Музей Боратынского

Баратынский

Литературный Музей Е.А. Боратынского в Казани – единственный в России музей великого русского поэта Евгения Абрамовича Боратынского (1800-1844), мастера элегии и философской лирики.

Музей располагается в старинной дворянской усадьбе, принадлежавшей трем поколениям потомков поэта с 1869 года по 1918 год. Помимо основной темы, касающейся Е.А. Боратынского, музей занимается творческим наследием правнучки поэта – писательницы русского зарубежья и поэтессы серебряного века Ольги Александровны Ильиной-Боратынской (1894-1991) и бытописанием нескольких поколений этой семьи.

 

УСАДЬБА БОРАТЫНСКОГО В КАЙМАРАХ - ТУТ!

СТАТЬЯ ПРО ТЕАТРЫ КАЗАНИ - ТУТ!

ДРЕВНИЕ ТРАКТЫ КАЗАНИ - ТУТ! 

ЛЕГЕНДЫ И ПРЕДАНИЯ КАЗАНИ - ТУТ!

ПАРКИ И СКВЕРЫ КАЗАНИ - ТУТ!

АНОМАЛЬНЫЕ И ЗАГАДОЧНЫЕ МЕСТА КАЗАНИ - ТУТ!

СТАТЬЯ ПРО МУЗЕИ КАЗАНИ - ТУТ!

 

Музей был открыт 21 марта 1977 года как школьный (школа № 34 г. Казани). Создательница музея Вера Георгиевна Загвозкина (1924-1994) – личность неординарная и яркая, участница Великой Отечественной войны, выпускница Череповецкого государственного университета и ГИТИСа, преподаватель русского языка и литературы, автор книг: «Е.А. Боратынский и Казань» (Казань, 1985) и «Литературные тропы: поиски, встречи, находки» (Казань, 1991).

В 1981 году школьный музей получил статус государственного в связи с особой ценностью собранной коллекции, в составе которой – уникальные экспонаты, переданные потомками поэта и их казанскими друзьями: мемориальные вещи Евгения и Анастасии Боратынских, прижизненные издания поэта, предметы из дома Дельвигов, живописные произведения Н.И.Фешина, Н.М. Сапожниковой, рукописи О.А. Ильиной-Боратынской, ценнейший семейный архив Боратынских.
В 1991 году музей переехал в западный флигель городской усадьбы Боратынских. В 2009 году главный усадебный дом был передан в оперативное управление Национальному музею Республики Татарстан. В мае 2012 года началась реставрация, завершившаяся в сентябре 2015 года. Пережив разные периоды своей биографии, усадьба вновь «вернулась» к Боратынским, к их семейной истории, литературным традициям, системе ценностей, духовным поискам, нравственному опыту.

Экспозиция музея «Сумерки и рассветы Дома Боратынских», открытая в 2015 году, повествует о жизни, творчестве, духовных исканиях поэта и его потомков. Представлены прижизненные издания и коллекция личных вещей Е.А. Боратынского; офорты В.А. Жуковского, письменный стол, за которым, по семейному преданию, работал Александр Пушкин во время пребывания в Казани в сентябре 1833 года, прижизненный портрет казанского губернатора Ираклия Боратынского (1802-1859), брата поэта.

Экспозиция основана на семейном архиве Боратынских, которые были наделены многими талантами, активно участвовали в культурной и общественной жизни Казанской губернии. Серебряный век русской литературы представлен творчеством правнучки поэта О.А. Ильиной-Боратынской. Среди экспонатов – работы Н.И. Фешина, Н.М. Сапожниковой, А.И. Фомина, А.А. Боратынского, уникальный прижизненный портрет Л.Н.Толстого; фотографии, отражающие повседневную жизнь и семейные традиции Боратынских. В просторных музейных залах, наполненных уютом и теплом, сошлись Золотой и Серебряный века русской литературы.
Музей, продолжая духовные традиции семьи Боратынских, проводит обширную культурно-образовательную работу. Каждый сезон года имеет свое лицо. Зимой центральное событие – музейный праздник «Рождество в доме Боратынских». Весной ежегодно собираются в музейные залы на «Литературные чтения в усадьбе Боратынских» исследователи литературы и истории; май погружает в таинство «Музейной ночи». В начале лета – Пушкинский День России. Осеняя пуанта – городской Праздник трезвости.

В любое время года младшие школьники могут услышать веселые и поучительные истории о музейных коллекциях из цикла «Сказки Дядюшки Гусиное Перо», старшеклассники – погрузиться в атмосферу пушкинского времени на поэтических программах, а взрослая публика – принять участие в заседаниях «Клуба любителей казанской старины».

Действуют музейные культурно-зрелищные проекты: «Музыка Белого зала», «Поэтический театр Алексея Гомазкова».

Бальный зал дома Боратынских – уникальное место, со своими особыми историческими и культурными традициями: здесь Боратынские встречали гостей, проводили балы и приемы, устраивали домашние спектакли и концерты. В ходе реставрации залу был возвращен первоначальный исторический облик.
Поэтический театр Алексея Гомазкова
Проект «Музыка Белого зала» направлен на возрождение исторической функции бального зала как пространства оживленной культурной жизни городского сообщества. Здесь активно проводятся концерты, презентации, выставки, бальные вечера.

Музейно-литературный проект «Поэтический театр Алексея Гомазкова» посвящён русской классической поэзии XVIII–XX веков и направлен на возрождение культурных традиций дома Боратынских. Наименование «театр» выбрано как наиболее полно отражающее комплексный характер проекта, совмещающего элементы концерта, спектакля, лекции, семинара и заседания «клуба по интересам».

Музей, хранящий «тепло Дома Боратынских», пользуется большой популярностью у казанцев и гостей города. 


СТОИМОСТЬ БИЛЕТОВ И РЕЖИМ РАБОТЫ

Входной билет: для взрослых – 100 руб., для школьников, студентов и пенсионеров – 50 руб.
Экскурсионный билет: для взрослых – 150 руб., для школьников, студентов и пенсионеров – 100 руб.
Режим работы:
с 10:00 до 18:00, в четверг – с 12:00 до 21:00
Выходной день – понедельник
 
 
КАК ДОБРАТЬСЯ

Адрес: 
г. Казань, ул. М. Горького, д. 25/28 

Проезд:
– троллейбусом – №№ 3, 5
– автобусом – №№ 10, 10а, 22, 28, 30, 35а, 54, 63, 83, 89, 91, 98
до ост. «Ул. Гоголя» и «Ул. Толстого»

Телефон: +7 (843) 236-13-22
 
                                                           открытие музея Боратынского                                      


ЭКСКУРСИИ И ПРОГРАММЫ МУЗЕЯ
ОБЗОРНАЯ ЭКСКУРСИЯ «ЗДРАВСТВУЙ МУЗЕЙ»

 
Экскурсия «Здравствуй, музей!» с видеоинсталляцией «Центр вселенной» в доступной и занимательной форме знакомит детей с мальчиком Евгением Боратынским, который мечтал стать моряком, а стал великим русским поэтом, со старинным дворянским домом и его обитателями; помогает освоить навыки «музейного» поведения и умение ориентироваться
  

«СУМЕРКИ И РАССВЕТЫ ДОМА БОРАТЫНСКИХ». ОБЗОРНАЯ ЭКСКУРСИЯ
Обзорная экскурсия «Сумерки и рассветы Дома Боратынских» с завораживающей видеоинсталляцией «Центр вселенной» погружает гостей нашего города в уютную романтическую атмосферу старинной дворянской усадьбы, принадлежавшей трем поколениям потомков великого русского поэта-философа Евгения Боратынского, друга А.С. Пушкина.

