Разведопрос: Константин Сёмин про образование и многое другое

Текстовая версия:

Д.Ю. Я вас категорически приветствую! Константин, добрый день! 

Константин Сёмин. Приветствую всех, и спасибо за приглашение. 

Д.Ю. Представься, пожалуйста. 

Константин Сёмин. Звать меня Константин Сёмин, работаю на телеканале "Россия-24", веду программу с названием дерзким и провокационным "Агитация и пропаганда", ингода пишу чего-нибудь в интернете. Чего добавить про себя, не знаю. Фильмами документальными изредка балуюсь. 

Д.Ю. Такого слова, как "пропаганда", не боишься? 

Константин Сёмин. Нет, я уже даже устал немножко объяснять, что в той эпохе, откуда все мы родом, в советском времени, у слова "пропаганда" не было никакого отрицательного значения. Пропаганда - это возбуждение, побуждение людей к каким-то действиям, а сегодня, как мне кажется, это то, чего не хватает, потому что общество находится в состоянии апатии, и хорошая или какая-то хотя бы порция пропаганды, мне кажется, сейчас весьма и весьма к месту. 

Д.Ю. Я бы даже углубил - по латыни это, по-моему, обозначает "распространение" - "пропагацио", т.е. распространение неких идей, знаний и прочее. 

Константин Сёмин. Да, для того, чтобы это понимать, осознавать, необходим чуть более широкий горизонт мышления, хорошие познания в латыни, на других языках, но я думаю, что и в принципе само слово "пропаганда" - оно такое дерзкое, мобилизующее. Мне нравится то, как оно работает в сети, и то, какую реакцию оно вызывает. Думаю, что рано от него отказываться. 

Д.Ю. Детей возбуждает со страшной силой, причём в резко отрицательном направлении: что это такое, да это же у вас пропаганда! Такое чувство, что другой пропаганды противоположного содержания они не видят вообще. Вот на Западе всё хорошо, у нас всё плохо. Откуда ты это взял, хотелось бы узнать? 

Константин Сёмин. Но расстраиваться по этому поводу, возмущаться, ненавидеть - как они там называются, "малолетние дебилы", да? - или преисполняться какой-то агрессии по отношению к ним, мне кажется, было бы неправильно, поскольку сознательные люди понимают, откуда эта бессознательность берётся, и если человек настроен именно так, как музыкальный инструмент, то это происходит потому, что его кто-то настроил, такова среда, таково воспитание, таково образование. Люди не из воздуха берутся такими. Поэтому нужно, мне кажется, терпимо относиться к этому, не раздражаться по мере возможности. Конечно, нельзя уж прямо всё допускать и совсем обходиться без бана в соцсетях и без каких-то репрессивных мер, но, к сожалению, это данность, с которой мы вынуждены иметь дело, это то, во что нас погрузили за последние 25 лет, это то наследие, с которым мы обязаны общаться, потому что это наше будущее. Не мы наше будущее, а вот это новое поколение, которое приходит и не понимает, что такое пропаганда, поэтому вариантов нет, либо забиться от всего этого в угол и жить своей жизнью, читать Лермонтова, Мандельштама и кого-то ещё, или выходить с открытым забралом к этим людям и начинать разговаривать с ними, надеясь их переубедить. 

Д.Ю. Вот к вопросу про формирование общественного мнения и социума, как такового: ты с Евгением Спицыным решил заснять документальный фильм "Последний звонок", я так понимаю, о проблемах образования в РФ, да? Что сподвигло? 

Константин Сёмин. Это совершенно, с одной стороны, спонтанная история, со Спицыным мы знакомы случайно - нас позвали на слушание в Государственной Думе по ситуации вокруг образования, и я там ужаснулся тому, что увидел. Я знал, мы все знаем, что не в порядке всё в школе, это не новость никакая, не первый министр образования приходит. В общем, это такая константа, которая у каждого уже в голове пропечатана. Но когда ты слышишь учителей, которые ревут, как белуги, на твоих глазах, ты начинаешь понимать, что ты чего-то не знаешь. Мы со Спицыным познакомились там и начали разговаривать, и я после этого написал у себя в одной из соцсетей короткую заметку. И я увидел, что несмотря на то, что ровно в это же самое время шёл сплошной поток страшных кровоточащих новостей с Донбасса, и страна была увлечена этим в первую очередь, и она не могла быть увлечена ничем другим, в то же время короткая заметка об образовании вызвала какую-то очень болезненную реакцию людей, и стало ясно, что мы задели какой-то невероятно болезненный нерв в обществе. Я думал, отчего это так, почему это так, я говорил об этом со Спицыным, я старался присматриваться, приглядываться, и мне кажется, я сумел объяснить сам себе, по крайней мере, в чём причина, почему образование - это так важно, почему это может быть так же важно, или даже более важно, чем война, которая полыхает у тебя уже рядом с порогом. Всё-таки человек, как мне кажется, способен смириться с любыми лишениями, с любой несправедливостью по отношению к себе, стиснуть зубы и молчать, подставлять другую щёку сколько угодно до тех пор, пока речь идёт исключительно о нём. Но как только он понимает, что надежды на другое будущее лишают его детей, ради которых он, собственно, всё это и сносит, ради которых он всё это и терпит, он лишается смысла жизни, его лишают надежды. Надежда на другое будущее для своих детей позволяла нашим предкам, великим нашим предшественникам создавать великое государство, приносить невероятные жертвы на алтарь этой идее - другого будущего для новых поколений, будущего, в котором человек не будет угнетаем человеком, человек не будет жрать соседа. Американская мечта отчасти основана на том же самом: мы все собрались в одном месте, и каждый из нас имеет шанс ухватить жар-птицу за хвост, а если это не сделает он, это сделает его ребёнок, который поступит в Гарвард и получит пропуск в другую жизнь, недоступную его родителям. Если эту надежду убрать, даже, кстати говоря, и в американском обществе, как только ты отнимаешь у людей это последнее, они выходят на улицу, и нужно вводить Национальную Гвардию. Осознание вот этого заставило меня искать какие-то способы говорить об это по-другому. Очевидно, что образование - это некая такая сфера общественной деятельности, сфера жизни нашей, в которой все те проблемы, которые мы обсуждаем каждый день, будь то коррупция, воровство, предательство, деградация - вот это всё сосредоточилось на одном коротком участке, это всё касается образования, это всё взаимозависимая система, потому что без образования эти проблемы не будут умножаться, они умножаются именно потому, что образование таково. Поэтому мы решили, что сосредоточиться на теме образования, говорить об этом подробно - значит говорить и о том, что происходит в стране в целом. Это не исключительно об образовании фильм, это фильм о самой животрепещущей части того, что вокруг нас сейчас творится, о том, что касается каждого человека, который думает, что с ним будет дальше, что он оставит после себя, ради чего он живёт. Я думаю, что у нас ещё не перевелись люди, которые задают себе такой вопрос. 

И в этом смысле, я не скрою, у проекта есть и второе предназначение: нам хотелось бы, чтобы это была не какая-то сольная краткосрочная попытка выявить язвы, обозначить проблемы, снять что-то, напугать людей и закончить на этом разговор, поставить точку. Нам хотелось бы, чтобы это стало неким центром притяжения для людей, которые смотрят на вещи одинаково или начинают смотреть похожим образом на вещи, чтобы в этом появилось некая объединительная сила. Это звучит пока очень абстрактно, по-наполеоновски, может быть, размашисто и гордо, но мне кажется, это интересный способ взглянуть на то, что с нами происходит сейчас в целом, как с обществом и как со страной. 

Д.Ю. Вот смотри, мне так видится: вот у нас был Советский Союз, который в области образования в том числе добился невероятнейших успехов. И внутри Советского Союза мы могли получать любое абсолютно образование бесплатно, и даже, если я правильно помню, некоторое количество раз, т.е. два высших образования как-то никого не смущали. Больше нашего Советского Союза нет. Есть у нас Россия - страна с совершенно другим социальным строем, и не будем лицемерить, в Советском Союзе, по всей видимости, такое количество специалистов с высшим образованием не было востребовано по профессиональной занятости. А при капитализме, на мой взгляд, это вообще очевидно - что должно быть вот такое вот количество хорошо образованных и такое вот количество морлоков, которым это образование ни к чему. Тут как один из наиболее передовых деятелей капиталистической Европы прошлого века, который сообщал, что в каждой русской деревне должна висеть радиотарелка на столбе на главной площади, и больше вам ничего не надо, 2 + 2 складывать умеете, а тарелка расскажет, о чём думать надо. А при таком подходе какой вообще есть шанс это дело развивать, если нужны морлоки, не нужны высокообразованные люди? Тут даже забегая, так сказать, или отпрыгивая в сторону: вот есть Соединённые Штаты, люди, которые отродясь даже там не были, не говорю - не жили, но с их точки зрения, населены дебилами, все дураки, это не знают, то не умеют, но при этом это почему-то передовая мировая держава, самая богатая, самая могучая. Но рассказы про образование, они же с одной стороны правдивы, действительно определённые слои общества ничему не обучены, и им это не надо. Но есть некая прослойка, которая всем этим рулит, и эту готовят прослойку, с одной стороны, а с другой стороны пылесосом высасывают всех умных, образованных, перспективных. Вот у нас, например, отбирали детей, математически одарённых, и в специальные интернаты, в интернатах их готовят, оттуда они идут в университет, закончили университет - добро пожаловать в Силиконовую Долину. Они все с известными лозунгами: "Пошло оно всё в этой проклятой Рашке!" уезжают и там хорошо. Т.е. с одной стороны, они при своём капитализме готовят какую-то очень-очень небольшую прослойку, а с другой стороны, высасывают чужих талантливых. А у нас это зачем вот при таком раскладе? 

