.
       От нее остался только фундамент и небольшие фрагменты стен. Все заросло бурьяном в рост человека. Угадывается планировка усадьбы, остатки сада и даже искусственного канала. Географ подтверждает наличие легенд об оставленных французских кладах, говорит о находках, но неопределенно. Без предварительной подготовки тут делать нечего, хотя любая старинная усадьба объект интересный. Едем к озеру.
       Озеро небольшое, овальной формы длиной метров четыреста и шириной в сотню. С западной стороны берег высокий и обрывистый, значит должны быть глубины. Но покажите мне такое озеро, где можно прямо с берега даже рыбу ловить, не говоря уже об опускании в него клада. Значит необходимо плавсредство или…
       Вспоминаем вновь мемуары Дениса Давыдова \"…Переправа совершилась по тонкому льду…. Около сего времени, морозы, после несколькодневной оттепели, усилились и постоянно продолжались. 20-го (ноября, авт.) я получил повеление, оставя погоню, идти прямо на Ковну…\". Напомню, предположительно в ночь на 18 ноября Мюрат находился в имении Селище. Озеро было уже сковано льдом. А ведь это вариант. Никаких особых трудов, сделал прорубь и опускай туда, что хочешь. Прорубь замерзает, пошел снежок и никаких следов. Большую яму выкопать труднее, почва уже подмерзшая, следы остаются, да и лишнюю землю надо куда-то еще девать. Вы пробовали выкопать ямку, положить туда что-то и закопать? Как ни трамбуй, остается лишняя земля.
       Берем это место на заметку. Но подводные изыскания очень дороги. Опыта у нас нет. Однажды мы со Стариком принимали участие в экспедиции по обшариванию вод, а точнее дна, озера Мядель у острова Замок. На острове в 11-14 веках был замок, разрушенный в 1324 году Тевтонским орденом. Кстати на озере всего восемь островов и все интересные. Так вот, нашли тогда останки польского аэроплана, несколько затопленных лодок, пару проржавевших стальных бочек, металлические ворота, немецкую пишущую машинку и прочую дребедень, под определение \"сокровища\" никак не подходившую. Но это уже другая история.
       Прощаемся с географом. До вечера еще далеко. Показываю Старику на перечень других привлекательных объектов. Ближе всех, да, наверное, и любопытнее, Святой Камень.
       Итак, Святой Камень. Что про него у меня есть? Читаю в походном блокноте. Находится в полуторах километрах на северо-запад от деревни Краменец на высокой горе. Культовый. С древних времен являлся предметом поклонения. Д. Краменец основана в 16 веке, 106 дворов, церковь 1779 года, на западной окраине селище раннего феодализма. В 19-ом веке — ярмарки. Все ясно, поехали.
       Ну, и каменюка, однако! Как его занесло на вершину горы, да еще так ровненько. Понятно, ледник. Но камень красив, — светло-серого цвета с коричневыми и белыми крапинками и с красноватыми разводами. Рядом с ним чувствуешь какое-то, возвышение духа, что ли. И прикосновение к загадкам мироздания. Обмеряем шагами, хотя есть и рулетка. Примерно четыре на три с половиной метра в поперечнике и в высоту почти два метра.
       Для начала прозваниваем прибором сам камень. Слегка фонит, ну это обычное явление. Камень лежит на почти ровной плоской и округлой площадке точно посередине. Начинаем ее исследование. Легкий электронный звон у подножия камня. Старик водит прибором в полуметре рядом, чисто. Я расстилаю на этом месте кусок целлофана, втыкаю лопату в почву, где звенело, глубиной в штык, сбрасываю землю на целлофан и лопату отставляю далеко в сторону, иначе детектор будет на нее реагировать. Старик подносит тарелку прибора к земле на целлофане. Звенит, значит, металлический предмет здесь. Пластмассовым совком поддеваю примерно половину земли, приподнимаю. Старик подносит тарелку к земле в совке, звона нет, следовательно, предмет остался в другой кучке. Цепляю совком опять половинную порцию оставшейся земли. Старик подносит к ней прибор. Детектор издает легкую трель. Есть. Сбрасываю всю землю с целлофана и кладу на него землю из совка. Ее уже немного — пара горстей. Разравниваю землю руками, ищу. Ничего нет. Старик снова подносит тарелку к разровненной земле. Звенит. Что за чудеса?
       Я так подробно описываю этот процесс, чтобы и несведущий читатель понял и по-своему оценил методику поиска.
       Делю кучку еще на две части. Одна из них звенит. Буквально перетираю землю между пальцев. Вот она. Малюсенькая монетка, скрывавшаяся в отвердевшем кусочке земли. Поливая водой, осторожно оттираю налипшую землю. Готово. У меня на ладони медная монетка, на одной стороне которой изображен мужской профиль, а на другой распустивший крылья орел. Не надо разбирать и еле видные надписи. Монета знакомая. Это \"боратинка\".
       Она названа именем своего создателя, итальянца Буроттини (Боратини), который \"спасал\" в XVII веке экономику Речи Посполитой, попросту Польского королевства. И доспасался до того, что экономика рухнула окончательно, а польский король Ян Казимир отрекся от престола. Не помню точно, в чем заключался план спасения, но монетки эти обесценились почти до нуля. И в великом множестве лежат в землях современной Беларуси. Вероятно, по причине малоценности, в кладах я ее не встречал. Помнится, курс одного золотого дуката равнялся почти четырем тысячам медных солидов, так официально называлась \"боратинка\".
       Сам же Буроттини, получив разрешение короля открыть монетный двор и чеканить монету, наверняка, нагрел на этом руки. Судьбы его не помню, то ли повесили, то ли сбежал. А монетки, созданные им, имели хождение еще несколько десятков лет и изрядно засорили нашу землю.
       Продолжая поиски возле Святого Камня, мы нашли больше трех десятков \"боратинок\". Скорее всего, крестьяне приносили их сюда в качестве пожертвования культовому камню, о чем-то прося при этом небеса. Кроме солидов были найдены три монетки \"грош\", на одном четко виден год 1754 и две монетки по копейке периода русского самодержца Николая I, о чем свидетельствовал его вензель.
       Нашей добычей также стали два медных крестика, оловянное колечко, фигурка птицы, похожей на сову, из непонятного металла и проржавевшая металлическая рамка, возможно остатки иконки.
       И ни одной бутылочной пробки. Это говорило об уважении выпивох к местной святыне. Обычно, на любом холме этого \"добра\" немеряно, что крайне затрудняет поиски. Наш народ предпочитает \"употреблять\" на всякого рода возвышенностях, озирая окрестности. Возможно, при этом наличествует синдром, оставшийся от попыток введения у нас сухого закона, когда всякого пьющего в месте, отдаленно напоминающем общественное, немедля волокли в кутузку. А с высоты можно своевременно заметить коварного участкового. Мало, что конфискуют спиртное и составят протокол, но утром еще и очнешься в месте, где окошко в крупную клеточку, а опохмелиться, хотя бы пивом, совершенно невозможно. И слабым утешением будут слова одной из популярных песен Владимира Высоцкого: \"Настанет утро, — не петух прокукарекал. Сержант разбудит. Как человека\". Вот и вырабатывается соответствующий рефлекс.
       Аккуратно все разравниваем, закладываем на места вырезанный дерн. Через неделю все сделанные нами шрамы зарастут, и ничего не будет напоминать о нашем пребывании здесь. Присаживаемся, привалившись к камню спинами. Он удивительно теплый. Или кажется теплым, как будто живым. Не зря людей тянуло к таким местам. В них есть что-то надчеловеческое, не от мира сего….
       Спускаемся к машине. По пути вожу впереди себя тарелкой детектора. Просто так. Раздается басовитая электронная трель на тропинке возле кустика рябины. Копаем. Из земли достаем громадный схваченный ржавчиной, похоже, стальной, топор. Ручка, или топорище, отсутствует. Очищаем от присохшей земли. Лезвие, полумесяцем, в длину не менее тридцати сантиметров. У основания лезвия выбит ровными точками знак в виде равнобедренного треугольника. Алебарда? Или чем там были вооружены русские стрельцы? Вспоминаем картину Сурикова \"Утро стрелецкой казни\". Бердыши? Не будем гадать, выясним дома. Продолжаем поиски.
       Снова звон. Разглядываем странную находку, сделанную, похоже, из латуни. Осколок изогнутого крючка, длиной около девяти сантиметров, с завитушкой на конце. В завитушке торчит голубой камушек. Браслет? Примеряем так и эдак к руке. Не похоже. Размышляем. Камушек, похоже, драгоценный, искусственных раньше не было. Значит, его носили на виду.
       — Слушай, — догадывается Старик, — да, это же часть эфеса от рукоятки сабли. Или меча.
       Точно. Выходит, здесь была битва? А на этой горе было укрепление, возможно городище. Нужно, как следует, прозвонить все вокруг. Но уже вечер, поэтому отправляемся домой, решив организовать поиски завтра с утра.
       Однако утро не приносит ожидаемых результатов. Других материальных следов сражения не обнаруживается. В окрестностях холма мы находим много разрозненных монет. Серебряные и медные польские, чешские, немецкие и русские монеты периода 1626-1732 годов. Несколько монет СССР. Смятый серебряный медальон. Современные часы марки \"Луч\". Большую подкову. Ручку от чайника. Треснувший чугунок, пустой к сожалению. В таких иногда попадаются и клады. И еще не упомню уже, что отыскали.
       Как обычно, некоторые находки не поддаются идентификации даже при богатом воображении. Лишь потом случайно выясняется, что это, например, кольцо, надеваемое на наконечник ручки кнута или плети. А этим крепится спица в тележном колесе. А вот это обломок орудийного прицела. И так далее.