Мемориальные коллекции поэта, членов его семьи, дружеского окружения позволяют познакомиться с биографией и творческими поисками Евгения Боратынского, драматической судьбой его правнучки, писательницы и поэтессы Ольги Ильиной-Боратынской, представить род Боратынских как значимое культурное явление, отразившее преемственность золотого и серебряного века отечественной литературы и истории.
 
«КАЗАНСКИЙ» СЛЕД СОЧИНИТЕЛЯ АЛЕКСАНДРА ПУШКИНА. ТЕМАТИЧЕСКАЯ ЭКСКУРСИЯ С МУЛЬТИМЕДИЙНОЙ ПРЕЗЕНТАЦИЕЙ

Занимательное путешествие по «казанскому» следу в творчестве и биографии Александра Пушкина: причины его визита в Казань 5-8 сентября 1833 года, хроника пребывания, знакомства старые и новые, казанские впечатления, вошедшие в исторический труд «История пугачевского бунта» и роман «Капитанская дочка».

Среди раритетов – бюро-секретер, за которым работал великий поэт во время пребывания в Казани, портреты пушкинских знакомцев: казанского губернатора С.С. Стрекалова, профессора Казанского университета К.Ф. Фукса, еще одного казанского губернатора – И.А. Боратынского, брата поэта Евгения Боратынского, и его супруги А.Д. Боратынской, урожденной княжны Абамелек, адресата пушкинского стихотворения «Когда-то помню с умиленьем…»; прижизненные издания произведений поэтессы и писательницы А.А. Фукс, востоковеда Н.Я. Бичурина, поэта И.Е. Великопольского и т.д.
 
«БЛИСТАТЕЛЬНАЯ ТЕНЬ». ТЕМАТИЧЕСКАЯ ЭКСКУРСИЯ
Экскурсия «Блистательная тень» раскрывает основные вехи жизни, творческие и духовные поиски поэта-философа Евгения Боратынского, акцентируя внимание на малоизвестных «казанских страницах» его биографии и вплетая судьбу поэта в Золотой век русской поэзии и классическую эпоху ампира.

Среди раритетов экспозиции – «пушкинский» столик с секретом, за которым работал А.С. Пушкин во время посещения Казани, мемориальные бытовые предметы и прижизненные издания произведений Е.А. Боратынского; коллекция предметов из дома поэта барона А.А. Дельвига, офорты, сделанные рукой В.А. Жуковского. Среди живописных работ – портрет молодого человека из семьи Боратынских кисти неизвестного художника школы В.А. Тропинина, морской пейзаж и виды Неаполя, привезённые Боратынскими из Италии.


 
ПРОВИНЦИАЛЬНАЯ МУЗА. ТЕМАТИЧЕСКАЯ ЭКСКУРСИЯ

Экскурсия по дому Боратынских, где родилась и выросла писательница и поэтесса XX века Ольга Ильина-Боратынская, правнучка Евгения Боратынского, и где разворачивались события ее автобиографического романа «Канун Восьмого дня». Художественный текст романа представлен экспонатами из казанского архива семьи и мемориальной коллекцией О.А. Ильиной-Боратынской.
 

«РОЖДЕСТВЕНСКИЙ ВИЗИТ». ПРАЗДНИЧНАЯ ЭКСКУРСИОННАЯ ПРОГРАММА
В новогодние праздники с 3 по 15 января музей предлагает праздничную экскурсионную программу для организованных групп (+14). «Рождественский визит» – это театрализованное путешествие по празднично украшенному дому Боратынских, во время которого гости узнают о традициях встречи Рождества и Нового года в дореволюционной России, споют песни под елочкой, разучат старинные танцы и продегустируют традиционный зимний безалкогольный напиток – глинтвейн. Длительность программы – от полутора часов.
  
 
                                           музей Баратынского                                                      


   
ЭКСПОНАТЫ МУЗЕЯ БОРАТЫНСКОГО
Сколько подлинных вещей Евгения Боратынского хранится в Казани и как в недавно отреставрированной усадьбе появился свой центр Вселенной, узнал «АиФ Казань», побывавший в единственном в России музея поэта

 
Торжественный вечер в честь завершения реставрационных работ и открытия новой экспозиции состоялся в единственном в России музее Боратынского в Казани.
 
Потомки поэта Евгения Боратынского и ученого-востоковеда Александра Казем-Бека (его дочь вышла замуж за сына поэта) приехали 12 ноября на открытие отреставрированной усадьбы Боратынских в Казани. Среди гостей – прапраправнучка поэта Анна Макклейн с мужем Биллом и сыном Харрисом, прибывшие из Сиэтла (США).
 
Напомним, раньше музей поэта располагался в небольшом флигеле усадьбы Боратынских. Теперь он занимает и расположенное рядом деревянное здание конца XVIII века на ул. Горького, 25, в котором до реставрации находилась музыкальная школа.  Реставрация дома, относящегося к уникальным памятникам деревянного зодчества XVIII – XIX веков, началась четыре года назад.
 
Сейчас для экскурсий открыты семь комнат дома и вестибюль. По словам директора музея Ирины Завьяловой, в музее более 30 мемориальных вещей Евгения Боратынского, в том числе письменный стол, за которым работал поэт, два кресла, лампа для свечей, колокольчик, ваза-тюльпанница, прижизненные издания Боратынского, итальянские гравюры, картина «Неаполитанский залив», которые он приобрел в Италии для своей матери.
 
«В конце XIX века, начале XX века этот серый дом Боратынских называли «Боратынка», - рассказала Ирина Завьялова. - Мы мечтали, что он будет не просто отреставрирован – сюда должен войти дух усадьбы».


 
«Вернуться, даже после смерти»

Потомки поэта были единодушны: реставраторам и музейным работникам удалось  воссоздать атмосферу семьи Боратынских, их любовь к красоте и искусству.
 
