История Зай-Шешминского междуречья

Древние кочевники Зай-Шешминского междуречья. – Именьковские племена. – Булгары. – Ногаи. – Название села Кара-Елга. – Юрматинцы. – Времена Казанского ханства. – Мордовские переселенцы XVI века
Говоря об истории конкретного региона обычно авторы пытаются проследить исторические события с самых древнейших времен. Поскольку центральным «героем» настоящего повествования является  конкретное селение, носящее ныне название «Кара-Елга», упоминание о котором мы нашли лишь в документах, относящихся к 1735 году, предметом моего краткого очерка до указанной даты будет небольшой обзор исторических сведений, относящихся к региону расположения села – Заи-Шешминскому междуречью Закамского региона и рядом расположенных областей.
 

 
 
Мы не будем здесь касаться глобальных и до сих пор спорных вопросов – какие народы кочевали в старо-давние времена по этим землям, кто здесь первичен и вообще кто «из раньше вставших имеет право на тапки». Оставим это маститым ученым мужам, отрабатывающих, путем доказывания политических коньюктурно-принципальных вариантов исторических событий, свой хлеб. Здесь я попытаюсь, не в угоду кому бы то ни-было, кратко обозначить лишь СВОЮ точку зрения, основанную на источниках, которые я считаю наиболее достоверными и не подверженными ни политической ни этно-религиозно-нравственно-популистской конъюнктуре.
 
Итак.
Войсковой Старшина Ф.Стариков, автор «Исторического очерка присоединения к России Оренбургского Края и участия в этом местного казачества» писал в конце XIX века, что исторические сведения об этом крае и его обитателях, до появления в нем русского владычества, темны и основаны, можно сказать, на одних предположениях. Некоторые отрывочные сказания древних путешественников, развалины городов, курганы, валы, могилы и древнейшие здания свидетельствуют, что край издавна был населен. Хотя коренными жителями северной его части и считаются башкиры, но принимая во внимание историю первых веков христианской эры, когда совершалось передвижение народов из Азии в Европу, можно с достоверностью сказать, что до появления башкир в крае кочевали по плодородным степям его различные бродившие здесь народы, которые таким образом сменялись один другим[1].

 

С достоверностью установлено, что, в окрестностях Кара-Елги люди проживали (кочевали) с незапамятных времен и с большой долей уверенности можно говорить о присутствии в Зай-Шешминском междуречье в домонгольский и  в золотоордынский периоды волжских булгар. В 1965 году экспедиция института языка, литературы и истории (ИЯЛИ) им. Г. Ибрагимова, возглавляемая  известным археологом, доктором исторических наук Р.Г. Фахрутдиновым  выявила керамику, характерную для срубной культуры (бронзовый век, 3-3,5 тыс. лет тому назад), неподалеку от Нового Маврина и в двух местах у Светлого Озера,  (соседние с Кара-Елгой деревни.). Кроме того, у Нового Маврина была найдена керамика более поздней, Именьковской культуры (1200–1500 лет назад). К этой же культуре относится обнаруженное экспедицией одно из древнейших известных поселений интересующего нас региона, а именно Старо-Пальчиковское городище, расположенное в километре от села Ст.Пальчиково на мысу реки Зай.
 
Приведем краткую характеристику носителей этой культуры, данную В.С.Малаховым в его «Заинской энциклопедии». В V (или в IV—V вв.) в низовьях Камы появились пришельцы, известные в истории как носители именьковской культу­ры (по селу Именьково Лаишевского рай­она, где в 80-х годах прошлого столетия было исследовано их первое городище). Она просуществовала на территории Та­тарстана 300—350 лет — до прихода булгар.
Современная палеоэтнография (наука, изучающая историю древних исчезнувших народов) не обладает достаточным материа­лом чтобы точно определить, кем были именьковские племена по языку, происхож­дению, откуда они пришли на среднюю Волгу и низовье Камы. Вероятно, это был воинственный племенной союз — сложный конгломерат тюркоязычных и угроязычных племен (не исключено, что и с участием славянского элемента, а по некоторым вер­сиям современной палеоэтнографии именьковцы   в   целом   были   славянами)[2],   ().
 