Константин Сёмин. Здесь очень сложно что-то добавить, потому что всё, что ты сказал, любому разумному человеку, наблюдающему за происходящим, очевидно. Это действительно так, и суть и причина тех проблем, которые охватили нашу систему образования, именно в этом, именно в том общественно-экономическом укладе, который нам навязан. Естественно, если ты строишь сырьевую экономику, то этой сырьевой экономике достаточно 3,5 инженера, больше не надо. Советская система была основана на других принципах: там не человек обслуживал экономику, а экономика была поставлена на службу человеку. Само слово "человек" должно было звучать гордо, целью человеческой жизни должно было быть развитие, саморазвитие, в первую очередь. Разное целеполагание у одной системы и у другой системы. Но даже в той системе, советской, в которой всё-таки прибыль не определяла направление движения государства в целом, даже в той системе такое количество выпускников технических вузов не было случайным, такое количество выпускников гуманитарных вузов не было случайными, потому что существовала система продуманного планирования, эти люди не выбрасывались на помойку, они выбрасывались в систему распределения трудоустройства, которая позволяла каждому выпускнику повышать свою квалификацию и находит место в жизни. Это не было случайное место, это было место общественно-полезное, это было место, в котором человек приносил пользу другим и получал шанс развиваться самому. Это так было. Мы разменяли это на другую систему, которая высчитывает всё исключительно из потенциала экономики. Но если ты раздолбал всю свою экономику и свёл её исключительно к производству сырья, к добыче сырья и транспортировке его за рубеж, то разумеется, никому в этой системе не нужны люди, которые занимаются долгосрочным научным планированием, проектированием, там не нужны, на самом деле, мозги. Здесь достаточно тех, кто будет крутить вентили, твоё сравнение абсолютно справедливо, с теми предложениями, которые в прошлом веке, в 40-ых годах или когда, звучали. Что касается продвинутой и развитой Америки, ну ведь нам же объяснили, что мы живём в обществе новых технологий, в обществе знаний, и если колониальный грабёж в 18-19 веке сводился в первую очередь к погрузке золота, природных ресурсов, пушнины, древесины на корабли, то сегодня грузят мозги. Это совершенно нормально, так и выглядит колониальная экономика, так грабёж сегодня и выглядит. В какой степени страна, которая этим грабежом занимается, является сама по себе устойчивой к внешнему воздействию, это вопрос дискуссионный, потому что да, действительно, и я сумел посмотреть, у меня была возможность в жизни понаблюдать, как их система образования, их система подготовки кадров и трудоустройства этих кадров устроена. С одной стороны, ты абсолютно прав - их общество разделено, очень жёстко стратифицировано. Есть прослойка по-настоящему управляющих процессом, в эту прослойку проникнуть практически невозможно. Если ты родился кучером, нам говорят, что американская мечта позволяет кучеру, попавшему в Нью-Йорк, в следующем или в третьем поколении стать, скажем, кем - Биллом Гейтсом или Стивом Джобсом. 

Д.Ю. Извини, перебью: тут отличная новость была, может, видел, не знаю - где произвели исследование фамилий, семей итальянских в городе Флоренции, кто там самый богатый, кто там руководит. За последние 600 лет почему-то не поменялись. Вот это свобода! 

Константин Сёмин. В принципе, любому наблюдающему за этим человеку достаточно вспомнить фамилию Клинтон или фамилию Буш, периодически повторяющуюся на их президентских, и это не единственная фамилия - если посмотреть, кто владеет тем или другим медиахолдингом, посчитать сколько медиахолдингов всего, посмотрите, как распределён там акционерный капитал в тех или иных отраслях промышленности, станет ясно, что эта прослойка существует, это не какие-то сионские мудрецы, это не заговорщики, не рептилоиды, нет, это нормальное развитие капиталистической системы, она так устроена. Для того, чтобы ей управлять, вот это жёсткое корпоративистское государство формирует такую очень короткую скамейку менеджеров, достойных и очень большую общность недостойных. Так вот шанс перепрыгнуть из недостойных в достойные сегодня по тому, как я это видел, предположим, равняется нулю, это близко к математической погрешности. 

Д.Ю. Я бы ещё пример привёл, что если взять 300 наполеонов, гениальных в военном отношении людей, одарённых, безусловно, монстры, просто все 300 наполеоны, сформировать из них батальон - 3 роты, всё, как надо, там получится комбат, 3 ротных, некоторое количество взводных, а все остальные буду рядовыми. И в общем-то, это прекрасно, что ты наполеон, одарённый, но сортир сегодня будешь чистить ты. А вот комбат будет один, и никак у тебя не получится стать комбатом, замечу, как в известном анекдоте - у него свои дети есть. Не будешь ты комбатом. 

Константин Сёмин. Поэтому всё зависит от системы. В чём всё время упрекали Советский Союз, советскую власть - в уравниловке. Равенства же не бывает, как ты только что объяснил, все люди не равны. Союз-то не на этом держался, смысл социализма состоит не в том, что люди одинаковые - люди разные, и одни способны управлять фронтом, а другие способны выполнять другие задачи. Но эти люди равны в своём человеческом достоинстве, ни один из них не является бессловесной скотиной, которую не жалко пустить в расход, просто потому что он не комбат. А противоположная система постулирует, поднимает на флаг неравенство, она говорит о том, что это правильно, что если мы жрём друг друга, то мы производим, выплавляем более высокого качества человека, мы создаём какую-то новую человеческую общность. Поэтому это 2 непримиримых подхода, и в образовании тоже очень хорошо заметно, очень чувствуется. Мы сейчас занимаемся весь месяц и, скорее всего, будем продолжать заниматься изучением материала документального, статистического, и нам попался на глаза ролик в одной из престижных школ, дорогущих, куда простой человек, естественно, со своим ребёнком не попадёт, и там преподаватель рассказывает, что в общем-то, чтобы понимать, почему вам нужно ребёнка нам отдать, вы должны сравнить его с породистым жеребцом, и если ваш арабский скакун будет расти среди колхозных кобыл, занимающихся перевозкой дров, то он вырастет тягловой лошадью. Вы же не хотите, чтобы так было? Значит, ваш ребёнок, ваш отпрыск должен расти, быть вскормлен среди таких же по породе, по качеству, по происхождению арабских скакунов. Т.е. это, в принципе, и есть сегрегация, это такая евгеническая нотка в этом всём есть, т.е. разведение человека, как животного, отношение к человеку, как к животному, отношение к человеку, как к товару. Ведь смысл капитализма и опасность его, и опасность вот этого всего проекта, о котором мы говорим, несмотря на всей айфоны, которыми нас награждает этот проект, несмотря на весь интернет, которым мы пользуемся сейчас, даже в том числе чтобы своё мракобесие распространять, ведь опасность его заключается в том, что он человека превращает в товар, мы превращаемся в вещи, мы продаём друг друга и покупаем, мы постепенно теряем человеческое обличье. Это не происходит быстро, это не происходит, может быть даже, за несколько лет, но это происходит необратимо, и когда в какой-то момент люди начинают... У меня просто в памяти репортёрское, когда я ещё в Штатах работал, я помню был такой громкий случай: женщина была, Терри Шайво, она умирала, она попала во временную кому или в постоянную, и муж её долго взвешивал математически, отключать или не отключать, и потом пришёл к выводу, что баланс его сбережений, стоимость содержания адвокатов не позволяет, он пришёл к выводу, что да, отключать, и начал судебный процесс, чтобы отключать. Вот к чему постепенно подводятся человеческие отношения. 

Д.Ю. Многие скажут, что он абсолютно прав: любовь-любовью, а платить нечем. 

Константин Сёмин. Пожалуй, это так, но ты же понимаешь, к чему эта логика может в конечном счёте привести? Она приводит, если по крупному говорить, к войне, она приводит к тому, что ради того, чтобы накормить себя ты готов смириться с уничтожением десятка, сотни, миллиона, если что, людей недостойных. 