       Впоследствии оказалось, что найденный нами устрашающего вида топор служил не в убиенных целях, а выполнял вполне мирные функции. При строительстве бревенчатого дома им вырубались продольные пазы для скрепления бревен. И в пазы набивался мох, чтобы не оставалось никаких щелей. Выбитый в виде треугольника знак был визиткой мастера, изготовившего топор. Обломок эфеса был настоящим, но определить, какому он мог принадлежать оружию, не удалось. И соседство их в земле было совершенно случайным.
       Что касается остальных находок, наше окончательное мнение после их детального изучения, было следующим. В этом месте находилось какое-то старинное торжище, или ярмарка, как их там раньше называли. Люди, приезжавшие продавать и покупать, просто теряли монеты и некоторые вещи, которые ввиду многолюдности затаптывались.
       Читателя, наверное, интересует вопрос, а как же делится добыча. Не знаю, касательно других, но у нас со Стариком действует придуманный нами \"принцип тридцати трех процентов\". Он незатейлив, но на наш взгляд, справедлив. Приглашающий на \"место\" получает две трети найденного. Он все-таки, тратит немалое время (и деньги тоже) на поиск перспективного места, обоснование и направление поиска, предварительную разведку и тому подобное, всех нюансов подготовительной работы не перечислишь. Поиск — этап важный, завершающий, но прикладной. Поэтому приглашенный довольствуется одной третью. Независимо от того, кто непосредственно обнаружил клад, независимо от технического и физического вкладов каждого в поисковые работы. Хотя такие работы могут занять и месяцы.
       Если же в розыске участвуют более двух человек, вырабатываются, обязательно совместно, другие определенные критерии и условия. Непреложно то, что это должны быть проверенные и надежные партнеры. Безусловно, предварительно должна быть твердая договоренность о долях или процентах. Сам я не слышал о таких фактах в настоящем, но история пестрит легендами и рассказами о кровопролитиях и смертоубийствах, вызванных дележами найденных сокровищ. И это естественно. \"Блеск злата затмевает разум\", не помню, кто сказал, но формулировка точно отражает человеческое состояние при виде очень больших ценностей.
       Попробую теперь объяснить, почему мы никогда из поиска не возвращаемся без добычи.
       Причина номер один. Общая. Людям свойственно терять. Поинтересуйтесь в бюро находок, что только не теряют. Все, что угодно и даже трудно представить. Вплоть до автомобилей.
       Посмотрите тиражи монетных дворов. За сотни лет отчеканены многие миллиарды монет. Их теряли чаще всего из-за небольшого размера и потому, как единственное, что человек носит с собой постоянно для известных целей, это деньги. Поэтому, если вы точно знаете, где стояло старинное питейное заведение, где находилась пристань, где проходили ярмарки и различные постоянные торги…. Не буду больше перечислять, этому вопросу будет посвящена отдельная глава. Так вот, если вы знаете такое место, смело берите металлоискатель и принимайтесь за поиски. Вас наверняка ждет удача.
       Причина номер два. Специфическая. Наверное, ни одно государство в мире не страдало так от нашествий иноземных захватчиков, как Белая Русь. Только-только у славян образовались первые зачатки государства — княжества, и пошли раздоры и войны. Вот только самые крупные военные столкновения.
       XI век: по Белой Руси прошлись походами новгородский, киевские, черниговский и смоленский князья. В 1067 году Минск (битва на р.Немиге) захвачен коалицией князей Киевской Руси.
       \"Немиги кровавые берега не добром были засеяны —
       Засеяны костьми русских сынов.\" (Поэма \"Слово о полку Игореве\")
       XII век: вновь походы коалиции киевских князей во главе с Владимиром Мономахом на Минск, смоленского князя на Оршу и Копысь, галицких, волынских, смоленских и др. князей на Туров и Пинск.
       XIII век: походы на Полоцк литовских дружин и крестоносцев, нашествие монголо-татар, походы галицко-волынских князей на Новогрудок и Гродно, псковского князя на Полоцк, Ливонского ордена на Гродно.
       XIV век: вновь многочисленные вторжения крестоносцев, битвы с татаро-монголами, поход на Оршу Смоленского князя.
       XV век: последнее вторжение крестоносцев, междоусобные войны князей Великого княжества Литовского Свидригайло и Жигимонта Кейстутовича, нападения крымских татар, война с Великим княжеством Московским (московские войска захватили Оршанские, Мстиславльские, Витебские, Полоцкие и др. земли).
       XVI век: многочисленные вторжения крымских татар, непрерывные походы московских войск, Ливонская война, вторжение войск Речи Посполитой, нападения на юге казацких отрядов С.Наливайко.
       XVII век: многочисленные вторжения войск Речи Посполитой, русских и шведских войск и украинских казаков.
       XVIII век: захват Швецией многих земель Белоруссии, нападения отрядов барских конфедератов, вторжение войск Российской империи и присоединение к ней.
       XIX век: захват Белоруссии Наполеоном, многочисленные повстанческие войны.
       XX век: в начале века захват значительной территории Белоруссии Германией, а затем Польшей, в 1941-1944 годах оккупация гитлеровской Германией и опустошительная война, дважды прошедшаяся по всей стране.
       Подводя итог, можно сказать, что по территории современной Республики Беларусь многократно прокатывался вал захватчиков и с запада на восток, и с востока на запад, и с юга на север, и с севера на юг. Представьте, каково было мирному населению. Только и успевай прятать, что собрал, скажем, на покупку коровы, или ручную маслобойку. Отсюда и многочисленность кладов в землях, водах и строениях Беларуси. Единичные монеты и небольшие монетные клады можно с помощью металлодетектора найти в любом месте, связанном с различными потрясениями.
       Но оттого и небогатость этих схоронок. Некогда было белорусу богатеть, а от войн теряли и последнее, что есть. Горели хаты, уводили в плен или убивали кормильцев, отбирали скотину и имущество. Обитатель Белой Руси прятал не \"с жиру\", не на \"черный день\", он прятал, чтобы хоть что-то сохранить.
       Богатые белорусские клады (во всяком случаи зарегистрированные) можно перечислить на одной странице. Причем находки, содержащие золотые изделия и монеты, а также драгоценные камни чрезвычайно редки. На Беларуси прятали, в основном, медь и серебро.
       В деревне Ликовка Гродненского района прямо на огороде в 1954 году был обнаружен глиняный горшок с 6994 различными монетами XVI-XVII веков и среди них редкий шотландский медный торней Карла I.
       В 1972 году подростками деревни Козьянки неподалеку от города Полоцка на вспаханном поле найдено несколько серебряных монет. Они продолжили поиски и на небольшой глубине наткнулись на целую груду таких монет. В целом Козьянковский клад состоял из более чем 7600 серебряных арабских дирхемов.
       Редкий клад в 1957 году найден в деревне Дегтяны. В зарытом около 1050 года глиняном горшке, наполненном монетами и ювелирными изделиями, среди прочих монет, 123 оказались довольно редкими чешскими денариями.
       В 1893 году возле деревни Задрутье на берегу Днепра раскопан клад, состоящий из 92 платежных серебряных слитков (киевские гривны) и их фрагментов, весом почти в пятнадцать килограммов.
       Исторически ценный клад был найден в 2001 году в реке Березине возле города Борисова при очередном поиске наполеоновских сокровищ. Из-под воды извлекли 260 серебряных дирхемов Арабского Халифата начала IX века, большой фрагмент серебряного браслета, 9 железных гирек с бронзовыми насечками и остатки большого меча. Судя по всему, найденное принадлежало древнему викингу.
       Уникальный клад обнаружен в 1982 году в деревне Ровки Мостовского района. Его содержимое составляло пять тысяч монет XVII века буквально со всей Европы, а также из Южной Америки. Кому могли принадлежать талеры Швейцарии, Голландии и Германии, драйпелькеры Пруссии, скиллинги Дании, шиллинги и орты Пруссии, солиды и гроши Речи Посполитой, копейки царской России и так далее? Купцу? Или, тому, кто грабил купцов?
       Подавляющее большинство белорусских кладов состоит из нескольких десятков серебряных, билонных и медных монет.
       В России содержимое кладов побогаче. Нередки и находки большого количества золотых монет. Не сундуки, не бочки, но все же….
       К примеру, в Ульяновске в советские времена при рытье котлована под фундамент было найдено более пятисот золотых монет достоинством в 5 и 10 рублей, а также \"полуимпериалов\" (7,5 рублей) царской чеканки.
       Но это не значит, что все легенды о сундуках, мешках и ящиках с золотом и серебром, сплошные сказки. Жизнь, нет-нет, да и подтверждает их реальность.
       Повезло, скажем, трем шведам-аквалангистам. Отдыхая в Норвегии, они случайно обнаружили на морском дне возле порта Олесунн затонувший голландский парусник. На его борту находилось шестнадцать больших ящиков с серебром, в них лежали испанские талеры и голландские дукаты XVII — XVIII веков, числом в двести тридцать тысяч монет.
       В США при строительстве плавательного бассейна ковш эскаватора зацепил огромный кожаный мешок, из которого посыпались золотые монеты. Всего было собрано около двенадцати тысяч золотых монет Англии, Испании и Франции XVIII века. Предположительно клад принадлежал пиратам.
 