«Как странно вернуться домой, не правда ли! Так всё знакомо и такое настоящее, что просто не верится! Я хочу сказать… как будто дом – это то, к чему можно всегда вернуться. Даже после смерти…», - писала правнучка Евгения Боратынского, писательница и поэтесса Ольга Ильина. В 1918 году она, дочь предводителя дворянства Казанского уезда, покинула Казань вместе с Белой Армией, в которой сражался ее муж-офицер, прошла тяжелейшие испытания и в конце концов оказалась в Америке.
 
...По следам правнучки Боратынского?
 «Когда моя бабушка Ольга Ильина-Боратынская уезжала из Казани, она писала, что самое большое сокровище, которое ей досталось, это чувство прекрасного, любовь к красоте, которую она получила в своей семье, - сказала на вечере Анна Макклейн. – Бабушка очень желала, чтобы в семье продолжались артистические традиции. Сейчас мы видим, что это действительно сбывается – в Казани, в этом доме, возрождается мир искусства, который  существовал здесь в начале XX века».

 
Приехавшая из Москвы прапраправнучка Евгения Боратынского Вера Зиновьева говорит, что основной ценностью для Боратынских всегда были семья и близкие люди. «Родители внушили ей с детства: «Хорошо, что у тебя знаменитый прапрапрадед, но прежде всего ты должна быть Верой Зиновьевой, сама сделать что-то в этой жизни».
 
Вера передала музею уникальные фотографии начала 20 годов XX века, на которых вся семья собралась в казанской усадьбе Боратынских за большим столом и отмечает Пасху. Эти снимки сделаны в белом зале с колоннами, где Боратынские любили собираться вместе, устраивать музыкальные вечера, представления.


 
Главное сокровище - зал со звездой

И сегодня белый зал с колоннами является центром дома. Как и 100 лет назад на полу паркетом выложена звезда. «Это та  самая звезда, которую Боратынские называли центром этого мира, центром Вселенной, наполненной красотой и гармонией, - говорит директор музея Ирина Завьялова. – Этот зал уже становится концертным залом, здесь прекрасно звучат стихи,  фортепиано, гитара».

Вот и на первом семейном вечере в обновленной усадьбе белый зал подарил гостям стихи и романсы в великолепном исполнении Алексея Гомазкова и заслуженной артистки РТ Юлии Зиганшиной.
 
Без оголтелого национализма

В этом году усадьбу Боратынских в Казани впервые посетил потомок знаменитого ученого-востоковеда Александра Казем-Бека Зураб Чавчавадзе - председатель правления Высшего монархического совета, директор православной гимназии Святителя Василия Великого.

 «Возрождение духа поэта Боратынского как никогда важно для сегодняшней России, - считает он. - Я далек от идеализации современного общества, но есть основания быть оптимистом, потому что в нашей стране сейчас всё больше утверждается линия здорового патриотизма. Не оголтелого национализма, а чувство принадлежности к своей истории, к своему быту, к своим традициям. Весь XX век и начало XXI века нас почему-то всё время учили копировать чужие системы, под соусом общенародных ценностей навязывали чуждые традиции – День святого Патрика, Хеллоуин… Сейчас общество, которое было поляризованным в 90-е годы, постепенно консолидируется. Многие молодые люди воцерковляются, чувствуют себя гражданами своей страны, но при этом они чужды ксенофобии. Ведь Россия всегда была огромным домом для разных наций, разных конфессий, все вместе они строили обшенациональный дом».
 
 


ПУШКИН И МУЗЕЙ БОРАТЫНСКОГО
В недавно открытом после реконструкции музее Евгения Боратынского в Казани начала работать выставка раритетов из музейных коллекций Казани, Москвы и Петербурга. Она приурочена к 183-летней годовщине приезда Пушкина в Казань.
 
 
В недавно открытом после реконструкции музее Евгения Боратынского открылась выставка раритетов из музейных коллекций Казани, Москвы и Санкт-Петербурга. Помимо традиционной экспозиции сюда привезли экспонаты из  коллекций Всероссийского музея Пушкина в Санкт-Петербурге, московских Государственного музея Пушкина и музея В.А. Тропинина, Национального музея Республики Татарстан и Научной библиотеки имени Лобачевского КФУ.

Многие из представленных на ней раритетов не были в родном городе и в этих стенах более полувека – их собрали в одном месте исключительно в честь очередной годовщины визита Александра Сергеевича в город на Волге. «АиФ-Казань» выбрал самые интересные экспонаты, которые «рассказывают» о визите великого поэта лучше любых исторических источников.
 
В творческом поиске

В Казани, поэт, как известно, пробыл два с половиной дня – с вечера 5 сентября до утра 8 сентября по старому стилю (то есть с 18 по 21 сентября – по новому), но впечатлений, эмоций и воспоминаний как у него, так и у тех казанцев, что общались с ним,  осталось более чем достаточно.
 
Пушкин в Царском селе. Фото: АиФ/ Алексей Топоров
Известно, что целью посещения Пушкиным города на Волге был сбор материала о «народном» претенденте на российский престол Емельяне Пугачеве и устроенном им бунте. На основе собранных пытливым литератором данных были созданы два труда: историко-документальный - «История Пугачевского бунта» и художественный - «Капитанская дочка». Первая, по замыслу автора, должна была именоваться «Историей Пугачёва», но личный цензор Пушкина – государь Николай I - сказал, что «у вора не может быть истории», посему название пришлось подкорректировать. Впрочем, первые издания обеих книг (1831-го и 1836-го годов) были заботливо извлечены из архивов библиотеки Казанского университета.

Но книги - книгами, с их содержанием в той или иной мере знаком каждый наш просвещенный и не очень соотечественник. Совсем другое – увидеть Казань глазами Пушкина. И даже не только Пушкина, но и героя его исследований – Емельяна Пугачева.

Отчасти в этом может помочь уникальный рисунок русского художника Михаила Махаева, запечатлевший Казань 1767-го года – спустя три года после того, как её брали войска бунтаря. Поражает обилие церковных колоколен: Казань, как известно, выгорала дотла, но неизменно отстраивалась.
 
В экспозиции представлен архивный реестр, в котором указаны все храмы города, порушенные и ограбленные пугачёвцами. Есть и список «убитых до смерти», открывает который имя Нефёда Никитича Кудрявцева.