Д.Ю. У наших западных, как их принято называть, партнёров есть отличные тесты для проверки людей, пригодных для управления массами, в том числе и военных. Например, ты, твоя жена и ребёнок-инвалид - вы попали в ужасную ситуацию, из которой выбраться могут только двое. Кого надо бросить? Бросить надо ребёнка-инвалида, потому что жена здоровая и родит ещё, а от этого надо избавиться. С одной стороны, как человек военный и, в общем-то, достаточно циничный, я, конечно, соглашусь, что так и надо, с другой стороны, лучше застрелись сразу, если тебе такие мысли вообще в голову приходят. 

Константин Сёмин. Но это же система, которая таким образом программирует себя на уничтожение. 

Д.Ю. Так точно. 

Константин Сёмин. Помните эту историю, когда наши военнослужащие, моряки, по-моему, оторвались и были унесены ... И у них был выбор, они должны были бы, по идее, сожрать друг друга по очереди. 

Д.Ю. Солдаты рядовые, т.е. самые тупые. 

Константин Сёмин. Так поступили бы те, кто их спас, и они, увидев их, измождённых, но живых, сожравших ремни, подмётки, подошвы, но не поднявших руку на товарища, готовых умереть, но не переступить эту моральную черту, они были удивлены. Но противоположная философия ведёт к самоубийству, она ведёт к самоуничтожению человечества - через войну, через разложение общества, через гражданскую войну в какой-то момент, когда все против, когда людей вообще ничего не связывает. Ведь что сдерживает этот плавильный котёл американский, блистательный, сияющий, такой замечательный, привлекающий, имеющий такое количество поклонников у нас, что сдерживает, что позволяет этой системе находиться в равновесии? Я видел эту систему изнутри подробно, я по этому котлу прополз, где только мог, как журналист, потому что я объехал все Соединённые Штаты и имел возможность задавать вопросы и делать для себя выводы. Для того, чтобы поддерживать давление внутри этого котла, ему нужен постоянный приток ресурсов и постоянная репрессивная машина, которая будет уничтожать, гасить любые опасные тенденции. Как только прекращается поступление ресурсов, как только перестаёт действовать репрессивная машина, начинается Фергюссон, начинается Лос-Анжелес, начинается Цинцинатти. Мы просто не знаем, нам плохо известна история США, но в беспорядках в Чикаго в 60-ых годах иногда сгорала четверть города. Это то, что происходит с людьми, я видел это своими глазами в Новом Орлеане, когда власть исчезает, когда исчезают деньги, когда исчезает вот этот жир, позволяющий надеяться на то, что компромисс будет найден, и люди за сутки превращаются в зверей. 

Д.Ю. Я бы сказал, приходят в естественное состояние, где их ничто не сдерживает. 

Константин Сёмин. У меня было чёткое ощущение, что Новый Орлеан в момент, когда "Катрина" его изолировала от федеральных властей и от неспособных как-то помочь полицейских, что этот город превратился в Гаити, Там до Гаити не очень далеко, но люди начали вести себя именно так, причём неважно, чёрные или белые: спасайся, кто может, умри ты сегодня, а я завтра - такая логика. Причём ровно перед этим тот же самый ураган прошёлся по Кубе, по нищей, тоталитарной, ободранной Кубе, которую мы все, естественно, презираем, так же как презираем голодную Венесуэлу без туалетной бумаги, правильно? Но на Кубе этот ураган не оставил практически никаких жертв, потому что была проведена плановая и своевременная эвакуация, потому что никто не тащил одеяло на себя и никто не стремился спасти себя в первую очередь, надеясь, что это позволит продлить его собственную жизнь, даже если за это нужно платить жизнями соседей. 

Д.Ю. Я бы вдогонку пример привёл относительно этих солдат, которых унесло на барже, я одного только Зиганшина помню, их там трое было. Вот сейчас мы в славном городе Санкт-Петербурге, совсем недавно бывшем Ленинградом, в Ленинграде была блокада, организованная двумя гражданами по фамилии Гитлер и Маннергейм, память которого у нас недавно увековечили табличкой. Так вот, когда случилась перестройка, и внезапно хлынула т.н. правда, тут же подняли дикий крик: а вы знаете, сколько было случаев людоедства в городе Ленинграде? А проклятые коммуняки всё скрывали. Ну и тут вот сразу напрашивается вопрос: вот если, как известно, и это чистая правда, мёртвые люди были везде, то непонятно, а почему миллион умер-то? Чего ж они их не ели? 

Константин Сёмин. А как быть, например, с людьми, я снимал фильм на другую тему: здесь у вас рядом с Исаакиевским, по-моему, есть Вавиловский институт. 

Д.Ю. Семена не съели. Бегемота в зоопарке не съели. 

Константин Сёмин. Да, они гибли, они умирали, но спасали это для будущих поколений. И кстати говоря, это же какое преступление - растратить это всё, держать этих людей, научных сотрудников, на нищенском, на скотском пайке сегодня. 

Д.Ю. Возможно, им надо идти в бизнес? 

Константин Сёмин. Да, наверное. Тогда некому будет и не за кого голодать в какой-то момент, это точно. И к вопросу о людоедстве: конечно же, таким образом маскировалось истинное людоедство, в которое мы должны были погрузиться и погрузились, когда такой Юра-музыкант пел про то, что помнят про съеденных людей какие-то герои блокадных зим, или как там, я точно цитату не воспроизведу, это было оно - это была тихая разборка массового сознания, превращение людей в тех же самых потенциальных людоедов. К счастью, инерция советского проекта оказалась сильнее, сделать это быстро не удалось, так быстро, как это, допустим, в Новом Орлеане можно было бы сделать, но вот эта инерция не безгранична, она заканчивается, и советское образование заканчивается, и что будет дальше? Какими будут те же самые русские люди? Когда мы говорим: "Мы русские люди", как будто бы нас это гарантирует и защищает от всего. "У нас есть великая и советская, и русская история за спиной, значит..." - нет, ребята, физика человеческих отношений - она физика, если можно так выразиться, она основывается на конкретных измеряемых, просчитываемых величинах. Если ты человека вталкиваешь в это состояние, не сразу, не он сам, следующее поколение будет таким, это будут тоже русские люди, но они будут другими, они будут мотивированы по-другому, они будут по отношению друг к другу вести себя по-другому, это больше будет похоже на то, как выглядел Новый Орлеан, чем как выглядел Ленинград. И это страшно, это катастрофа, конечно же, но я думаю, что страшно не настолько, чтобы закрыться ушами и забиться в угол. Это должно быть для нас последним звонком, тревожным сигналом, колоколом, который мобилизует - рында или что там у нас звенела во время пожаров - для того, чтобы мобилизовываться в первую очередь для того, чтобы... Здесь, понятно, что речь не о том, что мы завтра выходим на какую-то площадь, кого-то свергаем и чего-то там переустраиваем, в первую очередь переустройство должно... не перестройка, а просветление должно произойти в каждой отдельной голове, должно произойти избавление от романтических иллюзий, от мыслей о том, что вот оно так само как-нибудь устроится и будет хорошо, просто мы ещё не построили нормальный правильный капитализм, просто ещё недовинтили, здесь у нас ошибка, у нас коррупция - давайте поменяем депутатов-воров на депутатов хороших, и будет дальше всё нормально. Дальше инновации, инвестиции, наноэкономика и так далее. Не будет. Вот принципиально важно понять, что не будет. 

Д.Ю. В так называемом обыденном сознании, как говорил когда-то достаточно умный гражданин Зиновьев, у них в воображении недостатки сократятся и исчезнут, а достоинства возрастут и появятся новые. 

Константин Сёмин. Вопрос в том, сколько будет тех, у кого эти достоинства отпечатаются в памяти. Мы постоянно предъявляем претензии к советскому времени, оно виновато во всём, и даже в том, что сегодня у нас глупых становится больше, чем умных, виноваты, конечно же, проклятые совки. Но мне кажется, что один из критериев, один из индикаторов, которым можно измерить мощь государства, его влияние, степень его развитости - это распространения языка, на котором люди в этом государстве разговаривают. Именно советское время стало пиком популярности русского языка в мире, на нём говорило такое количества народа, которое на русском языке не говорило никогда. Поэтому когда мы говорим о каких-то изменениях в сознании, о том, кто что будет думать про Чубайса - построили Ельцин-центр, через два поколения дети будут считать, что Ельцин - это дедушка Ельцин, который гладил детей по голове и прививал им демократические ценности. Так вот, фокус в том, что новая навязанная нам модель ведёт к тому, что ареал использования русского языка сократиться, как шагреневая кожа, до огрызка какого-то. Даже просто тех людей, тех детей, которые будут считать дедушку Ельцина отцом новой русской нации, этих людей банально просто можно будет пересчитать по пальцам, потому что к моменту, когда эта истина в сознании пропишется, дай Бог, чтобы народ вообще как что-то целое сохранился, чтобы мы не развалились на какие-то огрызки и осколки, потому что они толкают именно к этому. А в плохом проклятом совке загнивающем на русском языке говорило гораздо большее количество людей, говорило грамотно, говорило без ошибок, и знало, что такое "не-" с глаголами или с деепричастиями как употреблять. Сегодня же не знают ничего. Русский язык умирает, и это индикатор того, что происходит с обществом в целом, с народом в целом, это действительно повод для того, чтобы бить в набат и попытаться хотя бы самому себе это чётко, прямо, стоя перед зеркалом, объяснить. Я не помню, Ленин или кто-то из тех проклятых большевиков говорил, что для того, чтобы начать что-то делать, необходимо избавиться от иллюзий, без каких-то примочек и без какой-то анестезии сказать себе чётко и ясно, насколько всё плохо. 