 
КЛАД НАПОЛЕОНА НА БЕРЕЗИНЕ
 Великая армия Наполеона отступала. Не дождавшись почетного мира, после 35 дней пребывания в Москве, император в ночь на 19 октября 1812 г. отдал приказ войскам выходить на Калужскую дорогу В приказе войскам говорилось о марше на Смоленск, где будто бы подготовлены зимние запасы для армии, и о дальнейших планах императора отбросить Кутузова за Калугу. Однако армия была иного мнения: все — от солдата до офицера — понимали, что война проиграна.
Отступая, каждый солдат французской армии представлял собой ходячий клад: был буквально нагружен добычей: меха, картины великих мастеров, драгоценности — французы тащили за собой все, что уцелело в огне пожарищ.
 

Кремлевские соборы, монастыри, множество богатых домов были разграблены.
Экипажи, фургоны, дрожки и телеги, нагруженные сокровищами, ехали по широкой дороге в несколько рядов.
 

План Наполеона идти на юг, в не опустошенные войной районы, был сорван. Русская армия перекрыла Калужскую дорогу, и французы были вынуждены повернуть на разоренную ими же Старую Смоленскую дорогу Уже через два дня пути на обочинах дороги появились брошенные зарядные ящики и телеги. Начался голод. Ели павших лошадей и даже человечину. Ситуация усугубилась ранними заморозками и первым снегом…
 

Именно тогда и появился приказ императора об уничтожении большей части обоза. И вот уже без малого 200 лет легенды о зарытой «московской добыче»
Наполеона будоражат умы искателей приключений. А появление в России вскоре после войны бывших французских солдат и офицеров в районе Березинской переправы, в местечке Селище, у Семлевского озера, у озер Бобровское, Святое. Лесное, Ореховское и в некоторых других местах свидетельствуют в пользу того, что клады действительно существуют.
 

Искать сокровища Наполеона (а, по слухам, на дно озера были опущены пушки, старинное оружие, украшения Кремля, позолоченный крест с колокольни Ивана Великого, серебряные люстры, подсвечники, уникальные бриллианты, золото в слитках и монетах) стали сразу же после окончания войны.
  Активно занимались поисками клада смоленский генерал-губернатор Николай Хмельницкий, местная помещица Плетнева и еще десятки других «старателей», чьи имена канули в Лету Но все было напрасно.
В 1911 г. члены Вяземского комитета по увековечиванию памяти Отечественной войны 1812 г. снова стали искать «московскую добычу», и опять поиски не увенчались успехом.
 

Наступила «хрущевская оттепель» — и вот уже на место возможного нахождения сокровищ приехали новые кладоискатели: молодежные отряды, откликнувшиеся на призыв «Комсомольской правды». Поиски продолжались почти 20 лет, энтузиазм не иссякал: ведь химический анализ проб озерной воды свидетельствовал о том, что в ней содержится в десятки раз больше золота и серебра, чем в воде окрестных озер! Комсомольцы извлекли со дна озера немало предметов, но никакого отношения к императорскому кладу они не имели.
 

Поиск сокровищ затруднялся еще и тем, что за полтора столетия озеро усохло, а дно его покрылось толстым — 16 м — слоем ила.
 

И эта кампания потерпела фиаско. Может быть, в озере ничего нет? Однозначного ответа на этот вопрос дать пока нельзя. Искали в основном там, где геофизики обозначили аномальную зону, и прощупали не все дно озера. Одно можно сказать твердо: более надежного места для захоронения кремлевских сокровищ французам было не найти.
В 1910 г. газеты сообщили о том, что такой клад находится, возможно, в местечке Селище на северо-западе Белоруссии. По рассказам старожилов тех мест, во время отступления армии Наполеона часть войск и сам император двинулись в сторону Вильно. При нем находилась значительная часть казны: несколько фургонов везли бочки с золотом. У селения Мотыголь совершенно измученный император и его приближенные заехали на ночлег в имение Селище и разместились в господском доме. Здесь стало ясно, что с казной придется расстаться: лошади пали, а свежих найти было невозможно. Тогда-то Наполеон и отдал приказ зарыть сокровища в землю.
 

В 1840 г. старый господский дом в имении решили перестроить. Для его фундамента крестьянам было велено свозить со всей округи камни. Вскоре новый дом был готов, и вот тут в деревеньке появился француз, утверждавший, что в этих местах зарыты бочонки с золотом. Увы! За 30 лет, прошедших с момента отступления французов, местность значительно изменилась и не соответствовала плану. Не оказалось главных примет: «острого камня» (он был заложен в фундамент) и проселочной дороги, которую запахали за ненадобностью.
 

Настойчивые расспросы о том, с какого места взяли камень и как проходила дорога, ни к чему не привели: этого уже никто не помнил. Перепахивать же примерный район поисков площадью в несколько гектаров казалось бессмысленным занятием. Так и уехал кладоискатель во Францию ни с чем…
В 1836 г. в городе Борисове в один из домов попросились на ночлег четверо солдат-ветеранов, возвращавшихся домой после 25-летней службы. Трое утром двинулись в путь, а один занемог и остался. Хозяин дома, Станислав Рачковский, уложил гостя в постель, послал за доктором, однако старому солдату становилось все хуже. Умирая, Иоахим — так звали солдата — открыл хозяину тайну клада, зарытого у Березинской переправы.
 

В 1812 г. близ города Борисова у села Студенки, на подступах к переправе через Березину, произошло четырехдневное сражение между отступавшей наполеоновской армией и русскими войсками. Во время недолгой передышки Иоахим и еще девять его однополчан, отправившись на разведку в ближайший перелесок, увидели там брошенный фургон, в котором нашли несколько бочонков, доверху наполненных золотыми монетами и драгоценностями.
Ситуация не располагала к долгим раздумьям — солдаты быстро выкопали яму, застелили ее кожаным пологом с фургона и высыпали туда золото.
 

Случилось так, что со временем погибли все, посвященные в тайну. К 1836 г. Иоахим остался единственным живым свидетелем, а теперь и он умирал. Перед смертью солдат указал Рачковскому местоположение клада, но тот так и не решился его выкопать.
 

Прошло много лет, и сын Рачковского, Юлиан, попытался отыскать французское золото. Страшась приступить к раскопкам без разрешения властей, он написал о сокровищах, зарытых под Березиной, в Петербург министру земледелия, затем в Московскую археологическую комиссию и другие инстанции.
Наконец Министерство внутренних дел дало ему разрешение на раскопки сроком на один год.
С того времени, как был зарыт клад, прошло 85 лет… Не было уже главных ориентиров — двух вековых дубов. Берега Березины, ежегодно заливаемые весенним паводком, также неузнаваемо изменились. Покопав наугад в нескольких местах и ничего не найдя, рабочие, нанятые Рачковским, бросили работу.
 

На том Поиски и закончились.
 