Отличительной особенностью архео­логических памятников именьковской куль­туры в Татарии являются следы обряда трупосожжения, чего не наблюдалось у предыдущих племен, населяющих Волго-Камский регион.
В развитии материальной культуры именьковцы сыграли сложную, можно ска­зать, двойственную роль. По части жилой архитектуры они оказались на более низ­ком уровне, нежели предыдущие племена. Вместо наземных деревянных домов, уло­женных венцами, пришельцы строили зем­лянки и полуземлянки. Зато высокой куль­туры именьковцы достигли в обработке железа. Более половины найденных изде­лий: мечи, серпы, топоры, наконечники для сох, удила — изготовлялись из чистой ста­ли. Бронза же служила основным материа­лом для украшений: пряжки, браслеты, серьги, заколки, миниатюрные изображения животных (конец, медведей, птиц). Во вре­мя раскопок именьковских городищ архео­логи находят в большом изобилии укра­шения из цветного стекла. Бытовая же ке­рамика (горшки, кувшины, чаши и другие сосуды) проста и грубовата. Гончарного круга именьковцы не знали. Известные ис­торики Е. П. Казаков, П. Н. Старостин и А. X. Халиков в своем коллективном труде «Археологические памятники Татарской АССР», стр. 206, Казань, 1987. Старо-Пальчиковское городище кратко характе­ризовали так: «Какой-либо заметный культурный слой не фиксируется. Вал с наполной стороны шишкообразный. На памятнике собраны фрагменты лепной с примесью шамота керамики именьковского типа».
Именьковцы принесли на Каму и Вол­гу высокую культуру пашенного земледе­лия вместо подсечного. Применялась соха с железными наконечниками. Для размо­ла зерна использовали каменные жернова. Хорошо было развито коневодство и сви­новодство. Все это говорило об оседлом образе жизни новых пришельцев. Следо­вательно, с распространением именьковских племен по территории современной Татарии наблюдается  очевидный  прогресс.
 
Именьковцы селились, по берегам рек и располагались обычно группами, состоя­щими из одного городища и нескольких селищ, находящихся в зоне видимости с валов укрепленного городища ((что просле­живается и в Старо-Пальчиковском горо­дище).   Укрепления   состояли   из   глубоких рвов и насыпных земляных валов, которые обычно увенчивались частоколом из бревен. Земледельческое население жило в сели­щах. В крепостях же, служивших для за­щиты всего окрестного населения от вра­гов, селилась военно-племенная знать. На этом этапе именьковцы жили на стадии первобытно-общинного строя.
Именьковские племена не были един­ственными обитателями Татарии в пред-булгарский период, т. е. до II половины VIII века. Па юге и юго-востоке они со­прикасались с кочевыми народами Тюрк­ского каганата, оставившим после себя до­вольно заметный след в истории нашего края. В непосредственной близости с именьковцами соседствовали финно-угор­ские и древневенгерские племена. До сих пор не ясна окончательная судьба именьковской цивилизации, оставившая нам в наследство богатый опыт по производству стали и высокую культуру пашенного зем­леделия.
 