Д.Ю. Вот у нас под боком есть некогда братское государство Украина, внутри которого происходят вещи, которые, на мой взгляд, я не политолог, тупое советское быдло, но с моей точки зрения, это была большая репетиция того, что должно произойти с нами. Вот, например, у нас ряд государственных мужей затевал десталинизацию и декоммунизацию, в рамках которой, я опять-таки не политолог, но мне всё время предельно ясно видно, у меня там масса родственников жила в бывших советских республиках, и не все оттуда убежали, кое-кто до сих пор остался, везде картина одинаковая: сначала начинаются разговоры об ужасном сталинизме, потом про чудовищный ленинизм, во всём виноваты большевики разного возраста и окраски, а дальше "внезапно" выясняется, что все большевики были русские, и оказывается, что все беды в этой республике принесены этническими русскими. И вот как только мы их всех очень хорошо, если убьём, ну не получится, какие-то убегут - это тоже хорошо. Вот после того, как мы разберёмся с русскими, тогда у нас всё и наладится, во всех этих бывших республиках. Мне это, конечно, напоминает то, что большевики рассказывали, что когда родимые пятна капитализма отомрут - все вот эти носители царского строя мышления в голове, и всё станет хорошо. Не станет. Мы всё равно здесь живём и друг другу всякое передаём. Но они начинают разбираться якобы с коммунизмом, конечная цель - они занимаются русскими, т.е. они занимаются Россией, и через все эти десталинизации, декоммунизации они страну разваливают. Но вот у нас как-то в некотором роде засбоило это дело, засбоило, как мне кажется, только за счёт того, что произошло на Украине, где это не засбоило. В настоящее время люди оттуда массово пишут, что вот сейчас начнётся новый учебный год, а там уже подготовлены декоммунизированные учебники, и дескать, вы их ещё не видели - вот тут-то вы и ужаснётесь, на что это похоже. А вот у нас-то в этом направлении как? 

Константин Сёмин. У нас точно так же, и я, если честно, не совсем согласен с тем, что задача под маской декоммунизации разобраться с русскими персонально - задача разобраться со всеми здесь вообще. Вот если людям с Украины, например, задуматься, как кляты москали, которые являются перманентной угрозой, находящейся с востока от Украины, мечтающей поработать и уничтожить, предположим, с этой угрозой разобрались, уничтожили, всё. А зачем и кому после этого нужна "вильна Украина", и какое будущее будет даровано, гарантировано это победившей Украине? 

Д.Ю. Пенсии по 10 тысяч евро. 

Константин Сёмин. Это будет будущее процветающей, индустриализованной, развитой страны или это будет толпа гастарбайтеров, которых будут порциями перевозить туда на работу и у которых будут забирать последнее, ведь наверное, ну в истории достаточно поводов, достаточно примеров, достаточно иллюстраций того, как это уже бывало? Откройте историю Скоропадского, 1918-ый год, посмотрите, как приходили освободительные войска на Украину и чего они туда несли. Кто же вам сказал-то, что это будет... Ну нету проклятых русских, которые, конечно же, другой народ совершенно, не такой, - что дальше вам будет? И это касается не только Украины - а что таджики вольные или грузины вольные, а что - жизнь в Молдавии фонтанирует, и Молдавия - это центр притяжения для здоровых сил? Что будет? Ничего не будет, потому что тот каток, который движется, его не интересуют ни русские, ни нерусские, его интересуют банально ресурсы, его интересует контроль над кем угодно, кто бы здесь ни жил, их интересует контроль над рынками сбыта и над ресурсами. И они это будут делать безотносительно к тому, кто здесь пропишется, и как мы будем называться, и нам это нужно просто осознать. Другой вопрос, а что этому можно противопоставить? Некоторые говорят: давайте мы здесь соберём такой же каток и попрём навстречу - они бомбят Ирак, у них гастарбайтеры из Мексики, мы будем таджиков возить, построим тоже прогрессивную рыночную экономику, надуем её как следует под флагами и лозунгами России, которую мы потеряли в 1917 году, будет такая новая империя, которая в конечном счёте англосаксов проклятых разгромит. Но я думаю, что любой вменяемый человек, который не книжки читает исключительно исторические, а чуть-чуть представляет, как организована промышленность, как организована экономика, что такое единый энергетический комплекс нашей страны, как он был построен и когда, кто хоть чуть-чуть с реальной жизнью сталкивался, должен понимать, что это бред, это невозможно. России в принципе некого бомбить, России некого грабить для того, чтобы отражать это внешнее вторжение, кроме самого себя, поэтому единственный вариант для большого покинутого, оставленного всеми, распадающегося евразийского пространства - это организация внутри себя, мобилизация внутри себя на каких-то иных началах, не на живодёрских, мобилизация, которая позволит отразить угрозу уничтожения, тотального разграбления. И здесь, конечно, невозможно относиться к опыту Советского Союза иначе, чем положительно, потому что можно сколько угодно плеваться в этих людей, но никто другой ничего подобного в истории никогда не совершал, подобных задач никто до сих пор в нашей истории не решал, и если им удалось это сделать, то значит, вероятно, в том, что они делали, была какая-то правда. Я не говорю о том, что мы должны полностью перенять то, что делалось до 1991 года, я не говорю, что не было отрицательных сторон, не было абсолютно катастрофических ошибок, но какие-то фундаментальные вещи, которые позволили Ленинграду устоять, которые позволили устоять Сталинграду и которые позволили красному знамени взвиться на рейхстагом, какие-то фундаментальные вещи в той системе, вероятно, были. И если тогда той системе грозило полное уничтожение, речь шла о том, быть или не быть нашему народу единым тогда, и удалось ответить на этот исторический вызов и победить, и выстоять, а до того мы знаем, чем закончилась Первая мировая, мы знаем, чем закончилась Русско-Японская война, мы знаем, каковы были результаты, при всех прочих обстоятельствах и аргументах, Крымской войны. До сих пор не удавалось так убедительно и чётко закрыть вопрос, кто здесь будет жить и кто здесь будет командовать. Значит, в той системе было какое-то целесообразное зерно, какая-то правда, которую мы должны, по крайней мере, изучать, а не отвергать с порога. Но разумеется, если система образования выстроена иначе, если книжный магазин работает в другую сторону, если телевидение работает в другую сторону, разумеется, все эти мысли очевидны для людей, вроде бы, чуть-чуть поживших и соприкоснувшихся и с той системой, и с нынешней, просто рациональных людей, способных складывать, вычитать и умножать в уме, то идут другие поколения, которые сделать этого уже не могут, и обвинять их, как я уже сказал, было бы неправильно. Но эти поколения завтра сядут за штурвалы самолётов, они сядут в кадр на телевидении, они будут издавать книги - а это происходит уже, мы освобождаем им место. С другой стороны, наивно рассчитывать, что сам этот процесс куда-то возьмёт и вырулит, поставят другого министра, если мы вернёмся на секунду к образованию, подкрутить эту систему, починить её, смазать маслёнкой и развернуть в нужном направлении, я думаю, не получится, потому что такое образование - оно такое потому, что это нужно в этой системе экономических отношений. Такая пропаганда и такие фильмы - они потому такие, что это нужно в этой системе экономических отношений. Если эта система экономических отношений зиждется на неравенстве, на расслоении колоссальном, когда один живёт с холопами и крепостными и владеет большими угодьями, а другой батрачит, унижается за ипотеку, то эта система будет проповедовать Александра Исаевича Солженицына при любом раскладе, и ничего не поделать с Александром Исаевичем - можно сколько угодно разоблачать, чего он написал в "Архипелаге ГУЛАГ" и сколько он там считал власовцев, бросавшихся под танк на его глазах, это бесполезно, потому что это необходимо, это нужно для того, чтобы воспитывать новые поколения, потому что новые поколения должны зацементировать, зафиксировать навсегда эту систему отношений собственности. Те люди, которые получили активы, гигантские куски собственности в 90-ых годах, нуждаются в некоем мифе, в некой идеологической конструкции, которая позволяла бы им оправдывать в своих собственных глазах и в глазах населения то, что они владеют, а остальные нет. 