Реальны ли истории о наполеоновских кладах? Ответ на этот вопрос могут дать только дальнейшие поиски. Несомненно одно: тайников, где укрыта «московская добыча» французов, не один и не два, и время прибавляет к их списку все новые адреса. Вот и последняя находка в одном из белорусских озер, расположенных по маршруту отступления французов, свидетельствует о том, что клады эти все-таки существуют. В ходе разработок залежей сапропеля люди наткнулись на четыре 200-литровые бочки, сделанные из дуба и просмоленные.
Водолазы подняли их на поверхность и, когда выбили дно, не поверили своим глазам: бочонки были наполнены золотыми монетами и слитками!
И все же место нахождения сокровищ наполеоновской армии продолжает оставаться тайной…

Газета \"Беларусь\" №278 1985 г
 
                                                                        река Западная Двина                                    

КЛАДЫ ФАЛЬШИВЫХ МОНЕТ
Клады фальшивых монет
Каждый клад — уникальное явление. Вдвойне уникальными считаются клады фальшивых монет. Примеры таких находок: монетные клады, найденные в 1997 году в Полоцке и в 1971 году — в Рогачеве.
История Полоцкого клада уходит в далекое прошлое. В грамоте магистра Ливонского Ордена Иоганна Фрайтаг фон Лорингхофена от 25 января 1493 года сообщается о поступлении в Ригу фальшивых орденских шиллингов, изготовленных в Полоцке. В 1997 году на коллекционных рынках Беларуси появилось большое количество шиллингов Ливонского Ордена. По имеющимся сведениям, они происходили из монетного клада, найденного в Полоцке на берегу реки.

Из этого клада на определение в Нумизматический кабинет при Белорусском государственном университете поступило 14 монет. Исследование показало, что все они являются подделками под ревельские шиллинги (самая распространенная монета денежного хозяйства Ливонии XV и XVI веков). Монетные штемпели были изготовлены двумя резчиками, один из которых сделал довольно удачные реплики монет, другой — только их неграмотную имитацию. Необходимо отметить и полное игнорирование элементарных норм производственного цикла — отсутствие однородного лигатурного сплава и использование различных подручных материалов: меди, латуни, серебра (даже близкого к химически чистому), в то время как подлинные шиллинги изготавливались из биллона. Плющение металла осуществлялось в листы разной толщины, поэтому монетные кружки приблизительно правильных шиллинговых размеров (диаметр — 18,1—20,1 мм) имеют значительные колебания массы (0,60—1,45 г). Чеканка, как и на монетных дворах Ливонии, велась несопряженными штемпелями. Наиболее вероятное время появления этих монет — период между 1540 и 1550 годами.
В настоящее время 14 зафиксированных подделок под орденские шиллинги находятся в Национальном музее истории и культуры Беларуси (1 экз.), Нумизматическом кабинете при Белорусском государственном университете (7 экз.), а также в частных коллекциях (6 экз.). Монеты данного клада являются полуфабрикатами, поэтому при определении точного места обнаружения клада и проведении соответствующих археологических исследований существует возможность найти конкретные следы мастерской фальшивомонетчиков, которую по объему производства можно считать первым монетным двором на территории Беларуси.
Рогачевский монетный клад 1971 года связан с историей польского национально-освободительного восстания 1830—1831 годов. С апреля по август 1931 года по решению революционного правительства на Варшавском монетном дворе чеканились монеты в меди (3 гроша), биллоне (10 грошей), серебре (2 и 5 злотых) и золоте (“голландский” дукат). Только в пробных экземплярах были отчеканены 5 грошей и 1 злотый.
После капитуляции осажденной Варшавы царское правительство объявило о запрете и изъятии из обращения серебряной, биллонной и медной монет периода восстания. Для дуката было сделано исключение, так как он не нес на себе герба Речи Посполитой.

На территории Беларуси зарегистрировано лишь три случая находок монет периода восстания 1830—1831 годов: в г.п. Желудок Гродненской области (1908 год), в Хойниках Гомельской области (1965 год) и пос. Березина Бобруйского района Могилевской области (1979 год). При проведении строительных работ около автобусного вокзала в Рогачеве 28 мая 1971 года был найден клад фальшивых монет. Сохранившаяся его часть (485 монет) состояла из 1/12 талера 1766 года (Пруссия, монетный двор Магдебурга) — 135 экземпляров, 10 грошей 1830 года (Польша в составе Российской империи, Варшавский монетный двор) — 6 экземпляров, 10 грошей 1831 года (Польша в составе Российской империи, Варшавский монетный двор) — 21 экземпляр, 10 грошей периода 1830—1831 годов (Польша в составе Российской империи, Варшавский монетный двор) — 52 экземпляра, 10 грошей 1831 года (восстание 1830—1831 годов, Варшавский монетный двор) — 271 экземпляр. На аверсе подделок под 10 грошей периода восстания нанесены лишенные смысла инициалы мюнцмейстера — “GR” (на подлинных “KG” — мюнцмейстер 1830—1834 годов Варшавского монетного двора Кароль Грунау).

Монеты отчеканены в меди, на некоторых имеются следы серебрения, тогда как их польские прототипы были биллонными, а прусские — серебряными. Почерк монетных штемпелей свидетельствует об изготовлении их одним человеком, вероятно, уже после подавления восстания. Следует сказать о полном отсутствии единообразия метрологических характеристик монет (фальсификаты талера — масса от 1,71 до 5,42 г, диаметр — от 20,7 до 24,5 мм; 10 “законных” грошей — от 1,76 до 2,86 г, от 19,3 до 20,01 мм; 10 грошей периода восстания — от 0,9 до 3,63 г; от 17 до 21,7 мм).
Причины, побудившие неизвестного фальшивомонетчика осуществить столь рискованное и в то же время бессмысленное с экономической точки зрения деяние, остаются неизвестными. В Нумизматическом кабинете при Белорусском государственном университете хранятся 483 монеты данного клада, по одному 10 грошовику 1831 года периода восстания — во Владимиро-Суздальском музее-заповеднике в России, а также в частной коллекции в Украине.
 
 
ЗАКОН О КЛАДАХ В БЕЛОРУССИИ
Никогда не находили парочку золотых арабских монет на собственном дачном участке? А что делать, если вдруг найдете? Куда обратитесь за честным вознаграждением в современной валюте? Знакомый обозревателя который в свободное от работы время увлекается поиском кладов, советует внимательно изучить законодательство страны, связанное с неожиданными находками.
На полагающееся вам вознаграждение…

 
Клады существовали всегда. Не имевшие сейфов, наши предки часто прятали честно заработанные или нечестно награбленные ценности в земле. Прятали так, что забывали, куда прятали. А, порой, и попросту оставляли несметные богатства в земельных недрах для своих потомков в качестве наследства. Кстати, по официальным данным, в Беларуси до сих пор ищут наполеоновские клады, которые великий император оставил, спасаясь от бегства.

 
Во времена Великого княжества Литовского и Речи Посполитой ситуация с нахождением ценностей в земле «разруливалась» довольно просто. Нашел клад – забирай во владение. Нашел его на чужой земле – подели с хозяином участка богатство поровну. В Европе, кстати, до сих пор именно так и регулируются взаимоотношения между землевладельцем и находчиком. И никаких долей государственной собственности в богом забытых ценностях.

 
В нашей же стране испокон советских времен действует довольно запутанная схема деления честно отрытого. Найти клад – это еще полбеды. Главное – хоть что-то получить от найденного. Гражданский кодекс РБ (от 7 декабря 1998 г. №218-3) в статье 234 сообщает, что «клад, собственник которого не может быть установлен, либо в силу акта законодательства утратил на них право, поступает в собственность лица, которому принадлежит имущество (земельный участок, строения и т.п.), где клад был сокрыт, и лица, обнаружившего клад, в равных долях».

 
И все было бы хорошо, если бы не один нюанс. Дело в том, что обнаружение клада, содержащего историко-культурные ценности, предполагает передачу находки в государственную собственность. И так происходит чаще всего, ведь найденные монеты трехсотлетней давности за редким исключением не будут квалифицированы как историко-культурные ценности. В этом случае, вам, конечно, полагается вознаграждение, но лишь в размере 50% от оцененного по массе того или иного драгоценного металла в кладе. И это только если земля, на которой был найден клад, принадлежит вам. Если кому-то другому – придется поделиться 25-ю процентами.

 
Большинство граждан, которые отыскали нечто особенное на собственном дачном участке, зачастую стараются умолчать о находке. Пытаются продать исторические ценности через Интернет, совершая, кстати, противоправные действия, которые преследуются по закону. Обнаружив зарытые в земле ценности, необходимо немедленно сообщить об этом в орган внутренних дел или орган местного управления и самоуправления, если лицо, имеющее право потребовать возврата найденной вещи, или место его пребывания неизвестны.