А в XIX веке известным историком и краеведом Руфом Игнатьевым между селом Поручиково и деревней Светлое Озеро было обнаружено надгробие с куфической надписью булгарского периода (XII – начало XIII веков)[3].
Сам Руф Гаврилович, в своей статье, помещенной в Справочной книжке Уфимской губернии за 1882 год, писал:
«В Мензелинском уезде, на берегу реки Зая, в 20 верстах от впадения ее в реку Каму, в 4 вер. от деревни Кизил-Кыпчаг, у подножия горы Лысой, находится каменная могильная плита, с куфической надписью, перевод которой был сделан Профессором казанского Университета г.Березиным и напечатан им в записках Императорского Археологического Общества 1853 года № XIV (стр.294). Вот, что говорит эта надпись: «Повеление принадлежит Богу, Высочайшему. Величайшему. – Каждая душа вкушает смерть. И к нам возвратись Халима, сын Хасан Билюк, да умилосердится над ним Бог обширным милосердием! Раби – первого месяца, знак кончины «Лета пришествия угнетения».  По замечанию г. Березина здесь особенно важны слова: «лето пришествия угнетения», что означает 623 год гиджры или 1226 нашего исчисления, в который последовало первое нашествие монголов на болгар. Эта эра весьма часто упоминается на  болгарских эпитафиях…
Надгробия с куфическими надписями здесь заметны близ села Шуран-Петровского, около реки Имбиака и Мазарки, Заинской волости, в 1 верс. от села Поручикова и дер. Светлое озеро»[4].
 
Кстати, стоит отметить, что по неподтвержденным пока данным надгробие же, и вновь с куфическими надписями было обнаружено практически в центре современной Кара-Елги в 2008-м году, когда оборудовался родник в центре селения. Информация не подтверждена т.к. находку практически немедленно увезли в неизвестном направлении и никакой официальной информации мне по этому поводу пока найти не удалось. При этом возможность того, что озвученный факт вполне имел место быть – весьма вероятна.

 
Во времена Ибн-Фадлана т.е. в первой четверти Х века, область формирующейся Булгарии, к тому же находившейся в вассальной зависимости от Хазарского каганата, занимала относительно небольшую территорию, к юго-восточной части которой, тем не менее уже относился интересующий нас регион (см. рис[5].). Предполагается, что область Булгарии  вэто время на юге доходила до р. Большой Черемшан, на западе естественной границей служила река Свияга, на севере – р. Кама, на востоке – р.Зай. Население Булгарии в начале Х века состояло из четырех племенных групп, подчиненных общему царю Алмушу. В числе этих племен источники называют собственно булгар, сувар, эсегель и берсула. Кроме этого известно было имя мусульман баранджар, числом в 5 000 семей
 
Копнув чуть глубже я обнаружил упоминание этого региона не только в связи с присутствием здесь волжских булгар, а связи с тем, что устье реки Зай упоминается в преданиях как место откуда вообще зародилась и начала распространяться булгарская государственность. С.М.Шпилевский в книге «Древние города и другие Булгарско-татарские памятники в Казанской губернии» (Казань, 1877 г.), приводит перевод из старинной татарской рукописи «Дастан Аксак Тимур» (Аксак-Тимур в русских летописях именуется Тамерланом) о начале города Бюлара (близ нынешнего Билярска): «Народ в Бюларе назывался Барадш. Без сомнения, первоначальным местом жительства его было устье Зая. Во  времена гигантов один дракон, по имени Барадш, Начал мучить жителей этого города, которые были не в силах победить его. Тогда, бросивши свой город, они переселились, пришли от г.Булгария, основали новый город на реке Бюлар, этому городу и себе присвоили название Бюлар. Это было причиною, почему население этого города имело «урань» (знак, лозунг) по имени «Барадаш»[6].
 
Таким образом на р.Зай упоминается древнейший город Булгарии, из которого последовало переселение на запад, в местность нынешнего города Билярска, и положившее начало булгарской колонизации края, осуществлявшейся с востока на запад. Биляр, по оценкам современных ученых был заложен в 922 г. соответственно если предположить что его основатели пришли из еще более древнего города располагавшегося на берегу р.Зай то город тот возник не позднее IX века н.э.
Упоминается р.Зай и в другом месте рукописи «Дастан Аксак Тимур», в котором описываются подробности завоевание Тимуром г.Бюлара. Отпустив основное описание приведу лишь заключительную фразу: «…мудрая вдова с старшим сыном своим Инсан-биком поселилась на другой стороне Волги… а младший сын Исхан-бик ушел на р. Зай, где прежде жили его предки[7]….».
 