Д.Ю. Это очень прекрасно, мне очень нравится всегда: с одной стороны рассказы про то, что всё это построено на костях и крови предков - вы представляете, у большевиков-то сплошные ГУЛАГИ, миллионы смертей. Но если это были наши предки, они, наверное, строили это для нас вне зависимости от процесса. А почему построенное на костях и крови досталось кому-то одному, как это так получилось? 

Константин Сёмин. Я думаю, что здесь даже ещё сложнее вопрос: ладно там, справедливость - этому жирно, этому голодно живётся, но сейчас речь о том, что страна находится перед лицом военного вторжения, военной угрозы, которая со всех сторон нас обступила, и на повестке дня один вопрос - каким образом с этим бороться дальше, что мы этому будем противопоставлять, как мы должны быть организованы, для того чтобы у нас на Волоколамском шоссе не показались танки "Абрамс", предположим, условно говоря. И у нас есть несколько вариантов. Первый - это продолжать всё воровать и приватизировать, двигаться вот той проторённой, намеченной премудрым Гайдаром в 90-е годы дорогой. 

Д.Ю. Почему так кажется, что это сработает? Их же никуда не возьмут, никуда не позовут. Есть разные центры силы. Я даже не знаю, с какой стороны зайти. Вот есть бизнес, например, в котором есть конкуренция, и в рамках этой конкуренции два соперника - бизнес-субъекта, так сказать. Один их них хочет стать монополистом, а другого сожрать, потому что все деньги должны достаться одному. И это нормально абсолютно, потому что надо друг друга грызть, сдавать в полицию, писать доносы. 

Константин Сёмин. Это невысказанная суть либерализма - это что двигателем/ топливом экономики является человеческая жадность. 

Д.Ю. Доскажу: на войне и в любви все средства хороши, и внутри бизнеса всё для того, чтобы как-то загнобить конкурента. Для того, чтобы этого не происходило, приходится принимать специальные антимонопольные законодательства. И там это считается нормальным, а в жизни стран, где, понятно, любая аналогия ложна, но я хочу жить хорошо, и я хочу жить хорошо, а ресурсов не хватит. Как говорит наш общий знакомый Борис Витальевич Юлин, поросёночек маленький, не хватит на всех. И совершенно очевидно, что в рамках данного процесса вот этот, который больше тебя и лучше вооружён, он тебя сожрёт, это его естественные качества. И коммунизм - это был совершенно асимметричный ответ, не как в Первую мировую, а вообще всё наоборот, и поэтому он во Вторую мировую победил. 

Константин Сёмин. Совершенно верно, и когда идёт разговор о том, почему кто-то один владеет "Норильским никелем", а не народ, я почему с этого начал, дело тут не в справедливости даже, а ведь это всё стратегические предприятия, которые необходимы экономике, которые будут задействованы в час "Ч". А вот эти ребята, которых их получили - Красноярский алюминиевый, нефтянку, высокотехнологичные оставшиеся немногочисленные отрасли, даже оборонка сегодня организована на американский манер, когда созданы корпорации и частные концерны, между собой конкурирующие. Вот эта вся конструкция после того, как мы получаем первый удар по зубам, она в состоянии обеспечить устойчивость системы и ответный удар? 

Д.Ю. Честно говоря, проверять не хочется. 

Константин Сёмин. Не хочется проверять, потому что если каждый из этих звеньев по-прежнему ориентирован на извлечение прибыли, на увеличение своего собственного куска пирога, мы знаем, чем это заканчивается, у нас есть перед глазами исторический пример, нам навязывают метафизику, героику Первой мировой сейчас, нам повсюду лепят пропагандистские листовки на этот счёт, снимаются бесконечные картины, но мы же знаем, чем это закончилось, неужели мы хотим пройтись по этим граблям ещё раз? Я говорю не о французской булке, не о вальсах Шуберта, не о вензелях, не о внешней стороне тогдашней жизни, я говорю исключительно об экономике, о снарядном голоде, который в конечном счёте возникнет, о действиях маркитантов, которые подкосили фронт и которые не позволили этой системе устоять, потому что одним подвигом, одними выдранными ногами поручика Петрова, который отдать готов свою жизнь за Отечество, войны не выигрываются, потому что войны - это всегда соревнование экономик, это битва экономических механизмов. Если с той стороны на тебя движется гигантская отлаженная машина, которая смазывается продуктами постоянного бесконечного грабежа, получает бесконечное количество ресурсов, что ты, имея ограниченное количество ресурсов, имея деградирующее и сжимающееся население, что ты можешь противопоставить, как ты можешь организовать этот маленький отряд? Разве ты можешь в этом маленьком отряде начать конкуренцию 20 или 50 брендов какой-нибудь стратегически важной отрасли, в электроэнергетике взять и устроить конкуренцию с целью снизить тарифы, или ещё чего-нибудь? Разве это подходящий момент? Нет, это не подходящий момент. Когда ты чувствуешь дыхание врага у себя за спиной или рядом, ты должен думать о мобилизации, ты должен думать о планировании, ты должен чётко понимать, сколько у тебя имеется ресурсов, как ты можешь их потратить, и какие люди у тебя стоят за спиной, кого ты можешь мобилизовать и в какой последовательности. Когда у тебя нет планирования,а мы исходим из того сейчас, что советская система планирования была ущербна, предписывалось там всё сверху спускалось, и это было абсолютно неправильно... 

Д.Ю. Я больше скажу: нам объясняли, что эта административно-командная система единственная в своём роде, нормальные люди ничего не планируют, у них везде невидимая рука рынка, которая создаёт спрос, удовлетворяет спрос, и только тупые совки что-то там планируют, непонятно зачем. Ну вот сломали - у и что? И "внезапно" выяснилось, что система планирования на Западе отличается от советской точно так же, как "Мерседес" немецкий от советского "Запорожца" отличался, что там могучие структуры планирования, что вообще ничего не делается, не подумав, не прикинув, не расписав. 

Константин Сёмин. Разумеется. Военные планы Пентагона отсчитываются от 50 лет, горизонт планирования 50 лет. Понятно, что возможны отклонения, понятно, что возможны разные внезапные технические открытия - что угодно возможно, но люди мыслят такими категориями. Мы не планируем даже... у нас единственно, когда возникает... мы принимали 3-летний бюджет, вот это правительство упражнялось, но у нас нет планирования ни в производстве, ни в образовании, ни в гуманитарной, ни в технической составляющей - ни в чём. И в этой обстановке мы демонстрируем перед мордой вот этого обратившего на нас внимание монстра наш сухой кулачок и говорим, что да, мы вам ещё покажем. А чем мы покажем, как мы покажем? 

Д.Ю. У нас остались коммунистические ядерные бомбы и даже термоядерные коммунистические ракеты. 

Константин Сёмин. Нужно понимать, что для того, чтобы коммунистические ракеты, доставшиеся в управление вот этой новой, не от советского времени себя отсчитывающей элите, для того, чтобы их применить, необходима политическая воля. 

Д.Ю. Например, надо сначала вывезти своих детей из Лондона, по которому надо будет шарашить. 

Константин Сёмин. Разумеется, конечно. А у вас есть уверенность в том, что такая воля, такая решимость существует? Вы когда видите людей, гоняющих на "Гелендвагенах" по Москве, когда в центре столицы проходят роскошные свадьбы с салютами в то время, как кто-то мёрзнет и погибает в окопах на Донбассе, можно назвать такое общество готовым к самопожертвованию, к военной организации, к военной экономике? А оно может внезапно в течение суток перестроиться? Да у нас люди не знают, что такое бомбоубежище, на секунду. Т.е. всё, что мы видим вокруг, вся наша сегодняшняя политическая повестка при всей агрессивности мединой риторики говорит о том, что воевать никто ни с кем не собирается. Каким образом воевать? И мы видим, что мы то тут, то там просто подставляем новую щёку - это наш асимметричный ответ, как правило, в последнее время, мы таким образом отвечаем - если нас ударили с одной стороны, мы подставляем... Да, есть пример того, что мы упёрлись в Сирии, это хороший пример, и будем надеяться, что он не последний. Но для того, чтобы снабжать группировку там, недостаточно иметь такие-то доходы бюджета, необходимо иметь мощную экономику за спиной у этой военной группировки, вынесенной на такое удаление, экономику, которая способна не просто бедуинов гонять серьёзными бомбовыми ударами, а которая выдержит, если начнётся реальное боевое соприкосновение с войсками НАТО. Поэтому я очень осторожно всегда отношусь к торжественным, бравурным сообщениям о том, как закончились реформы Сердюкова в армии. До тех пор, пока мы не прошли проверку вот этим самым важными критерием, надеюсь, что и не пройдём, конечно, дипломатия всегда - это первый ресурс. Но то тех пор, пока мы не убедились, что эти реформы действительно создали новый облик Вооружённых Сил, даже не облик, а новую суть Вооружённых Сил, я думаю, что преждевременно швырять в воздух чепчики. Да, мы должны отмечать какие-то позитивные перемены и радоваться им, но эти перемены, и в армии в том числе, и в каких-то других областях жизни связан как раз хотя бы с микроскопическим, хотя бы с коротким планированием, которое всё-таки у государства проблески этого планирования начинают появляться. 