 
Находка: правила поведения

 
Безусловно, найти клад в земле намного сложнее, чем старый зонтик, забытый в автобусе. Для поиска настоящего богатства наполеоновских времен стоит действительно долго придумывать, где искать и куда ехать на раскопки. И даже если вы нашли клад, теперь, что делать с ним, более или менее понятно. Но что же делать, если вы неожиданно стали обладателем простой находки?

 
Согласно Гражданскому кодексу РБ, находкой считается утерянная вещь, имеющая явного владельца. Случай с зонтиком в данной ситуации показателен. Итак, первое, что нужно сделать по букве закона – это постараться найти владельца зонтика на месте находки. После того, как вы громогласно сообщите всем пассажирам автобуса о потере, можете смело продвигаться к водительской кабине. «Если вещь найдена в помещении или на транспорте, она подлежит сдаче лицу, представляющему владельца этого помещения или средства транспорта», – сообщает ГК РБ. Нашли на улице – обратитесь в отделение милиции по месту находки.

 
Обнаружили тонну дрожжей, хранить которые не имеете возможности? Имеете полное право их продать. Только предварительно не забудьте зафиксировать в письменном виде (распиской) сумму, полученную от продажи. Это очень важно для последующей процедуры получения вознаграждения.

 
Как получить вознаграждение?

 
Получить свой кусочек пирога вы имеете право. Первое и самое необходимое – это возмещение ваших затрат на хранение, передачу, реализацию и обнаружение конкретной вещи. Так что не забывайте тщательно складывать в коробочку все кассовые чеки, талоны, билеты, которые были получены вами во время «цацканий» с находкой. В случае если владелец зонтика или тонны дрожжей вдруг найдется, имеете полное право потребовать денег за перевозку и доставку находки.

 
Вознаграждение гарантируется только в том случае, если вы заявили о находке в милицию или иные органы. В этом случае честно заработанными считаются 20% от рыночной стоимости найденной вещи. А что, если вы нашли бесценные рукописи мемуаров неизвестной личности? Ведь понятно, что вам они ни к чему, а владельцу – дороже всех ценностей мира. В этом случае, вы имеете право на вознаграждение, которое определит сам владелец вещи. И, главное, не пытайтесь утаить находку. Можете быть привлечены к административной ответственности.
 
 
 
ДЕНЕЖНОЕ ОБРАЩЕНИЕ БЕЛОРУССИИ И УКРАИНЫ
Наиболее  авторитетными деньгами на украинских и белорусских рынках в XVII веке были талеры – большие серебряные монеты весом чуть меньше 30 гр. И в диаметре в среднем 40 мм. Впервые талеры были отчеканены в городе Иоахимстале (Богемия) в 1518 г. Откуда и произошло их название «Ioachimsthaler  Munze». Во многих странах Европы эти монеты были известны под названием талеров. Талерами рассчитывались между собой князья и крупные помещики, платили выкупы знатные пленники во время нескончаемых  феодальных войн, в талерах давали приданое за богатых невест. Казацкий историк Самуил Величко в своей летописи рассказывает, что после битвы под Желтыми Водами в 1648 году между казаками и польским войском захваченные в плен польские паны пообещали казачеству богатый выкуп: «Многим из них по две, по три, по четыре тысячи талеров битых». Эпитет «битый» указывает, что речь идет об отчеканенном талере, то есть реальной монете. Охотно копили талеры польские и украинские феодалы. Например, украинский гетман Самойлович, как рассказывает Величко, имел 22855 «талеров битых». Для конца XVII века это была не такая уж большая сумма. Летописец даже удивляется  его скромности и намекает на то, что, возможно, часть талеров разворовали слуги Мазепы, ставшего после Самойловича гетманом.
 

   В многочисленных  украинских и белорусских монетных кладах XVII в. талеры встречаются очень часто. По данным кладового материала, широкое обращение этих монет начинается с первого десятилетя XVII века, когда по украинским и белорусским землям распостранились талеры Голандской республики и талеры Нидерландов под властью Испании (точное название первых – риксдальдеры, вторых – патагоны). Любопытно, что подлинные испанские талеры (монеты стоимостью в 8 реалов) в кладах находят редко. После голландских и нидерландских талеров чаще всего встречаются талеры Брауншвейга, Саксонии, а также Германской империи (городов Кампена, Любека, Кёльна, Аугсбурга). Среди талеров других стран следует отметить швейцарские (в основном кантона Сен-Галлен). Пльские же талеры – нечастые гости. Это и не удивительно, ведь Речь Посполитая с её всегда стеснённым финансовым положением не могла систематически и в значительном количестве выпускать такие большие высокопробные монеты, отдавая предпочтение мелким и низкопробным. Талеры в течение почти 300 лет оставались неизменной монетой как по весу, так и по стоимости металла. Если  в 1528 году талер оценивался в 30 грошей, то через 100 лет – в 90 грошей. Вот как испортился польский грош за это время.
   Понятно, когда мелкие деньги непрерывно падали в цене, должен был быть какой-то постоянный эквивалент денежной стоимости, с которым сравнивали бы другие монеты. Таким эквивалентом неминуемо должен был стать талер, поскольку кроме него не было другой серебряной монеты, которая в течение столетий  сохраняла бы неизменными высокую пробу металла и постоянный вес. Так талер стал счётной единицей. На талер пересчитывали различные мелкие монеты.

  талер
Наряду с талерами в актовых книгах, купчих и закладных документах, в казацких летописях упоминается ещё один тип больших серебряных монет – левы. Левами или левками называли левендальдеры – большие серебряные монеты с изображением льва, откуда и происходит их наименование. Левендальдеры внешне не отличались от талера, однако они были намного легче и чеканились из более низкой пробы серебра, поэтому и стоимость их на рынке отличалась от стоимости других талеров. Например, в 1663 году на Черниговщине талер стоил 60 копеек русскими деньгами, а левок только пятьдесят. Вообще левендальдеры чеканились во многих странах Европы, но в Украину и Белорусию они попадали в основном с юга, через Молдавию и Валахию.

   Большие серебряные монеты: талеры и левы, — были самыми популярнми из денежных единиц, обращаемых на данной территории в XVII веке.Но рядом с ними выступают червонные золотые, или дукаты. Обычно источники XVII века не отмечают, каким государством были выпущены  употребляемые червонные золотые, поскольку на рынке, как и на рынках других  стран, дукаты принимали не по государственной принадлежности, а по весу и пробе металла. Поскольку дукаты разных стран в XVII веке сохраняли приблизительно одинаковый вес (3.5 гр.) и пробу металла  (около 938), они на рынке не различались. Кроме обычных одинарных дукатов чеканились монеты с весом в 2,3,5,10 раз большим, чем стандартные. Большие дукаты служили прежде всего для накопления сокровищ. Была у них ещё одна особенность. В журнале гетманской наградной концелярии  от  1722 года было записано, что русский царь наградил украинского гетмана \"червонным золотым вагою в 25 червоных\". На свадьбах в среде казацких старшин невесту обычно одаривали дукатом, весившим 5-10 червоных золотых, т.е. 18-35 гр.

   В разные десятилетия и даже в отдельные годы XVII  века  цена червонного золотого колебалась, однако сохранялось стойкое соотношение между ним и талером: один дукат приблизительно равнялся двум талерам. Подобный курс сохранился на протяжении почти всего XVII века. В ходу в основном были дукаты Голландской республики и Испанских Нидерландов, затем шли венгерские, немецкие и итальянские дукаты. Польские золотые монеты в кладах почти не встречаются.

   Ассортимент монет украинского и белорусского рынка  был черезвычайно велик и разнообразен. Украинский летописец Величко рассказывает,что Петр I «после баталии Полтавской зо Шведом монету старовечную Полскую зо всей Малой России,то есть левы, орлянки, чвертки, полталярки, орты, тимфы, шостаки, шаги, чехи, осмаки и лядские зо всей Малой России вывел и выгубил» — речь идет о денежных реформах правительства Петра I. Он назвал самые распостраненные монеты, которые присутствовали на рынке того времени. «Чвертки» и «полталярки» — монеты соответственно в 1/2 и в 1/4 талера. Ортами называли монеты стоимостью в 18 грошей, которые выпускались во многих странах Европы.