 
 Пушкин и Казань. 10 мест, связанных с поэтом Он был соратником Петра I, участником его военных походов, генерал-губернатором Казани, и на тот момент стодесятилетним старцем. Можно посмотреть и на небольшой портрет государственного мужа в характерном для его эпохи парике. В свое время его образ, был запечатлен на полотне куда больших размеров, которое висело и в доме Боратынских, но, похоже, не пережил революционное лихолетье. Самого же Кудрявцева бунтовщики искали в его поместье в Каймарах и даже повесили слугу, приняв за барина, поскольку тот был чист и гладко выбрит. А после, по наводке мужиков, нашли-таки в казанском Богородицком монастыре, убили, а тело сожгли. Впоследствии его внук Петр Алексеевич Татищев сумел опознать деда только по ладанке, которую тот всегда носил с собой…
 

                                      храм в селе Каймары - усадьба Боратынских                                

 []

Два товарища
В Казани нет собственного пушкинского музея и размещение экспозиции в доме Боратынского не случайно. Поэты были большими друзьями, чему свидетельство - их совместное издание 1828-го года – в одном томике и пушкинский «Граф Нулин», и «Бал» Боратынского.

За год до выхода книги оба поэта заказали свои портреты московскому художнику Иосифу-Евстафию Вивьену де Шатобрену. После чего Пушкин подарил свой портрет другу, и тот хранился в его доме. Впоследствии внук Евгения Абрамовича сделает на оборотной стороне надпись: «Этот портрет заклеен в рамку, по преданию, собственноручно Александром Сергеевичем Пушкиным». Сейчас обе работы находятся в коллекции Всероссийского музея Пушкина в Санкт-Петербурге, но на время вернулись в родные стены.

В экспозиции есть еще одно прижизненное изображение Пушкина – акварель неизвестного автора, сделанная в 1831 году в Царском Селе. Здесь поэт предстает в несколько непривычном образе – в дорожной шляпе, напоминающей чепец, а потому выглядит несколько забавно для нашего современника. Другое дело - акварель Александра Брюллова, изображающая красавицу той эпохи – Анну Давыдовну Боратынскую, урожденную Абамелек-Лазареву, жену младшего брата поэта – Ираклия Абрамовича, казанского генерал-губернатора. Этой диве с армянскими корнями до замужества Пушкин посвящал стихи. А она, в свою очередь, переводила его произведения на европейские языки.
 
Брюлловская акварель также висела в доме Боратынских, но теперь находится в коллекции Всероссийского музея Пушкина. А вот столик, за которым работал знаменитый гость, живя в доме тестя Евгения Боратынского Льва Энгельгардта, из Казани никогда не уезжал. Миниатюрный и очень удобный даже по нынешним временам, он не зря назывался на французский манер – секретер, в нем были секретные отделения, о которых знал только его хозяин.

                                           остатки усадьбы Боратынских в Каймарах                

 []

Диванные рассказы

Конечно, не с одной фамилией Боратынских и их родственников ассоциируются три «пушкинских» дня в Казани. Это и чета Фуксов (Карл Фукс - ученый-энциклопедист, пятый ректор Казанского университета, его жена Александра основала в Казани литературный салон), с которыми поэт очень хотел познакомиться и познакомился, посетив их гостеприимный дом. Это и купец-миллионер Леонтий Крупенников, побывавший в 19 лет в пугачевском плену. Его рассказы легли в основу произведений Пушкина. Представленный на выставке диван, на котором сидел поэт, слушая эти рассказы, тому свидетель.
 
 Карл Фукс был человеком энциклопедических знаний Человек-энциклопедия. Интересные факты о Карле Фуксе Любопытный факт: несмотря на то, что тема восстания была табуирована властью, Александр Сергеевич смог получить доступ к архивам той эпохи только благодаря хитрости, заявив, что готовит труд, посвященный славному полководцу Александру Суворову, участвовавшему в разгроме пугачевцев. Оказалось, что в Казани обращались к этой теме еще до Пушкина. В частности, в литературном журнале «Заволжский муравей» за три месяца до приезда поэта был опубликован отрывок из стихотворной повести неизвестного автора «Мятежный Пугачёв».
Много ещё интересных фактов и находок собрано в казанском Музее Боратынского к памятной дате. Казалось бы, ничто для истории – суперкраткий хронологический отрезок. Но благодаря личности Пушкина, образам его выдающихся и неординарных современников, он превращается в самостоятельную веху, исторический этап: лица с портретов оживают, и по мостовым старинной Казани уже бегут экипажи. Рассказывать об этом можно долго, но лучше увидеть воочию. Выставка будет работать до 14 октября.
 
Что ещё можно увидеть на выставке?
Из коллекции Государственного музея А.С. Пушкина (Москва) - портреты казанского поэта Гавриила Каменева, «казанский альбом» неизвестной с рисунками Льва Крюкова, Карла Барду, Карла Гампельна, текстами на французском и русском языках, в том числе с автографом поэта и педагога Николая Ибрагимова, вид Казани 1820-х годов. Научная библиотека Лобачевского предоставила автографы Боратынского, прижизненные издания сочинений Пушкина, книги, которые изучал поэт при работе над «Историей Пугачева». Из собрания Нацмузея - портреты казанцев пушкинской эпохи, редкие книги и документы о пугачевском бунте.
 
   
 


Евгений Абрамович Баратынский — биография

Евгений Абрамович Баратынский (Боратынский) (1800-1844) — русский[en] поэт и переводчик. Знак зодиака — Рыбы.

Оригинальная разработка жанров элегии и послания («Финляндия», «Разуверение», «Признание», «Две доли»); поэмы («Эда», «Бал»), отмеченные лиризмом, психологической и философской глубиной. В сборнике «Сумерки» (1842) — противоречие исторического прогресса и духовно-эстетической природы человека, преломляемое через трагическое сознание поэта.

Евгений Баратынский родился 2 марта (19 февраля по старому стилю) 1800 года в селе Мара, Тамбовской губернии, Кирсановского уезда, в небогатой дворянской семье. С 1819 был зачислен рядовым в один из петербургских полков. В 1820 — 1825 годах служил в полку, стоявшем в Финляндии. В 1826 вышел в отставку. Начал печататься в 1819 году.

Евгений Абрамович вначале писал элегии и послания («Разуверение», («Не искушай меня без нужды...", 1821, положенное на музыку Михаилом Ивановичем Глинкой) и другие), отличавшиеся стремлением к психологическому раскрытию чувств в их сложности и внутренней динамике. В 1826 году вышла его стихотворная «финляндская повесть» «Эда». Проявлением дружбы с поэтом Александром Сергеевичем Пушкиным и близости их литературных позиций явилась книга «Две повести в стихах» (1828), в которую вошли поэма Пушкина «Граф Нулин» и поэма Баратынского «Бал».

После разгрома декабристов для его стихов стали характерны пессимистические мотивы одиночества, скорби, неполноценности человеческой природы, тщеты бытия, грядущей гибели человечества, обречённости искусства. В последних его стихах, написанных во время поездки в Италию, зазвучали утверждающие ноты («Пироскаф», 1844).