Д.Ю. К вопросу про готовность: вот, на мой взгляд, на Донбассе очень ярко было видно, что как только заваруха началась, весь личный состав, который бегает с автоматами и пулемётами - все от 40-ка и старше, т.е. это те, кто родился, вырос в Советском Союзе и хоть что-то помнит, чему его Родина учила. Никакой молодёжи там и рядом не было вообще. И рядом даже - никого! Потом появилась, да, но держалось это и держится вовсе не на них. 

А вот вопрос: с твоей точки зрения, зачем раскручивают Первую мировую войну? Что в ней такого для нынешнего гражданина России, что он должен про неё со страшной силой помнить? Я тут шёл мимо - есть у нас такой Витебский вокзал - скульптурная группа "Бойцы отправляются на Первую мировую". Я, честно говоря, не видел у нас на вокзалах скульптурных групп "Бойцы отправляются на Великую Отечественную", вот не могу вспомнить, не видел я такого. А тут вдруг 100 лет назад. 100 лет назад, я помню, была Великая Октябрьская социалистическая революция, про которую теперь вспоминать не надо, а вот Первую мировую войну почему-то вспоминать надо. Почему? 

Константин Сёмин. Потому же, почему нужно, чтобы школьник писал сочинение по Солженицыну, как я писал, скажем, в 1996 году, выпускаясь из 11 класса. По той же самой причине, потому же, почему Первую мировую всё чаще начинают называть Отечественной: у нас Отечественная 1812 года, Отечественная 1914 года ну и какая-то вроде Отечественная - Вторая мировая. Мы постоянно от наших чиновников, облечённых властью, иногда даже в самых официальных декорациях слышим, что она Вторая мировая, т.е. из обращения термин Великая Отечественная потихонечку вымывается, убирается. Почему это нужно? Я, конечно, не какой-то визирь, и точного объяснения у меня нет, я вижу всё то же, о чём говоришь ты, и могу только гадать, но у меня есть своя версия, откуда это взялось: некоторое время назад я к тебе сюда приехал, чтобы записать интервью для фильма "Биохимия предательства", отчасти посвящённого этому. Кстати, на днях благополучно вторую его копию выпилили из интернета с большим количеством просмотров - таким образом, видимо, борются за соблюдение авторских прав. Я не против авторских прав, но очевидно, что те темы, которые поднимались в фильме, в том числе и тобой, они неудобны, они не совсем приемлемые для тех, кто сегодня находится у руля. А почему это так? Потому что, как мне кажется, в 1991 году не просто было разрушено Советское государство, оно разрушалось да, силами внутренней оппозиции, да, силами сумасшедших диссидентов, которые пили на кухнях или уезжали в Америку и ещё что-то делали. Но помимо прочего для разрешения единого государства были задействованы все разновидности, все штаммы национализма, которые только можно было найти и мобилизовать. Это был, безусловно, украинский национализм, это был кавказский всех сортов и расцветок национализм, это, конечно же, был русский национализм, и этот русский национализм числил себя всегда, вот тот самый ЦРУ-шный национализм, с помощью которого ломали Советский Союз, он всегда числил себя под героями, как бы, Первой мировой и Гражданской и имел прямое отношение к коллаборационистам времён Великой Отечественной, т.е. к тем, кто уходил к Гиммлеру, к Гитлеру, к тем, кто переходил туда. Есть прямая аналогия между тем, что некоторые деятели Белого движения делали на промежутке 1917-1922 год и тем, что они говорили и делали в 1941-45. Нет, не все пошли, нет, не все поддержали немцев, но многие пошли, многие поддержали немцев в той или иной степени. Я говорю об этом уверенно, хотя это всего лишь моё предположение, но я знаю, что такой белогвардейский вектор в нашем сегодняшнем развитии существует, и он происходит именно оттуда. Я провожал в своё время прах Деникина из Нью-Джерси, выкапывали могилу на моих глазах и отправляли гроб для торжественного перезахоронения, рядом со мной стояли наши дипломаты, которые тихо матерились и говорили: что ж мы делаем? Потому что вокруг нас и рядом со мной стояли дедушки со значками Русской освободительной армии на пиджаке и один из них, повернувшись ко мне, сказал: "Ой, рубали мы этих красных в Отечественную, а сейчас вот другие времена пришли". Вот с кем происходило примирение, здесь очень трудно отделить тех, кто не присоединился к Гитлеру из проигравших Гражданскую войну, из героев той дореволюционной эпохи, и тех, кто присоединился. Скажем, Деникин к Гитлеру не присоединился, но это не помешало Деникину писать аналитические обзоры, сидя в Нью-йоркской библиотеке, где на его месте сидел я, для ЦРУ, для американской армии по поводу того, как с этим государством, уже теперь несуществующим государством, справиться. Хороший он был человек или плохой, сложно сказать... 

Д.Ю. Ну для определённой части замечательный. 

Константин Сёмин. ... но эта идеология была привнесена, идеология Народно-трудового союза - фашистской, по сути дела, организации по своей философии, находившейся сначала на балансе абвера, а потом перешедшей на баланс ЦРУ. Эта идеология была привнесена в Россию в 1991 году, очень многие деятели этих кругов, скажем так, после гибели СССР тут же перебрались в Москву, они занимали серьёзные позиции в Госкомимуществе, в других министерствах, и естественно, они формировали идеологию, и естественно, к этому имеет отношение знаменитый пояс Солженицына. Речь не идёт о том, что он один из них, хотя идейно они считают себя близкими к нему. И когда здесь на Невском проспекте я захожу в книжный магазин и вижу вот такую стопку брошюр издательства "Посев" - это печатный орган НТС - или просто НТС-овских пропагандистских плакатов, это не случайно происходит. Для чего и кому это нужно, это вопрос следующий, потому что всё-таки дедушки, приезжавшие в Советский Союз после того, как был обрушен памятник Дзержинскому, победившие с помощью Америки Советский Союз, они уже совсем дедушки, многие сошли со сцены, многие уже не с нами, выросло новое поколение. Кому нужна эта идеология? Кому необходимо проводить реабилитацию власовщины? В Ельцин-центре сейчас активно обсуждается этот вопрос. Кому необходимо вешать табличку с фамилией Шкуро над улицей в Новороссийске? Кому необходимо открывать мемориальную доску Колчаку на Дальнем Востоке, в Сибири, здесь в Петербурге, мемориальную доску Деникину в Таганроге, памятник Врангелю в Крыму? Кто этим занимается и зачем? Этим занимаются те люди, которые точно так же поучаствовали в приватизации в начале 90-ых, и каждой такой группе людей необходимо для защиты своей собственности иметь какую-то доктрину, какую-то идеологическую концепцию, какой-то миф, который позволит им объяснить, почему так, почему у тебя крепостные, а ты вот сам крепостной. И здесь, конечно, идеология белогвардейства незаменима, она для этого и используется. Другой вопрос, что чем больше наши имущие круги, чем больше наши руководители играют с этой темой, тем сильнее они выворачивают наизнанку саму идею единой и неделимой России, которая была поднята на флаг Белым движением, потому что ведь для каждой региональной элиты, и я сейчас убедился в этом в очередной раз, проехав по некоторым регионам, дорог не сам Колчак или какой-нибудь Шкуро, или Врангель, для каждой из них - ведь это всё были сепаратисты: и Краснов, и Маннергейм. Эти образы, эти имена, эти мифы используются региональными барыжьими, если можно так выразиться, элитами для того, чтобы вести в непростых экономических условиях непростой диалог с федеральным центром, в первую очередь, по экономическим вопросам. Есть у нас, скажем, предприятие "Башнефть" где-нибудь в Уфе, ну я фантазирую, и есть какие-то планы у федерального центра на эту тему, и есть тогдашний руководитель, ну когда эта тема была очень острой, Муртаза Рахимов, и бах - выясняется, что у башкирского народа абсолютно свой уникальный путь, который был показан ему героями антибольшевистского сопротивления с такого-то по такой-то год. А есть какой-то объект собственности в Хабаровске, а есть интерес к тому, чтобы вытроить более прозрачное и управляемое, если так можно выразиться, отношение в Крыму между федеральным центром и новым регионом. А есть памятник Врангелю - вы чего, покушаетесь на нашу святую идею? Ребята, так не пойдёт. Так вот, эта единая как бы Россия, ведь не было единого ничего между Деникиным, Юденичем, Колчаком, Красновым - все эти люди присягали разным иностранным покровителям, они получали помощь из совершенно разных источников, и вот такое единение они в результате и получили. Если сейчас навязывать через силу, через таблички, которые народ всё равно будет поливать краской до тех пор, пока живы люди, которые что-то из истории помнят и у которых хоть какие-то семейные альбомы сохранились, если делать это через колено, то в момент, когда вот эта вот вся кошмарная ощетинившаяся ракетами ПРО и беспилотниками машина двинется всё-таки через границу, а у нас до границы с этим зверем от Москвы 900 км, от Питера пешком дойти можно до Эстонии и увидеть конвои американской техники элементарно. Когда вся эта армада двинется, кто пойдёт защищать Маннергейма, кто пойдёт защищать Краснова, кто пойдёт защищать Шкуро и Колчака? Это должно беспокоить людей, которые начинают в такой критический момент, такой опасный момент, когда экономика переживает кризисные тяжелейшие явления, это должно беспокоить, должен работать какой-то инстинкт самосохранения. Ведь фокус в том, вот мы говорили недавно с одним товарищем моим, что Гражданская война, как бы к ней ни относиться, и революция, поскольку центральная власть показала свою полную недееспособность, вопрос о том, у кого более подходящий и более устраивающий народ государственный проект, решался на улицах, решался на полях сражений. Этот вопрос был решён с помощью кровавого голосования стоимостью в несколько миллионов жизней, но этот проект был выбран, в конечном счёте, людьми, он не был навязан штыками Антанты, он не был оплачен векселями США, он был выбран народом, и это произошло неслучайно. Сегодня пытаются навязать другой проект, который народом был отвергнут в ситуации, когда люди, пришедшие к власти, сосредоточившие власть в своих руках, сделавшие какие-то очевидные шаги для восстановления суверенитета страны в ситуации, когда эти люди поссорились со всем миром, они бросили перчатку всем, кому можно, и эти все пришли к нашей двери, и они уже стучат в неё. И вы что собираетесь делать, какую концепцию обороны и безопасности вы собираетесь реализовывать для того, чтобы с этими неотвратимыми вызовами справляться? Ну если это концепция от Колчака, то я боюсь, что это может закончиться, как это закончилось у Колчака - вот ведь что опасно, вот что страшно. И этого наши сегодняшние одурманенные белогвардейщиной соотечественники, к сожалению, не понимают. 