   Наибольшее распостранение получили польские и бранденбургские орты. В Речи Посполитой в 1663 году появились монеты официальной стоимостью в 30 грошей, однако по содержанию серебра они едва стоили 18 грошей. Новую монету назвали тимфом по имени инициатора её выпуска – руководителя Краковского монетного двора Андрея Тимфа. Чеканка большой массы по сути кредитных тридцатигрошовиков – тимфов – привела к установлению фактического курса этих монет, которые были намного ниже официального. Данная монета отрицательно повлияла на денежное обращение в целом. Тимфы постепенно вытеснили из обращения другие серебряные монеты. Тимфы постепенно вытеснили из обращения другие серебряные монеты и в конце XVII века стали главным средством купли-продажи на  украинских и белорусских землях. Шостаками называли монеты стоимостью в 6 грошей. В украинских и белорусских кладах находят шостаки исключительно только польской и литовской чеканки. Чехи – полуторагрошовики – это были самые распостраненные монеты на рынке. До сих пор находят клады только из одних полуторагрошовиков. Часто эти клады весят по пять – шесть килограммов и содержат несколько тысяч монет, прежде всего польских, а также отчеканенных шведами для захваченных ими прибалтийских земель. На материале  счётных книг белорусского города Могилёва установлено, что осьмаком называли польский грош. 8 польских грошей соответствовали 6 литовским (которые ценились дороже польского благодаря большему содержанию серебра).

   Хаотическое состояние денежного рынка беспокоило  русское правительство, которое прилагало все усилия для исправления данного положения. Постепенно западноевропейские монеты вытесняются из обращения русскими.
 
 

ПОТЕРЯННЫЙ КЛАД НАПОЛЕОНА
«Дырявый мешок» Наполеона.
 

Польский художник Януар Суходольский (January Suchodolski, 1797–1875) в 1866 году написал картину «Переход войск Наполеона через Березину». Спасаясь, солдаты вынуждены были бросать или прятать награбленное.
Как монеты из дырявого мешка незадачливого возницы посыпают дорогу, так Наполеон щедро посыпал белорусскую землю золотом и серебром из своей казны и «московских трофеев». Разумеется, не только белорусскую — легендарный клад амбициозного корсиканца ищут на значительной по размеру территории: от русской Вязьмы до белорусской Студенки, той самой, где в ноябре 1812 года происходила знаменитая переправа через Березину. Ищут и…? И находят!
   

Находят пуговицы с униформы, пушечные гренады — это в наши дни. А в XIX веке были среди находок и перстни, золотой крест на цепочке, французская кираса, наполненная монетами, полковые флаги. Сведения о том, что в XIX веке крестьяне Студентки предлагали приезжим купить «на память» пару золотых французских монет приводит известный исследователь Отечественной войны 1812 года, кандидат исторических наук Игорь Груцо. До сих пор по белорусским землям ходят слухи о внезапно разбогатевшем шляхтиче, который много лет бедствовал, а потом вдруг построил себе роскошный особняк. На какие средства? На те, что он долго искал в лесу и в озере. Рассказывают о семействе, которое в один прекрасный день купило себе дом и большой земельный участок, расплатившись окладами икон и церковными кубками, случайно найденными в поле.

Но даже если все эти слухи верны, то за прошедшие со времен войны годы были найдены лишь малые крохи того, что «потерял» Наполеон. Где ценности кремлевских соборов и Оружейной палаты, где паникадило весом в 113 пудов, где драгоценные камни, коллекции старинного оружия, огромное количество церковной утвари и драгоценной посуды, наконец, где слитки золота и серебра общим весом на сотни и сотни пудов? Именно эти предметы составляли «московские трофеи» Наполеона. А найденные крестьянами кирасы, ранцы и сундуки, наполненные монетами, — это, вероятнее всего, «личное имущество», то есть добыча французских солдат и офицеров, перед переправой получивших приказ избавиться от всего, кроме припасов, и в спешке закопавших свои сокровища в ближайшем лесу.

Надо сказать, что эти «личные сокровища», а также казна Наполеона и его «московские трофеи», еще долго не давали французам спокойно спать по ночам. После 1815 года в Министерство иностранных дел Российской империи поступали прошения от наследников солдат и офицеров «Великой армии» с просьбой на въезд и поиски припрятанных кладов. Практически все эти прошения были отклонены.

На поставленный вопрос о том, существовали ли сокровища на самом деле, применительно к кладу Наполеона нужно отвечать утвердительно. И казна, и «московские трофеи» — это не выдумка. Они действительно существовали, а затем исчезли тогда и там, где, потерпев поражение, исчезла французская армия. И кто знает, в каком из озер, болот и лесов — рядом ли с апостолами Радзивиллов и крестом Ефросиньи, а может быть вдалеке от них — они затаились в ожидании того часа, когда придет время прервать сон и откинуть «одеяло» из зеленых мхов или голубых вод.
Автор: Светлана Смирнова, 

  

КЛАДЫ В МИЛОСЛАВИЧАХ

О том, что в Милославичах золотая земля, говорили еще купцы, приезжавшие сюда торговать в начале прошлого века… Ольга Карасева, поселившаяся прошлой весной в доме № 10 по улице Центральной, убеждается в этом воочию. Каждый день ее участок открывает все новые тайны: старинные монеты, посуду и предметы быта эпох весьма и весьма отдаленных. Настоящий прииск!
 

— В СПК, где работает муж, нам предложили совсем другое жилье. Благоустроенное и комфортное. Но мы отказались… Дело в том, что 25 лет назад на этом самом месте стоял ветхий деревянный домик, в котором мы с супругом снимали комнату. Дочке было всего 3 годика. Мы были молодыми и счастливыми — такие мгновения не забываются! Потому и вернулись сюда, не раздумывая, — вспоминает Ольга Карасева, социальный педагог Милославичской средней школы. — Еще тогда я находила в огороде десятки старинных монет. Вскоре в коллекции насчитывалось уже около 600 различных копеек и рублей. Но их кто-то украл. Помню, расстроилась и забросила это дело.

И вот четверть века спустя все повторилось опять. Отремонтировали дом. Взялись наводить порядок на сотках — и на тебе: что ни лопата — новая монета. За несколько весенних месяцев 2008-го «урожай» перевалил за 500 почерневших кругляков. Приносила домой, оттирала, отмывала — и удивлялась вместе с супругом: здесь и Елизавета, и Петр I, и оба Александра, а еще Павел, Николай Первый и Второй, Екатерина… История Российской империи в золоте, серебре и меди. Самая старая находка — петровская медная деньга — датирована 1741 годом. Самая «молодая» — советский рубль — 1931-м.

— Многие монетки были оплавлены, как при пожаре. Начала расспрашивать старожилов. Выяснила: в начале 19-го века здесь была еврейская улица Най Лэб и стояла деревянная синагога. Поджог — и она выгорела дотла. Позже на этом месте отстроили питейное заведение. Неподалеку была керосиновая лавка. В войну располагался госпиталь… Во все это, конечно, верилось с трудом, но нынешняя весна открыла мне глаза на многое, — говорит Ольга. — Черепки от посуды выносила с огорода ведрами. И какие черепки! Именной фарфор с царскими гербами. Вот, читайте: «Прасковья Кузнецова», «Пани Мещерская»… У меня в сарае такого добра три мешка. Чашки, плошки и тарелки попроще даже в расчет не беру. Испугалась, когда откопала в разоре кости рук и ног, челюсть — сразу вспомнила рассказы про полевой госпиталь и тяжелые бои. Сейчас чуть не каждый день нахожу монеты, солдатские пуговицы, фрагменты дореволюционных самоваров, старинные чернильницы, ложки, ножи… На огород выхожу в предвкушении: что бог археологии пошлет в этот раз?

Свою следующую раритетную находку Ольга Карасева увидела во сне. В конце мая. Снился черный кожаный саквояж с потайным дном. Проснулась в холодом поту — настолько все было реально. Через два дня металлоискатель одного из местных жителей «указал» на объемный предмет, который лежал в метре от поверхности. Начали копать — точно, чемоданчик с медпринадлежностями. А точнее, то, что от него осталось: опасная бритва, ножницы, скальпель, шприцы, хирургические и зубные щипцы, долото и 6 стальных трубочек разной длины. Все аккуратно уложено в медном поддоне врачебного саквояжа. Ковырнули ножом — и отстало второе дно. Но, увы, ничего.

— Чемоданчик я подарила музею медицины в Могилеве. Половину монет презентовала Климовичскому краеведческому музею. Еще около сотни — нашему школьному. Но уверена: все самое интересное еще впереди. Я это чувствую. На огороде лежит что-то, чего я пока не нашла. Что-то, что удивит всех, — убеждена Ольга Карасева. — В детстве моя бабушка предсказала: ты рождена, чтобы удивлять людей и дарить им радость. На днях я нашла два странных ключа, шифр-циферблат от сейфа и серебряный рубль Николая II. Думаю, скоро мы узнаем, что и от кого закрывали эти ключи… Мой огород — это остров сокровищ!