Поэзии Евгения Баратынского присущи философичность, глубина мысли. Русский литературный критик и публицист Виссарион Григорьевич Белинский считал, что «из всех поэтов, появившихся вместе с Пушкиным, первое место бесспорно принадлежит господину Баратынскому» (Полное собрание сочинений, том 6, 1955, страница 479).

Последние годы жизни писатель провёл в подмосковном имении Мураново (позднее принадлежавшем Федором Ивановичем Тютчевым). В 1919 году в нём был создан литературно-мемориальный музей, посвященный Е.А. Баратынскому и Ф. И. Тютчеву.
 

Евгений Баратынский был даровитым поэтом. Его отец был генерал-адъютантом Абрам Андреевич, мать - фрейлина Александра Федоровна, урожденной Черепановой. В детстве у Жени дядькой был итальянец Боргезе, и мальчик рано ознакомился с итальянским языком; вполне овладел он также французским, принятым в доме Баратынских, и с 8 лет уже писал по-французски письма. В 1808 году его отвезли в Петербург и отдали в частный немецкий пансион, где он выучился немецкому языку.

В 1810 году умер[en] отец Евгения, и его воспитанием занялась его мать, женщина образованная и умная. Из немецкого пансиона будущий поэт перешел в пажеский корпус, но пробыл там недолго. Сблизившись с некоторыми товарищами, участвовал в серьезных шалостях, из которых одна, граничившая с преступлением (кража), повела к исключению его из корпуса, с воспрещением поступать на какую бы то ни было государственную[en] службу, кроме военной — рядовым. Это происшествие сильно подействовало на юношу, которому было тогда лет 15; он признавался позднее, что в ту пору «сто раз был готов лишить себя жизни».

Бесспорно, позор, пережитый поэтом, оказал влияние на выработку пессимистического его миросозерцания. Но было бы ошибкой придавать случайному событию слишком большое значение в духовной жизни Баратынского. Из его детских и юношеских писем было видно, что он духовно созрел очень рано и с первых лет сознательной жизни уже был склонен смотреть на весь мир сквозь мрачное стекло. 8-летним ребенком[en], из пансиона, он писал матери о своих школьных товарищах: «Я надеялся найти дружбу, но нашел только холодную и аффектированную вежливость, дружбу небескорыстную: все были моими друзьями, когда у меня было яблоко или что-нибудь иное».

В 11 лет он написал: «Не лучше ли быть счастливым невеждою, чем несчастным мудрецом? Отказываясь от того, что есть в науках хорошего, не избавляемся ли мы и от утонченных пороков?» Утешая мать, после смерти бабушки, Евгений Абрамович Баратынский в 1814 году рассудительно заметил: «Я понимаю вашу скорбь, но подумайте, дорогая мамаша, что это — закон природы. Мы все родимся затем, чтобы умереть, и, на несколько часов[en] раньше или позже, всем придется покинуть тот ничтожный атом грезы, что называется землей!» Из пажеского корпуса, еще до обнаружения печальной истории, он написал матери: «Существует ли такое прибежище в мире, кроме пределов океана, где жизнь человеческая не была бы подвержена тысячам несчастий, где смерть не похищала бы сына у матери, отца, сестру? Повсюду самое слабое веяние может разрушить тот бренный состав, что мы называем нашим существованием».

Конечно, все эти рассуждения были почерпнуты им из книг, так как он читал охотно и много, но характерно, что именно такие мысли привлекали внимание мальчика и юноши. В те же годы юный Саша Пушкин, на лицейской скамье, зачитывался древнегреческим поэтом-лириком Анакреонтом и легкомысленными французскими поэтами XVIII века.

Покинув пажеский корпус, Баратынский несколько лет жил иногда с матерью в Тамбовской губернии, иногда у дяди, брата отца, адмирала Богдана Андреевича Баратынского, в Смоленской губернии, в сельце Подвойском. Из школы Женя вынес некоторое знание математики, к которой у него были большие способности и которой он не переставал интересоваться до последних лет жизни.

Живя в деревне, Евгений начал писать стихи. Раньше, подобно многим другим людям того времени, он охотно писал французские куплеты, не придавая тому никакого значения. От 1817 года до нас дошли уже его русские стихи, впрочем весьма слабые. Но уже в 1819 году он вполне овладел техникой, и его стих стал приобретать то «не общее выражение», которое впоследствии он сам признавал главным достоинством своей поэзии.

В деревне дяди он нашел небольшое общество молодежи, которая старалась жить весело, и он был увлечен в ее забавы. «Мы здесь проводим время приятно, все поют, смеются», — писал он матери. Но это не мешало ему добавлять: «О счастии много спорим, но эти споры напоминают споры нищих, рассуждающих о философском камне», и вновь говорит о «мраке, нашем общем отце».

В 1819 году Евгений Абрамович, по совету родных, поступил рядовым в гвардейский Егерский полк в Петербурге. В это время его интерес к литературе настолько определился, что он стал искать знакомства с писателями. Баратынский показал свои стихи Антону Антоновичу Дельвигу, которого они заинтересовали, и который познакомил его с Василием Андреевичем Жуковским, Петром Александровичем Плетневым, Вильгельмом Карловичем Кюхельбекером и Александром Сергеевичем Пушкиным. Влиянию Дельвига надо приписать, что Баратынский серьезнее стал относиться к своей поэзии и в «служении Музам» увидел новую для себя цель жизни. «Ты дух мой оживил надеждою возвышенной и новой», — писал он позднее Дельвигу.

В 1819 году, благодаря содействию Дельвига, стихи Евгения Абрамовича появились впервые и в печати. В следующем, 1820 году, поэт был произведен в унтер-офицеры и переведен в Нейшлотский полк, расположенный в Финляндии, в укреплении Кюмени и его окрестностях. Пятилетнее пребывание в Финляндии оставило глубочайшие впечатления в Баратынском и ярко отразилось на его поэзии. Впечатлениям от «сурового края» обязан он несколькими лучшими своими лирическими стихотворениями («Финляндия», «Водопад») и прекрасной поэмой «Эда».

Первоначально он вел в Финляндии жизнь очень уединенную, «тихую, спокойную, размеренную». Все его общество ограничивалось двумя-тремя офицерами, которых он встречал у полкового командира, полковника Лутковского, старинного друга семье Баратынских и их соседа по имению, который принял к себе в дом юного унтер-офицера. Впоследствии он сблизился с Н. В. Путятой и А. И. Мухановым, адъютантами финляндского генерал-губернатора, Арсения Андреевича Закревского. Дружба его с Путятой сохранилась на всю их жизнь.