Д.Ю. Тем не менее, у нас возникло такое замечательное явление, как Бессмертный полк, который задумывали, как действо сугубо антисоветское, а внезапно получило совершенно другую окраску, и создатели вынуждены были отречься от своего дитяти, потому что они задумывали вовсе не это. На мой взгляд, мне так кажется, что в головах у населения, возможно, оно не может это сформулировать красивыми словами, призывами и прочее, но в головах где-то там, наверное, даже на подсознательном уровне они хорошо понимают, что вот это правильно, а вот это нет.

Константин Сёмин. Народ понимает, и народ чувствует, и народ не с ними. И они это тоже чувствуют и тоже понимают, и поэтому они так бесятся, и поэтому они без конца штампуют эти фильмы, проваливающиеся в прокате. И когда народ, озверев уже от этой пропаганды, шальной, ни на что не опирающейся, с этими дырявыми ложками, с этими пилотами, опорожняющимися из бомбардировщиков на оставленных с одной винтовкой на троих советских солдат, вот когда народ, уже осатанев от этого, начинает собирать деньги на собственное кино, на собственный фильм, это должно уже кого-то всё-таки насторожить, это должно уже дать понять, что нет, не покупается это, не усваивается то, что вы пытаетесь запихать в глотку, это возвращается назад. Никто с этим не согласен. 

У вас простой выбор - если вы поссорились со всем миром, вы либо поворачиваетесь к народу и привлекаете его на свою сторону, но тогда вам придётся рано или поздно пересмотреть своё отношение к советскому проекту, к советской истории, потому что эта история касается каждой семьи, каждого дома и каждого фотоальбома. Либо тогда извините, раз уж вы поссорились со всеми, вам придётся уступить место кому-то другому, кто намерен защищаться, кто намерен ковыряться, кто не собирается выходить с белым флагом с поднятыми руками ради примирения с какой-нибудь очередной монаршьей династией. 

Что же касается самой идеи Бессмертного полка, она, безусловно, правильная и она, безусловно, вышла из-под контроля тех, кто её разрабатывал, но ведь полно желающих вернуть её в стойло, проводятся пресс-конференции, на которых объясняется, что духовным - я такой термин слышал своими ушами - духовным главнокомандующим Победы 1945 года был Николай Второй, если вы не знали. Это то, что звучало на пресс-конференциях, на "круглых столах", и появление иконы с изображением государя на Бессмертном полку не случайно. И когда в одном из документальных фильмов появляется фраза, что первым Бессмертным полком была Белая эмиграция, спасавшаяся из Крыма, это тоже не случайно. 

Но поженить народное сознание с вот этой абсолютно извращённой исторической логикой невозможно, потому что все мы сегодняшние дворяне, поручики, графья и князья - вчерашние советские граждане, вчерашние милиционеры, водопроводчики, дети советские из советских школ, мы все, в принципе, понимаем, кто из нас чего стоит, и заставить кого-то просто так, исходя из того, что на Невском в каждом втором книжном будет лежать стопка биографий всех членов Романовской династии, просто поэтому заставить кого-то кому-то присягать и целовать ботинок не получится, особенно в условиях, когда нам всем нужно искать какую-то общую платформу для объединения, чтобы нам всех поодиночке не перебили. У нас перед глазами пример Украины. 

Д.Ю. А что говорят учителя? Ты общаешься с учителями? 

Константин Сёмин. Я общаюсь с учителями. Ведь учителя учителям рознь, учителя, конечно, в голос говорят, что катастрофа вообще в целом, не применительно к историческому образованию, а вообще в целом. Но ведь новые кадры, новая кровь вливается и в школы, из пединститутов в классы приходят учителя,которым 25-26-27 лет, т.е. это те самые дети, те самые люди, которые уже прошли полностью этот образовательный конвейер, и они уже даже ужаснуться не могут - и вот это по-настоящему страшно, потому что больше всего, конечно, кричат и рвут волосы на себе те, кто относится... ветераны образовательного движения. Они есть ещё, конечно, в наших школах, на них во многом всё держатся. Но приходят молодые люди, я не хочу сказать, что они все распропагандированы, перепрограммированы и все разучены думать - нет, это не так. И я чувствую даже по своей работе, по тем откликам, которые получаю сам, по тем откликам, которые приходят на первые наши публикации в "Последнем звонке", я чувствую, что есть молодая кровь и молодая энергия, и есть люди, на которых можно опираться, но хватает и других, хватает молодых преподавателей, которые просто не в состоянии, они как в любой другой корпорации, в компании, которая торгует мобильными телефонами, они чётко себе представляют горизонт возможностей, сферу ответственности: вот трудовой договор, вот супермаркет, в котором она работает на кассе и отгружает ребёнку столько знаний, сколько ребёнок может взять или оплатить. 

Д.Ю. Оказывает услугу. 

Константин Сёмин. Совершенно верно. В рамках компетенции ребёнка и своей собственной компетенции, как преподавателя. Это перерождение неизбежное, это перерождение идёт уже, это замещение одной ткани, одной кожи другой, новой, потому что мы живые существа, и что-то уходит, что-то приходит - это неизбежно. Но если мы ничего делать не будем, то процесс так и закончится, и через некоторое время на русском языке говорить не будет никто вообще, и тогда ценность всех наших замечательных роликов, которые мы снимаем, блистательных, язвительных и каких угодно ещё передач будет равна нулю, потому что это всё будет просто эхом, которое прозвучало когда-то, потеребило чьё-то сознание и рассеялось в пространстве. Нам нужно просто осознать, что нет каких-то констант в истории, в литературе, в культуре, которые могут существовать сами по себе, просто потому, что человечеству, предположим, интересен Пушкин. Человечеству плевать на Пушкина, для того, чтобы человечество знало Пушкина, читало Пушкина, помнило о Достоевском, предположим, за Пушкиным и Достоевским должна стоять здоровенная государственная машина, которая будет издавать того и другого гигантскими тиражами, так, чтобы хотя бы на территории 1/6 части суши каждый школьник был в состоянии прочитать "Люблю тебя, Петра творенье". А если этого не будет, если с этой аккумуляторной батареи государственной к этим константам массового сознания, таким как Пушкин, Тургенев, Достоевский, Толстой, будут сняты провода, если подпитывать это никто не будет, то завтра не будет ни Пушкина, ни Достоевского, ни Пучкова, ни меня - никого не будет. Будет пусто, будет, как в Югославии. 