Напрямую пересекаются с изложенным данные, приводимые в труде Р.Г. Кузеева, который отмечал, что имеется копия старинного булярского шежере, озаглавленного «Предки булярского юрта». Родослловная начинается с Буляр-хана – потомка некоего Динис Бикбрача «из народа буляр». Бикбрач жил  «на берегу реки Буляр», которая по представлению составителей шежере, находится в «стороне Степного Зая и Шешмы»[8].
Конечно, как ученые XIX века, так и современные исследователи не могут воспринимать данную рукопись как исторический источник заслуживающий абсолютного доверия. Например, по мнению профессора Казанского университета М.А.Усманова предание «возникло на историческом материале и на необузданном вымысле незаурядного художника[9]». Он же предполагает и Заинское происхождение анонимного автора произведения.
Известный заинский историк и краевед В.С.Малахов, кроме того приводит в своих работах отрывки из достаточно известной татарской рукописи «Булгарская история» или «Таврих-и-Булгария», рассказывающие о том, что после разграбления болгарских городов Джекетау (на территории нынешнего Чистопольского района Республики Татарстан) и Сюдума (современной Елабуги) Аксак-Тимур провел зимние месяцы во дворце, выстроенном на вершине горы ханом Байрашем. Гора эта позднее получила название Лысой горы и расположена буквально в нескольких километрах от современного Заинска.
 

После падения Булгарского государства в начале XV века районы Зай-Шемшминского междуречья оказались во власти кочевых народов – башкир, ногаев[10] и калмыков.
Любопытен следующий факт, который может оказаться весьма значимым в нижеследующих рассуждениях о происхождении названия села Кара-Елга. Бытует мнение, что именно территория, о которой идет речь, территория бассейнов рек Шешмы и Зая была местом проживания ногаев в период расцвета Казанского царства. Об этом свидетельствуют как некоторые летописные свидетельства, так и данные фольклора башкир-юрматинцев, приводимые известным ученым, доктором исторических наук Д.М. Исхаковым. Он же выдвинул предположение, разделяемое многими современными исследователями, что именно этот край имел, так сказать, двойную ногайско-казанскую подчиненность (сюзеренитет), т.е. оседлые жители этих мест подчинялись казанскому хану, а пространство между деревнями и близлежащими полями, садами, огородами летом находилось в распоряжении ногаев[11]. Это же мнение разделяет и Б.Л.Хамидуллин в работе «Народы Казанского ханства:  этносоциологическое исследование[12]» и ряд других исследователей.
 
Так или иначе не вызывает сомнения факт, что местности эти были издревле обитаемы.
Говоря об истории Кара-Елги невозможно не обратить внимание на тот, достаточно интригующий факт, о котором задумались исследователи истории села, — почему   село с русским населением имеет название явно тюркского происхождения.
Изучением географических названий занимается наука топонимика (от греческого «топос» — место, местность, «онома» — имя), входящая в раздел языкознания и тесно связанная с историей, географией, этнографией и археологией. Она объясняет, как возникали названия, какой заключён в них смысл и как они изменяются. В соответствии с топонимикой имя села является ойконимом, а совпадающее с ним название речки –  гидронимом.