Путята описал внешний облик Евгения Абрамовича Баратынского, каким он его увидел в первый раз: «Он был худощав, бледен, и черты его выражали глубокое уныние». Осенью 1824 года, благодаря ходатайству Путяты, Евгений получил разрешение приехать в Гельсингфорс и состоять при корпусном штабе генерала Закревского. В Гельсингфорсе поэта ожидала шумная и беспокойная жизнь. К этому периоду его жизни относится начало его увлечения А. Ф. Закревской (женой генерала А. А. Закревского), той самой, которую Пушкин назвал «беззаконной кометой в кругу расчисленном светил», и к которой редко кто приближался без того, чтобы поддаться очарованию ее своеобразной личности.

Эта любовь принесла Евгению немало мучительных переживаний, отразившихся в таких его стихотворениях, как «Мне с упоением заметным», «Фея», «Нет, обманула вас молва», «Оправдание», «Мы пьем в любви отраву сладкую», «Я безрассуден, и не диво», «Как много ты в немного дней». Впрочем, у него страсть всегда уживалась с холодной рассудительностью, и не случайно он одинаково любил математику и поэзию. В одном стихотворении (правда, заимствованном у французского поэта Эвариста Парни) он, например, дал совет: «Близ любезной укротим желаний пылких нетерпенье», потому что «мы ими счастию вредим и сокращаем наслажденье». А в письме к Путяте Баратынский написал прямо: «Спешу к ней. Ты будешь подозревать, что я несколько увлечен: несколько, правда; но я надеюсь, что первые часы уединения возвратят мне рассудок. Напишу несколько элегий и засну спокойно». Надо, однако, добавить, что сам Евгений Абрамович тут же писал: «Какой несчастный плод преждевременной опытности — сердце[en], жадное страсти, но уже неспособное предаваться одной постоянной страсти и теряющееся в толпе беспредельных желаний! Таково положение М. и мое».

Из Гельсингфорса Евгений Баратынский должен был вернуться к полку в Кюмень и туда, весной 1825 года, Путята привез ему приказ о производстве его в офицеры. По словам Путяты, это поэта «очень обрадовало и оживило». Вскоре после того Нейшлотский полк был назначен в Петербург держать караулы. В Петербурге Евгений возобновил свои литературные знакомства. Осенью того же года он возвратился с полком в Кюмень, ездил ненадолго в Гельсингфорс, затем вышел в отставку и переехал в Москву. «Судьбой наложенные цепи упали с рук моих», писал он по этому поводу.

В Москве 9 июня 1826 года, Евгений Баратынский женился на Настасье Львовне Энгельгард; тогда же он поступил на службу в Межевую канцелярию, но скоро вышел в отставку. Еще до женитьбы из Москвы он писал Путяте: «В Финляндии я пережил все, что было живого в моем сердце. Ее живописные, хотя угрюмые горы походили на прежнюю судьбу мою, также угрюмую, но, по крайней мере, довольно обильную в отличительных красках. Судьба, которую я предвижу, будет подобна русским однообразным равнинам...»

В значительной степени поэт оказался прав, и его жизнь, после 1826 года, стала однообразной. Его жена не была красива, но отличалась ярким умом и тонким вкусом. Её неспокойный характер причинял много страданий самому Евгению и повлиял на то, что многие его друзья от него отдалились. В мирной семейной жизни постепенно сгладилось в Баратынском все, что было в нем буйного, мятежного; он сознавался сам: «Весельчакам я запер дверь, я пресыщен их буйным счастьем, и заменил его теперь пристойным, тихим сладострастьем». Только из немногих стихотворных признаний поэта люди узнали, что не всегда он мог всей силой своего разума победить свои страсти. По стихотворениям 1835 года мы видим, что в эту пору он пережил какую-то новую любовь, которую назвал «омрачением души болезненной своей». Иногда он пытался убедить себя, что остался прежним, восклицая: «Свой бокал я наливаю, наливаю, как наливал!» Замечательно, наконец, стихотворение «Бокал», в котором поэт рассказал о тех «оргиях», которые он устраивал наедине с самим собой, когда вино вновь будило в нем «откровенья преисподней».

Внешняя жизнь Евгения Баратынского проходила без видимых потрясений. Он жил то в Москве, то в своем имении, в сельце Муранове (неподалеку от Талиц, близ Троицко-Сергиевской лавры), то в Казани, много занимался хозяйством, ездил иногда в Петербург, где в 1839 году познакомился с Михаилом Юрьевичем Лермонтовым, в обществе был ценим как интересный и иногда блестящий собеседник и в тиши работал над своими стихами, придя окончательно к убеждению, что «в свете нет ничего дельнее поэзии». Проводя много времени в Москве, он сошелся здесь с кружком московских писателей, с Иваном Васильевичем Киреевским, Николаем Михайловичем Языковым, Алексеем Степановичем Хомяковым, Соболевским, Николаем Филипповичем Павловым.

Известность Евгения Абрамовича Баратынского, как поэта, началась после издания, в 1826 году, его поэм «Эда» и «Пиры» (одной книжкой, с любопытным предисловием автора) и, в 1827 году, первого собрания лирических стихотворений. В 1828 году появилась поэма «Бал» (вместе с «Графом Нулиным» Пушкина), в 1831 году — «Наложница» («Цыганка»), в 1835 году — второе издание мелких стихотворений (в двух частях), с портретом.

Современная критика отнеслась к стихам поэта довольно поверхностно, и литературные неприятели кружка Пушкина (журнал «Благонамеренный» и другие) довольно усердно нападали на его будто бы преувеличенный «романтизм». Но авторитет самого Пушкина, высоко ценившего дарование Баратынского, был все же так высок, что, несмотря на эти голоса критиков, Евгений был общим молчаливым согласием признан одним из лучших поэтов своего времени и стал желанным вкладчиком всех лучших журналов и альманахов. Но он писал мало, долго работая над своими стихами и часто коренным образом переделывая уже напечатанные.

Будучи истинным поэтом, он вовсе не был литератором; для того, чтобы писать что-либо, кроме стихов, ему нужна была внешняя причина. Так, например, по дружбе к юному Александру Михайловичу Муравьеву, он написал прекрасный разбор сборника его стихов «Таврида», доказав, что мог бы стать интереснейшим критиком. Затронутый критикой своей поэмы «Наложница», он написал «антикритику», несколько сухую, но в которой есть весьма замечательные мысли о поэзии и искусстве вообще. Когда, в 1831 году Иван Васильевич Киреевский, с которым Баратынский сошелся близко, предпринял издание «Европейца», Евгений Абрамович стал писать для него прозой, написав, между прочим, рассказ «Перстень» и готовясь вести в нем полемику с журналами.