…Я уезжал из Милославичей с чувством первооткрывателя гробниц фараонов. В кармане брюк побрякивали два тяжелых медяка — подарок хозяйки на память. Сказала на прощание: разболится голова — приложи к вискам, боль как рукой снимет.

Прямая речь

Ольга ЛЕВКО, доктор исторических наук, главный археолог Института истории НАН Беларуси:

— Подобные клады в республике не единичны. И в городах, и в сельской местности люди находят ценности минувших эпох. Шклов, Несвиж, Мир, Заславль… Проблема в другом: в лучшем случае их относят в районный краеведческий музей. На этом, как правило, информационная цепочка обрывается — системного учета таких фактов в стране нет. А жаль. Давно назрела необходимость создать список случайных находок, в который поступали бы и где были бы систематизированы данные из регионов.

Мнение

Нина ПАНАСЕВИЧ, заведующая Могилевской областной научно-медицинской библиотекой (при ней сейчас создается музей здравоохранения):

— Мы предполагаем, что найденными в Милославичах врачебными инструментами пользовались еще до революции. Более точную дату назовет специальная комиссия, которая вскоре приступает к работе. Одно могу сказать наверняка: это очень ценная вещь, которая украсит экспозицию любого музея.

 

Важнейшие клады Белоруссии

Брилёвский клад
Брестские клады
Витебский клад
Горовлянские клады
Дегтянский клад
Задрутский клад
Засовьевский клад
Збуражский клад
Козьянсковский клад
Минский клад
Могилёвский клад
Перковский клад
Пинский клад
Полоцкий клад
Рогачёвский клад
Стражевичские клады
Слуцкие клады

Стародединский клад
1-й Брестский клад найден в 1837 году в Бресте. Состоял из 1034 пражских грошей XIV—XV вв. и одного краковского гроша Казимира III, общим весом более 3 кг. После изучения в Эрмитаже, клад передан в Петербургскую придворную контору. Дальнейшая судьба неизвестна[3].

2-й Брестский клад обнаружен в 1962 году у деревни Страдечи Брестского района. Насчитывает более 150 единиц, состоит из золотых и серебряных изделий, датируемых XVI—XVII вв. Выделяются два серебряных кубка, изготовленных в технике литья, чеканки, гравировки, золочения, относящиеся к группе однотипных произведений нюрнбергских златокузнецов. Один кубок изготовлен немецким мастером Гансом Бойтмюллером примерно с 1588 по 1622 г., имеет клеймо города Нюрнберга и именное клеймо мастера.

3-й Брестский клад найден в 2012 году при реконструкции Брестского театра кукол. Состоит из 33 польских грошей 1923 года выпуска и вилки. Монеты из никеля, номиналом в 5, 10, 20 и 50 грошей, вилка ― с мельхиоровым напылением. В денежном выражении клад особой ценности не представляют, но в историческом говорит о многом. Брестский историк Александр Башков рассказал, что похожая находка в Бресте была обнаружена в начале 1990-х годов: «Прятали их состоятельные люди перед наступлением гитлеровцев. Они надеялись, что после войны вернутся и найдут свои ценности». В 1920—1930-е гг. столовые приборы считались вещами ценными. Поэтому понятно, почему с польскими деньгами спрятали и вилку.

Витебский клад найден в 1926 году в Витебске. В глиняном сосуде находилось 792 пражских гроша XIV—XV вв. (два гроша с надчеканками городов Аугсбурга и Регенсбурга) весом 2052 г. До войны клад хранился в Витебском отделении Белорусского государственного музея, дальнейшая судьба неизвестна.

Горовлянские клады, спрятанные скорее всего в первой половине XI в., найдены в 1965 году на селище близ деревни Горовляны Глубокского района.

1-й клад ― в лепном горшке ― содержит целые и фрагментированные серебряные ювелирные изделия, стеклянные бочковидные золочёные бусы, 134 преимущественно фрагментированных куфических дирхема Аббасидов (Багдад), Саманидов (Самарканд, Бухара, Андераба), Бувайхидов (Араджан, Шираз), Зияридов (Сирия, Джурджан), Абу-Даудидов (Андераба), 15 подражаний куфическим дирхемам, фрагмент чешского денария Болеслава III. Хранится в Национальном музее Беларуси[4].

2-й клад, также в горшке, состоит из фрагментов серебряных ювелирных изделий, шиферного пряслица, 220 куфических дирхемов, 185 западноевропейских денариев (Англия, Германия, Чехия и др.). Хранится в Нумизматическом кабинете БГУ.

Дегтянский клад найден в 1957 году в деревне Дегтяны Копыльского района. Спрятан был вероятно около 1050 года. В глиняном сосуде хранились серебряные ювелирные изделия и монеты общим весом 7 кг. Сохранились 21 целое и фрагментированное изделие и 320 монет ― денарии Чехии (123), Венгрии (3), Германии (165) Англии (10), Дании (1), не определённые денарии (4), подражания германским (9) и английским (3) денариям. Хранится в Национальном музее Беларуси[5].

Задрутский клад найден в 1893 году на берегу Днепра у деревни Задрутье Рогачёвского района. Глиняный горшок содержал 92 целых фрагментированных слитка ― гривны киевского типа общим весом 14,5 кг. Слитки, поступившие в Петербургскую археологическую комиссию, были распределены между музеями Петербурга, Москвы, Рязани, Орла, Новгорода, Одессы, Херсона, Пенсильванского университета в США, Нумизматического кабинета в Берлине и распроданы частным собирателям. 13 слитков в 1929 году поступили в Эрмитаж.

Засовьевский клад найден в 1974 году близ деревни Засовье Логойского района, спрятан не позднее 1608 года. Содержит 741 серебряных, 8 золотых и 5 фальшивых монет. Основная часть клада ― 3-грошовики времён Стефана Батория (61 экземпляр), 3-грошовики (598) и 6-грошовики (310) Сигизмунда III Вазы. В кладе были контрмаркированные полуталеры Испании Карла I и Филиппа II, монеты герцогства Брауншвейг-Вольфенбюттель, Венгрии, Германской империи, Испании, Испанских Нидерландов, герцогства Курляндия, Саксония, герцогства Тешин, княжества Трансильвания, Чехии, Турции. Находится в Нумизматическом кабинете БГУ.

Збуражский клад найден в 2008 году в деревне Збураж Малоритского района. Состоит из 64 серебряных монет Российской империи XIX в., отчеканенных в Петербурге и Варшаве. В основном это рубли, выпущенные в обращение при Александре I и Николае I, вес каждой монеты 20,7 г. Ещё 17 монет имеют двойной номинал: ¾ рубля или 5 злотых. Они чеканились для обращения на территории Польши, входившей в состав Российской империи. Есть и две полтины. Общий вес ― свыше 1 килограмма 600 граммов. Самая старая монета ― рубль Александра 1807 года.

Козьяновский клад найден в 1973 году у деревни Козьянки Полоцкого района. Спрятан примерно в 40-х годах X века. Считают, что был завернут в бересту. Сохранилось 7588 куфических дирхемов общим весом около 20 кг, преимущественно чеканки Саманидов, есть монеты Аббасидов, Саффаридов, Волжско-Камской Булгарии, подражание чеканке Аббасидов и Саманидов. Хранится в Полоцком краеведческом музее.

Минский клад найден в 1988 году на пересечении улиц Володарского и Городской вал при прокладке теплотрассы. Экскаватор зацепил серебряный подсвечник, который рабочие приняли за снаряд. Состоит из 547 серебряных предметов общим весом 13 кг.: монеты, медали и посуда. Монеты и награды Российской империи конца XIX в. Среди именных предметов ― шкатулка грузинской княжны Екатерины и декоративная сервировка фабрики И. С. Губкина — официального поставщика императорского двора. Губкин в 1841 г. основал в Москве фабрику золотых и серебряных изделий, фабрика специализировалась в основном на изделиях из позолоченного серебра. В 2011 г. на международном аукционе продан серебряный самовар этой фабрики за 43,7 тысяч евро.

Могилёвский клад, найденный в 1936 году, спрятан в 1790-е годы. Обнаружен во время проводки канализации в Могилёве, находился в глиняном сосуде. Содержал 476 золотых европейских дукатов XVI—XVII вв. Находится в Эрмитаже. Из 476 монет сохранились 466.

Перковский клад, найденный в 1912 году в деревне Перки Кобринского уезда. Содержал 1464 билонные и серебряные монеты Речи Посполитой, Великого княжества Литовского, Австрии, Померании, Чехии и 48 медных двойных пенни (торнеров) Шотландии, чеканенных в 1632—1633 гг. Судьба клада неизвестна.