В нашем случае топоним «Кара-Елга» можно назвать омонимом, так как он является одновременно ойконимом (название села) и гидронимом (название речки). Конечно же, как и в большинстве случаев, гидроним  первичен, а ойконим вторичен, потому что для поселения было выбрано место у текущего с незапамятных времен ручья, получившего имя Кара-Елга.
Знакомство с топонимией Закамья показывает, что здесь, как и в других регионах Татарстана, в Башкирии и на Южном Урале   присутствуют дотюркский, тюркский и славянский пласты названий. Однако большинство их образовано словами тюркского языка,  а топоним «Кара-Елга» в различных вариантах его транскрипции, а также топонимы с компонентами «кара» и «елга» являются весьма распространенными и полностью соответствует ареалу расселения тюркоязычных народов.
Знакомство с тюркской топонимией показывает, что, несомненно, топоним «Кара-Елга» по всем критериям тюркский и  в морфологическом отношении  является сложным, состоящим из двух компонентов.  Он относится  к широкой группе тюркских топонимов, обозначающих водный объект: дингез – «море», елга – «река», чишма – «ручеек и т.д. Компонент «кара», кроме своего непосредственного обозначения черного цвета, может выражать плохие черты характера в суевериях, принадлежность к северной части территории. Часто эта составляющая характеризует большой дремучий лес или природный объект – гору, горный хребет – с лесом. При этом отмечается, что лес является густым, темным, как хвойным, так и лиственным. На северных склонах  гор такой лес конечно же затенен, кажется более темным, мрачным, поэтому, наверное, и закрепились в мыслях обитателей этих территорий  ассоциации с севером. Кроме того, в степной зоне в жаркое летнее время именно в таких густых лесах родники и небольшие речушки сохраняли чистоту и прохладу своих вод,  берега их, разбиваемые скотом на водопое, становились болотистыми.

Итак, в результате топонимических и морфологических изысканий, большинство которых здесь опущено, следует вывод, что «Кара-Елга» вероятнее всего это обозначение места, привязанного к ручью (истоку реки) в большом темном (дремучем) лесу. Дословный же перевод звучит, вероятнее всего, как «Черная река».
Выяснив этимологию названия села, остается решить вопрос о первопоселенцах этого места, имеющего тюркское название.
Раз, название села Кара-елга пришло к нам из далекой древности, —  кто-то же сохранил название места до появления  первых русских поселенцев.

 
Название места Кара-Елга встречается в   башкирской летописи  родословной  (шежере Татигас-бия, записанное в 1564—1565 годах)   одного из племени древних булгар – юрматы.  Речь идет о «времени ханов Джанибека и Аксак-Тимура», когда «для юрта» юрматов «случились великие бедствия». Там рассказывается, что юрматинцы кочевали  в то время  в междуречье Зая и Шешмы, на этих же землях кочевали  «во всех сторонах» ногайцы.  Междоусобные войны ханов привели к разрушению «юрта Амата Хамата». «В результате с небольшим числом людей они бежали на другую сторону Великого (Олуг) Иделя и вырыли там место для юрта… на Черной реке (Кара елга). Тогда был 811 г.» (т.е. 1408—1409 гг. от Рождества Христова). В то время Иделем считалась р. Агидель — течение реки Камы от устья Белой и собственно сама Волга» .

В.В. Ермаков в  работе «Челнинская история»  так же использует фрагмент  шежере  башкир: «Юрт эпохи защиты кагана Моде от посягательств чужих народов распался. С частью людей, вздыхая «эх, если бы», вышли на другой берег Большой Идели и исполнили писменный указ об обосновании нового юрта, подлежащей обязательному исполнению. Переночевали у родника под названием «Кара елга». Хан сказал. Случилось (давно) одно событие. Здесь говорят имеются много мертвецов одного народа. Хан сказал — Среди тех мертвецов должен быть один правитель-воитель, осмотрите могилы. Удостоверяю и действительно увидели один эпитафиальный камень. На камне было написано «Чулка ата«[13].
 