Когда «Европеец» был запрещен, Баратынский написал Киреевскому: «Я вместе с тобой лишился сильного побуждения к трудам словесным». Люди, лично знавшие Евгения, говорили согласно, что его стихи далеко не вполне «высказывают тот мир изящного, который он носил в глубине души своей». «Излив свою задушевную мысль в дружеском разговоре, живом, разнообразном, невероятно-увлекательном, исполненном счастливых слов и многозначительных мыслей,... Евгений часто довольствовался живым сочувствием своего близкого круга, менее заботясь о возможно-далеких читателях». Так, в сохранившихся письмах Баратынского рассыпано немало острых критических замечаний о современных ему писателях, — отзывов, которые он никогда не пытался сделать достоянием печати.

Очень любопытны, между прочим, замечания Евгения Баратынского о различных произведениях Пушкина, к которому он, когда писал с полной откровенностью, далеко не всегда относился справедливо. Он, конечно, сознавал величие Пушкина, в письме к нему лично льстиво предлагал ему «возвести русскую поэзию на ту степень между поэзиями всех народов, на которую Петр Великий[en] возвел Россию между державами», но никогда не упускал случая отметить то, что почитал у Пушкина слабым и несовершенным (смотрите, например, об этом в отзывах Баратынского о «Евгении Онегине» и пушкинских сказках в письмах к Киреевскому). Позднейшая критика прямо обвиняла Евгения Абрамова в зависти к Пушкину и высказывала предположение, что Сальери Пушкина списан с Баратынского. Есть основание думать, что в стихотворении «Осень» Евгений имел в виду Пушкина, когда говорил о «буйственно несущемся урагане», которому все в природе откликается, сравнивая с ним «глас, пошлый глас, вещатель общих дум», и в противоположность этому «вещателю общих дум» указывал, что «не найдет отзыва тот глагол, что страстное земное перешел».

Известие о смерти Пушкина застало Баратынского в Москве именно в те дни, когда он работал над «Осенью». Евгений бросил стихотворение, и оно осталось недовершенным. В 1842 году, в то время уже «звезда разрозненной плеяды», поэт издал тоненький сборник своих новых стихов: «Сумерки», посвященный князю Петру Андреевичу Вяземскому. Это издание доставило Евгению немало огорчений. Его обидел вообще тон критиков этой книжки, но особенно статья Белинского. Белинскому показалось, что Баратынский в своих стихах восстал против науки, против просвещения.

Конечно, то было недоразумение. Так, например, в стихотворении: «Пока человек естества не пытал» поэт только развивал мысль своего юношеского письма: «Не лучше ли быть счастливым невеждою, чем несчастным мудрецом». В поэме «Последний поэт» он протестовал против того материалистического направления, какое начинало определяться тогда (конец 30-х и начало 40-х годов) в европейском обществе, и будущее развитие которого Баратынский прозорливо угадал. Он протестовал против исключительного стремления к «насущному и полезному», а никак не против познания вообще, интересы которого именно Евгения Абрамовича были всегда близки и дороги.

Баратынский не стал возражать на критику Белинского, но памятником его настроения той поры осталось замечательное стихотворение «На посев леса». Поэт говорит в нем, что он «летел душой к новым племенам» (т. е. к молодым поколениям), что он «всех чувств благих подавал им голос», но не получил от них ответа. Едва ли не прямо Белинского имели в виду слова, что тот, «кого измял души моей порыв, тот вызвать мог меня на бой кровавый» (т. е. тот мог стремиться опровергнуть именно мои, Баратынского, идеи, не подменяя их мнимой враждой к науке); но, по мнению Евгения, этот противник предпочел «изрыть под ним сокрытый ров» (т. е. бороться с ним несправедливыми путями). Женя даже закончил стихи угрозой вовсе после того отказаться от поэзии. «Отвергнул струны я», — говорит он. Но такие обеты, если и даются поэтами, не исполняются ими никогда.

Осенью 1843 года писатель осуществил свое давнее желание — предпринял путешествие за границу. Зимние месяцы 1843 — 1844 годов он провел в Париже, где познакомился со многими французскими писателями (Альфред Виктор де Виньи, Проспер Мериме, оба Тьерри, М. Шевалье, Альфонс Ламартин, Шарль Нодье и другие). Чтобы познакомить французов со своей поэзией, Е.А. Баратынский перевел несколько своих стихотворений на французский язык.

Весной 1844 года он отправился через Марсель морем в Неаполь. Перед отъездом из Парижа он чувствовал себя нездоровым[en], и врачи[en] предостерегали его от влияния знойного климата южной Италии. Едва Баратынские прибыли в Неаполь, как с Н. Л. Баратынской сделался один из тех болезненных припадков (вероятно, нервных), которые причиняли столько беспокойства ее мужу и всем окружающим. Это так подействовало на Евгения Абрамовича, что у него внезапно усилились головные боли, которыми он часто страдал, и на другой день, 11 июля (29 июня по ст.ст.) 1844 года, он скоропостижно скончался.

Особенности поэзии поэта всего лучше определил Пушкин, сказав: «Он у нас оригинален — ибо мыслит. Он был бы оригинален и везде, ибо мыслит по-своему, правильно и независимо, между тем как чувствует сильно и глубоко». «Поэзия мысли» — вот, действительно, самое общее определение, которое можно дать поэзии Баратынского. Сам он даже считал это свойство отличительной чертой поэзии вообще, жалуясь: «Все мысль да мысль, художник бедный слова!»

В своих ранних стихах Евгений развивал то пессимистическое миросозерцание, которое сложилось у него с детских лет. Его основное положение, что «в сей жизни» нельзя найти «блаженство прямое»: «Небесные боги не делятся им с земными детьми Прометея». Согласно с этим в жизни писатель видел две доли: «или надежду и волненье (т. е. мучительные беспокойства), иль безнадежность и покой» (успокоение). Поэтому Истина предлагает ему научить его, страстного, «отрадному бесстрастью». Поэтому же он написал гимн смерти, назвав ее также «отрадной», признал бесчувствие мертвых «блаженным» и прославлял, наконец, «Последнюю смерть», которая успокоит все бытие.

Развивая эти идеи, Евгений Абрамович постепенно пришел к выводу о равноценности всех проявлений земной жизни. Ему начало казаться, что не только «и веселью и печали» дали боги «одинакие крыле» (двойственное число = крылья), но что равноправны добро и зло. Последнее им было выражено в стихотворении «Благословен святое возвестивший», где этому возвестителю святого противополагается «какой-нибудь неправедный» (т. е. человек), обнажающий перед нами изгиб сердец людских, ибо «две области, сияния и тьмы, исследовать равно стремимся мы». Эти мысли были выражены в стихах второго периода деятельности Баратынского и в его замечательных поэмах.