Пинский клад, найденный в 1804 году в Пинске, состоит из 20 золотых монет. 12 русских златников и византийских солидов сданы в Эрмитаж, судьба остальных неизвестна. Из 11 златников, зарегистрированных до настоящего времени, 6 из пинского клада.

Полоцкий клад найден в 1984 году во время работ по реконструкции Нижнего замка. Это 6 золотых предметов ― фрагментов золотых западноевропейских (возможно, шведских) средневековых ювелирных украшений, выполненных с использованием ковки, литья, плетения и скручивания из золота 958 пробы: 5 браслетов и шейные гривны-цепочка. Общий вес клада ― 334,36 г. Находится в Полоцком музее.

Рогачёвский клад, найденный в 1971 году в Рогачёве, содержал около 1000 монет, завёрнутых в ткань. Сохранились 462 монеты ― медные (со следами серебрения) подделки под 1/12 талера Пруссии 1766 года (127 экземпляров), 10-грошовики Царства Польского (72 экземпляра) и 10-грошовики, чеканенные Варшавским монетным двором во время восстания 1830—1831 гг. (363 экземпляра). Хранится в Нумизматическом кабинете БГУ.

Стражевичский 1-й клад, найденный в 1898 году в Стражевичах Чашникского района, был спрятан в середине XI в. Состоял из завёрнутых в бересту серебряных слитков, фрагментов серебряных ювелирных изделий, серебряного лома и 207 монет ― 48 куфических дирхемов X в. Аббасидов, Саманидов, Мерванидов, Хамданидов, Зийяридов, Бувейхидов и 159 западноевропейских денариев последней четверти X-первой половины XI в. (Англия, Германия). Часть клада передана музею Могилёвского статистического комитета (не сохранилась). Серебряный лом переплавлен Петербургским монетным двором.

2-й Стражевичский клад, найденный в этой же деревне в 1903 году, был спрятан 40-х гг. XI в. Состоял из золотого и серебряного слитков, 2 золотых перстней, фрагментов шейной серебряной гривны, серебряного лома и 318 монет ― куфических дирхемов и 273 западноевропейских денариев X- первой половины XI в. (Англия, Германия, Дания; подражания английским денариям). Золотые слитки и перстни, 11 обломков серебра и 6 дирхемов хранятся в Эрмитаже, остальная часть клада передана музеям Могилёвского статистического комитета и Варшавского университета (не сохранилась).

1-й Слуцкий клад найден в 1887 году в Слуцке в каменном склепе. Спрятан в конце XVII-начале XVIII в. В двух проволочных мешках было 2 тысячи талеров, чеканенных испанскими Нидерландами, Соединёнными провинциями (Голландией, Зеландией, Оверейселом, Утрехтом), Германской империей, Швейцарией. Судьба клада неизвестна.

2-й Слуцкий клад, найденный в 1902 году, содержал 20 золотых монет, из которых известны 4 экземпляра, чеканенных в XV в. ― английские нобли и подражания индийским мохрам. Судьба клада неизвестна.

Стародединский клад, найденный в 1926 году в деревне Старый Дедин Климовичского района, спрятан между 980 и 985 гг. В двух глиняных горшках был 201 куфический дирхем, 1 византийский милиарисий (Константинополь) и 2 денария Германии (Вормс, Регенсбург). Клад находился в Белорусском государственном музее, не сохранился.

 

ПОЯС ВИТОВТА

Пояс Витовта – уникальный пояс тонкой работы, примерно 14 столетия. Сам предмет является сборным, пряжка изготовлена, скорее всего, генуэзскими ювелирами. А сами пластины, несомненно, изготавливались в Крыму по заказу одного представителя высшей татарской знати. Отсюда и пришла версия, что этот поясной гарнитур был получен Великим князем Литовским Витовтом, от кого-то из династии крымских ханов Гиреев, у которой всегда были особые отношения с правителями ВКЛ. Кроме того пояс мог подарить и сибирский хан Тохтамыш, который пользовался защитой литовской короны и хан Золотой Орды Улуг Мухаммед, который скрывался в Кревском замке, во время ордынской междуусобицы.

На серебряном поясе, массой более 800 грамм, тщательно выгравированы изображения драконов, василисков и прочих чудовищ, которые согласно поверьям в средних веках считались лучшими талисманами для защиты в битвах и на охоте. Такой пояс обычно изготавливался специальным ювелиром, который знал секреты символизма и стоил в десятки раз дороже, чем обычный дворянский пояс, изготовленный из серебра с позолотой. Неизвестно сколько стоил пояс Витовта, но похожий пояс тосканский герцог приобрёл продав два небольших городка в Италии.

Возможно именно этот пояс фигурировал и в истории московского государства, когда благодаря ему, удалось раскрыть преступление. Самая большая загадка, это как пояс оказался закопанным рядом с деревней Литва Минской области, неподалеку от этнографического комплекса Дудутки.

В 14-15 столетие в этих местах находился один из самых древних монастырей. Может этот пояс, после возвращения из Москвы был подарен православным монахам, но тогда с какой целью монахи взяли этот практически языческий артефакт к себе в обитель.

Один из современных историков высказал версию, что пояс и некие другие ценности тайно вёз великокняжеский гонец. Но на него было совершено нападение, то ли лихими людьми из Налибокской пущи, то ли слугами польского короля Ягайло. Гонец вынужден был попросить защиты в монастыре, а чтобы уберечь доверенные ему артефакты, закопал их. Но захваченный и скорее всего убитый преследователями, выкопать сокровища, уже не смог.

В эту версию вписывается и то, что кроме пояса Витовта в находке, откопанной четверть века назад, был еще один драгоценный пояс и золотые монеты. К сожалению, ученые не сразу узнали об этой части клада и сокровища были вывезены во Францию.

 

Найдена могила одного из первых полоцких князей
Шлем Изяслава – этот артефакт был случайно обнаружен в начале апреля 2019 году в речном порту Бобруйска. Фигурный княжеский шлем с серебряными накладками и позолотой сделан был скандинавским оружейником примерно в 10 веке. Сейчас шлем находится на научной реставрации, и к лету 2020 его обещают выставить для осмотра в музее Могилева.

Ранее в руки ученых не подали доспехи 10 века такого высокого уровня сохранности. Методом исключения был найден хозяин этого шлема. Им считают полоцкого князя Изяслава Владимировича, того, которого великий князь киевский Владимир сослал вместе с матерью Рогнедой, в специально построенный, как ссылка для малолетнего княжича, город Заславль.

Но самая главная находка наверняка впереди. Вместе с шлемом были обнаружены некоторые элементы вооружения. Поэтому основная версия ученых, что на дне под толщей воды, скрывается могила воинственного полоцкого князя Изяслава, которая может дать ответы на большинство вопросов в малоизученной теме Полоцкого государства. Уже существуют планы откачать воду в специальную протоку и с помощью археологов и студентов историков раскопать значительную площадку, чтобы постараться ничего не пропустить.

Если будет на самом деле обнаружено в Бобруйске захоронение полоцкого князя Изяслава Владимировича, то это открытие затмит практически всю белорусскую археологию и советского и независимого периода.

Ученые также ожидают и новых находок в связи с реконструкцией Старого замка в Гродно. Во время земляных работ там уже нашли шахматную фигурку в виде ладьи варягов из слоновой кости и все уверены, что это не последняя находка.

     
 
_________________________________________________________________________________________________________________________
ИСТОЧНИК ИНФОРМАЦИИ И ФОТО:
Команда Кочующие
Клады Белоруссии.
Газета «Беларусь»
https://obzor-novostei.ru/
статья ВИКТОРА Чернова.
ЖУРНАЛ «Вокруг света».

Археалогія і нумізматыка Беларусі: Энцыклапедыя. Мн.: БелЭн, 1993. — 702 с.: іл. ISBN 5-85700-077-7.
Загорульский Э. М. Археология Белоруссии. — Мн., 1965.
Рябцевiч В. Нумізматыка Беларусі. — Мн.: Полымя, 1995.
Рябцевич В. Н. Монетные клады второй четверти XVIII в. на территории Чернигово-Северской земли и Восточной Белоруссии // Нумизматика и сфрагистика, вып.1, Киев, 1963.
Рябцевич В. Шотландские монеты первой половины XVII века в кладах Белоруссии и соседних районов // Нумизматика и эпиграфика, т.4, М., 1963.
Рябцевич В. Два монетно-вещевых клада IX века из Витебской области // Нумизматика и эпиграфика, т.5, М., 1965.
Рябцевич В. Основные итоги нумизматических исследований в БССР // Белорусские древности. ― Мн., 1967.
Рябцевич В. Находки античных монет на территории Белоруссии // Вопросы истории, М., 1968.

Вложение	Размер
belmap.gif	130.96 КБ