Для меня самым показательным и тяжёлым примером является даже не Украина, потому что Украина не удивляет меня, Украина - это совершенно закономерное следствие того, что там готовилось, я видел это ещё в 2009 году, когда мы снимали фильм об Украине вместе с Меньшовым, но самое страшное, что это уже которое по счёту повторение одной и той же схемы, и одним из первых полигонов была Югославия, я видел это - там было всё то же самое, там были свои белогвардейцы, там была своя монархическая династия. Я помню сербку, продававшую мне как-то, я летел в Черногорию, ещё тогда не отделившуюся, по-моему, на курорт, она продавал мне авиабилеты, и она плакала и говорила, что мы, сербы, недостойны жить, потому что мы предали своего государя. Я видел это всё, и сегодня я слышу то же самое уже не от сербки, а от русского человека, потому что это обкатано, и национализмом взрывали Югославскую федерацию. Это делали в одинаковой степени и албанские националисты, и боснийские националисты, и словенские националисты, и сербские националисты, которых мы считаем братьями, с которыми мы объединяемся. Но я знаю, как они выглядели: первое, что они делали - они начинали рушить единство, вот этот межнациональный мир, который существовал. Тито - хорват, значит, он предатель. 

Между Союзом и федеративной республикой Югославией могли быть какие угодно отношения, между Сталиным и Тито - какие угодно отношения, но всё-таки Югославия была социалистическим государством, основанным на общественной форме собственности на средства производства в основном и на дружбе между народами. Эта дружба реально существовала, она была скреплена жертвами Великой войны и кровью, которую пролили люди, населявшие Югославию, на фронтах этой войны. И всё это было пущено под откос теми самыми националистами, сербскими националистами в том числе, и поучаствовали в этом и мусульмане, если говорить о вероисповедании, и православные поучаствовали. И к чему пришли? Я последовательно с 2001 года приезжаю в новые Югославские государства, теперь Косово государство - к чему пришли? 

Что такое Сербия, я спрашивал Коштуницу, у меня была возможность с ним поговорить, я видел его в 2001 году, когда он только-только Западом был приведён к присяге и был полон надежд и ожиданий, что они избавились от этого социалистического диктатора, самодура. Я спрашивал его уже года 2 назад, перед Украиной, когда прилетал в Белград: вы добились, вы довольны? Не осталось промышленности, продано всё, не осталось образования, исподволь вас переводят на латиницу, у вас по центру Белграда маршируют гей-парады, с одной стороны фашисты ваши же собственные, обозлённая молодежь - можно ли обвинять сербскую молодёжь в оскорблённом национальном чувстве, в желании отомстить за унижения Родины? Нет, нельзя, это логично. В Веймарской республике немцы вели себя точно так же, их мордой натыкали, и в нищету, в разруху кто-то точно так же пировал, а кто-то засовывал, как Ремарк в своих книгах описывал, головы в газовый шкаф, старики когда не могли себя прокормить. Естественно, на этой почве фашизм произрастает моментально. И вот у тебя Белград - с одной стороны идёт колонна извращенцев, с другой стороны колонна националистов. Вы этого хотели? У вас не осталось ни одного предприятия, которое не продано иностранцам, у вас не осталось никакой национальной гордости, зато вы все увешаны своими кокошниками и вы все православные. Ребята, замечательно - с той стороны боснийцы живут в точно такой же ситуации. Вы разрушили всё, вы все мусульмане - отлично, здорово. До чего вы довели ситуацию? 

Д.Ю. И что же говорят в ответ? 

Константин Сёмин. Там разлито на улицах, вот в последний раз когда я был, такое чувство тотальной безнадёги и апатии, т.е. когда общество оскопляют, его приводят к повиновению через какое-то немыслимое унижение, после которого общество теряет самоидентификацию, после которого оно теряет волю к какому бы то ни было сопротивлению Там есть зачатки какого-то сопротивления, есть молодёжные движения, но там есть застилающий всё, чувствующий себя на каждом перекрёстке пессимизм, ощущение поражения. У них иногда возникают всплески эмоциональные, они видят сопротивление на Донбассе, они начинают думать, что есть ещё несданные окопы за спиной, но конечно, ситуация трагичная, и очень странно, что за эти десятилетия, которые продолжалась гражданская война в Югославии, никто у нас не сделал никаких выводов для себя, потому что было очевидно, что всё то же самое будет повторяться у нас. И оно не закончилось, не нужно думать, что Украина запылала - и это всё. Ничего подобного! Планы-то гораздо серьёзнее: у нас есть Средняя Азия, у нас есть Поволжье, у нас есть Кавказ... 

Д.Ю. И горизонт планирования в 50 лет. 

Константин Сёмин. И горизонт планирования в 50 лет, совершенно верно. А самое главное - мы всё время их пытаемся отпугнуть молитвой. Я не против, я православный человек, хотя многие меня всячески со всех сторон клюют и упрекают то в мракобесии, то в недостаточном... 

Д.Ю. Недостаточно белый и недостаточно красный? 

Константин Сёмин. Да, я со всех сторон недостаточный. Но это дорога, которая не позволяет защититься. Если на тебя нацелена артиллерийская установка, бесполезно читать молитвы, необходимо иметь производство, которое позволит тебе нацелить что-то в лоб встречное, чтобы нацелить производство, необходимо ответить на конкретные прагматичные вопросы, не связанные со Словом Божьим, они не связаны с героями Первой мировой войны, они не связаны с "200 лет вместе", где там какой национальности. Они связаны с конкретным: сколько киловатт/час придёт сюда по этой линии, кто распоряжается вот этим сборочным производством, кто поставляет сырьё с этого месторождения вот сюда, на этот завод, кому оно принадлежит, и в состоянии ли эти разрозненные интересы работать на одну задачу. Так вот в нашем сегодняшнем идеалистическом тумане, в который мы сами себя погрузили, разумеется, ни на один из этих вопросов ответить просто нельзя, потому что мы надеемся, что просто потому что у нас был Кутузов, просто потому что в 1945 году появилась... А ничего подобного, это ни от чего тебя не гарантирует, и то, что у тебя кто-то прибивал щит на ворота Царьграда - это вообще не гарантия абсолютно, у тебя была уже в истории не раз, как я уже говорил, возможность убедиться в том, что просто память о прошлом не работает - она не стреляет, она не сбивает ракеты, она не может заменить снайперский прицел, она не может заменить конвейер, производство. Нельзя молитвой защититься, при всём уважении к молитвам, этого недостаточно, необходимо что-то ещё. 

Д.Ю. Этак мы с тобой так сейчас договоримся до того, что и с иконой облететь на самолёте вокруг Москвы тоже недостаточно. 

Константин Сёмин. Да, может оказаться недостаточно. 

Д.Ю. Подводя к финалу: а вот заснимешь документальный фильм о безобразной ситуации в нашем образовании - а чего ты хочешь добиться этим фильмом? Ты думаешь, что с помощью фильма ситуация исправится? 

Константин Сёмин. Нет, я никого не хотел бы обманывать в этом, мне уже приходилось читать отклики, что дескать и что, ну снимут там... Нет, конечно, мы только что час или больше говорили о диагнозе, который ставится всей ситуации, а образование - лишь часть ситуации, и диагноз таким образом не отменить и не исправить, и человека одной припаркой, одной пощёчиной, одной ваткой с нашатырём в сознание не привести, как не привести общество. Но для того, чтобы в какой-то момент вот эти вот разрозненные хаотично движущиеся социальные группы, мы разбиты сегодня, нет общественного сознания. Мы разбиты - у нас есть кришнаиты, казаки, леваки, националисты, фашисты. У нас просто бесконечная мозаика, калейдоскоп мнений - такое общество сопротивляться не может, такое общество не связывает ничто. Это само по себе имеет какое-то объяснение, потому что когда человек остаётся сам наедине с собой, когда государство не предлагает ему никакой объединяющей идеи, он не может жить в хаосе, он придумывает себе какую-то идею: кто-то к Кришне идёт, кто-то Краснову ставит памятник, кто-то начинает читать Маркса по ночам - каждый сам по себе сходит с ума. Но это общество, эта рыхлая масса не способна сопротивляться, она способна быть добычей. Так вот задача - пробудить в каждом из людей, которые будут нас слушать, способность мыслить, возможность мыслить, дать пищу для размышлений и попытаться привести аудиторию нашего фильма к каким-то похожим синонимичным выводам, чтобы, по крайней мере, мы сходным образом представляли, откуда это взялось. А значит в какой-то момент у нас могут появиться одинаковые рецепты, одинаковые подходы к тому, как это может разрешаться, что необходимо делать. 

Д.Ю. Я это всегда характеризую тезисом: промолчи - и сатана восторжествует. Молчать нельзя. Все, кто хочет помочь созданию фильма "Последний звонок" про ситуацию с образованием в родной стране, и я надеюсь, хотя бы с некоторыми советами, как это дело исправлять и куда вообще двигаться, вот под роликом линк - там можно помочь. 

Спасибо, Константин, удачи. А на сегодня всё, до новых встреч.