Характерно, что герои его поэм — почти исключительно люди «падшие»; такова «добренькая Эда», отдавшаяся соблазнителю-офицеру; такова Нина («Бал»), переходившая от одного любовника к другому; таков Елецкий («Цыганка»), составивший себе «несчастный кодекс развратных, своевольных правил», и особенно его подруга «наложница»-цыганка. Найти искры живой души в падших, показать, что они способны на благородные чувства, сделать их привлекательными для читателя, — такова задача, которую ставил себе Баратынский в своих поэмах.

Последний период его деятельности характеризовался его обращением к религии. Еще в одном из ранних стихотворений, в полном согласии со своим мировоззрением, он восклицал: «О человек! уверься, наконец, не для тебя ни мудрость, ни всезнанье!» Но если «всезнанье» недоступно, стоит ли искать «полу-знанья»? Из этого вопроса возникла у поэта скептическое отношение к человеческим истинам; ему начало казаться, что явленья юдольного мира уже «все ведомы», что вся человеческая мудрость может открыть лишь то, что давно заключено в «точном смысле народной поговорки».

Такой круг идей привел Евгения Баратынского к «оправданию Промысла»; он учит, что в нашей жизни лишь тот «невредим», кто пятой оперся «на живую веру»; он пишет молитву, в которой молит Бога подать ему силы на его «строгий рай»; наконец, в одном из последних стихотворений, написанных во время переезда из Марселя в Неаполь, многозначительно заметил: «Много мятежных решил я вопросов, прежде чем руки марсельских матросов подняли якорь, надежды символ». Однако нам не пришлось узнать, чем разрешилось бы для него это «последнее вихревращенье» дум и чувств: неожиданная смерть не дала ему довершить полного развития его поэзии.

Что касается формы стихов Баратынского, то, при всем совершенстве отделки, она страдает искусственностью. Его язык не прост, он любил странные выражения, охотно употреблял славянизмы и неологизмы в архаическом духе, так что о значении иных выражений поэта приходится догадываться («внутренней своей вовеки ты не передашь земному звуки», т. е. словами не расскажешь глубин души; поэт — «часть на пире неосязаемых властей», т. е. в мире мечты, и т. п.).

Тон Евгения почти всегда приподнят, иногда высокопарен. Особенное затруднение представляет то причудливое расположение слов, которое почему-то нравилось ему самому (он писал, например: «Предрассудок — он обломок древней правды, храм упал, но руин его потомок языка не разгадал», т. е. — потомок не разгадал языка его руин). Наконец, затрудняет и та краткость, тот крайний лаконизм речи, к которому стремился Баратынский (он говорит, например, о небесах «беспредельных, скорби тесных»). Однако, если освоиться с этими особенностями его поэзии, если внимательно вникнуть в склад его речи, открывается меткость его выражений, точность его эпитетов, энергия его сжатых фраз.

У Баратынского мало стихотворений, пленяющих музыкой стиха; чтобы оценить его музу, надо его стихи не только почувствовать, но и понять; к его поэзии применимо то, что князь Петр Андреевич Вяземский сказал о нем как о личности: «Нужно допрашивать, так сказать, буравить этот подспудный родник, чтобы добыть из него чистую и светлую струю».

Кроме тех изданий, в которых стихи Евгения Абрамовича появились при его жизни (эти издания указаны выше), его сочинения были изданы в 1869 году (Казань), 1883 (М.) и 1884 (Казань). Лучшие из изданий — 1869 и 1884 годов, так как в них собраны чрезвычайно важные варианты стихотворений Баратынского. Некоторые стихотворения, не вошедшие в эти издания, были перепечатаны в издании «Севера», в 1894 году (СПб.); несколько новых стихов, на основании рукописей, дано в издании 1900 года (Казань).

Еще некоторые стихотворения и прозаические статьи, остававшиеся не перепечатанными в собраниях сочинений, были даны Валерием Яковлевичем Брюсовым в «Русском Архиве» 1900 года. В в издании «Академической библиотеки» готовилось новое издание сочинений Евгения Баратынского, которое должно собрать все, им написанное.

 
 
Заметки о Баратынском были написаны: Пушкиным, Плетневым, И. Киреевским, князем П. А. Вяземским, Галаховой («Отечественные Записки», 1844 год), Лонгиновым, (библиография, «Русский Архив», 1864 год), С. А. Андреевским («Философские течения русской поэзии», СПб., 1896 год, и «Литературные Чтения»), Н. Котляревским, В. Брюсовым («Русский Архив», 1901 — 1903 годов), С. Венгеровой («Критико-биографический Словарь», т. II), Белинским (соч. под редакцией Венгерова, т. VII, примечания редактора, стр. 626 — 637). (Валерий Яковлевич Брюсов)

Евгений Абрамович Баратынский скончался 11 июля (29 июня по ст.ст.) 1844 года в Неаполе.  Его тело было перевезено в Петербург и погребено в Александро-Невском монастыре, на Лазаревском кладбище.

 

________________________________________________________________________

ИСТОЧНИК ИНФОРМАЦИИ:
Команда Кочующие
http://boratynskiy.tatmuseum.ru
«Объекты культурного наследия» Министерства культуры Республики Татарстан.
Достопримечательности Казани.
http://art16.ru/reportage/2017/03/23/literaturnyy-muzey-ea-baratynskogo-v-kazani-otmetil-sorokaletie

 

ВложениеРазмер
Музей Боратынского126.19 КБ
Музей Боратынского163.76 КБ
Музей Боратынского119.19 КБ
Музей Боратынского167.83 КБ
Музей Боратынского468.11 КБ
музеи Казани142.66 КБ
ds03162 (7).jpg99.38 КБ
ds03162 (8).jpg88.48 КБ
ds03162 (22).jpg141.18 КБ
ds03162 (23).jpg99.86 КБ

Комментарии

велопоход к усадьбе Боратынского

велопоход в Каймары - интересный ПВД на велосипеде в окрестностях Казани -

МАРШРУТ:
следует указать, что весьма увлекателен велопоход выходного дня в Каймары.

Маршрут проложен из Дербышек - 

от ж/д переезда около ул. Липатова.

От ж/д переезда следует ехать вдоль ПО КОМЗ, 

а потом тропкой по сосновому бору в сторону трассы М-7.

По трассе М-7  ехать до поворота на Кульсеитово,

потом следует проехать всю деревню Кульсеитово,

и ехать в сторону пос. Дачное, что на реке Казанка.

Оттуда по полевой дороге в сторону села Каймары - 

по карте этот маршрут легко читается.

Большая часть дороги проходит в лесу и в лугах, так что путешествие будет интересным.

Благодарю авторов

Благодарю авторов статьи за подробный рассказ о музее, о жизни Евгения Абрамовича, анализ его творчества. У вас нашла самые подробные сведения о поэте. В тоже время статья написана ясно и просто.

Искреннее спасибо от читателя!

http://kraeved1147.ru/

Отправить комментарий

Содержание этого поля является приватным и не предназначено к показу.