Цитирование шежере связано с особенностями переводов различных списков на русский язык. Любопытно, что в этом же шежере, приводимом в издании «Башкирские шежере»[14], составленном известным ученым Р.Г.Кузеевым[15] мы вновь встречаем не только название речки «Кара-Елга», но и упоминание о «заинском» драконе, впервые встреченное нами в рукописи «Дастан Аксак-Тимур»:
«Да будут известны ханы, оставшиеся со времен Чингиз-хана. Так как у одного из сыновей знатных юрматинцев Тухал Шагали-бия многочисленный род, все [живущие здесь] народы называют его бием. В давние времена на этой земле жили ногайцы. [Они] кочевали во все стороны земель [по долинам рек] Зай и Шешма. Потом на этой земле неожиданно появился дракон. Находился он на расстоянии одного дня и одной ночи. С тех пор прошли многие годы, с ним боролись. Много людей погибло. После этого дракон исчез, народ остался в спокойствии. В то время пребывали под властью хана Амат Хамата. Затем ханы стали [между собой] соперничать. Став врагами, [они] подняли меч один на другого. В те времена Джанибек-хан с Аксак-Тимуром были ханами. При них для юрта были великие бедствия, во все стороны совершались набеги. Юрт хана Амат Хамата распался. Бежав с небольшой группой людей, [они] переправились за большую реку и выкопали место для жилищ. Ночевали у речки, название которой Черная река[16] (В транскрипции текста, приводимого в цитируемом издании на стр.28 — «Кара йылга» — В.Б.)».
 
У нас нет оснований однозначно ассоциировать названия «Кара-Елга» упоминаемые в шежере башкир с местом, где сегодня расположено село. Однако вкупе со всеми вышеизложенными обстоятельствами, географическими и историческими привязками, это, на мой взгляд, более чем вероятно. И это значит что селение «Кара-Елга» упоминается в источниках на позднее второй половины XVI века, а родник или речка – еще полуторами столетий раньше. Если действительно в начале XV века хан Амат Хамат обнаружил в этих местах древнее кладбище, можно предположить, что поселение было на этом месте еще столетием-двумя-тремя или более ранее? Разумеется, пока эти предположения не будут подтверждены официальными результатами археологических исследований, рано однозначно утверждать о ТАКОЙ древности поселения, однако не пора ли и нам, по аналогии с Казанью и Елабугой, готовиться к празднованию тысячелетию села Кара-Елга?
 
Принято считать, что активное переселение нерусских народов, — татар, мордвы, чуваш, в Закамские районы началось ориентировочно в середине XVI века. Полагаю, что это весьма вероятным, и связано это было с несколькими причинами. В середине XVI века Закамье представляло собой сказочно богатый, но сравнительно редко заселенный край. В то же время большое количество пригодной для земледелия и скотоводства земли, возможность ее использования на относительно льготных условиях привлекали сюда многочисленных переселенцев. Кроме того к этому их вынуждали причины, как экономического характера (ухудшение качества пашенных земель, земельная теснота, увеличение налогового бремени), так и политические — усиление национального и религиозного гнета и т. д. Нерусские народы переходили в Закамье и поселялись здесь нередко целыми деревнями.
Что же касается наименовании селений, то мнение о формировании топонимики Закамского региона высказывал еще XIX веке известный ученый, профессор Новороссийского университета Г.И.Перетяткович, отмечавший,  что «…из населенных мест почти все села носят нерусские названия. Это явление объясняется тем, что села большей частью основаны были  на местах прежде населенных и носивших уже свои имена, или же располагались на реках и озерах, от которых в таком случае получали и свое название. Когда же, напротив, село основывалось на новом месте, не тронутом до тех пор поселением, то оно получало русское название[17]» или название на языке того «племени» которое его основывало.
Посему полагаю, что мордва, поселившаяся в  XVI или начале XVII века на речке Кара-Елге, сохранила название, оставшееся от прежних жителей Казанского, а то и Булгарского ханства, а возможно, о чем мы поговорим чуть ниже, и сосуществовало с теми из них, которые приняли святое крещение.
 
Тот же проф. Перетяткович отмечал, в связи с заселением Закамского края, что не все земли, по понятиям тогдашнего человека, имели ценность, а лишь те, которые в то время и при тогдашних условиях могли доставить ему определенный доход, чтобы он мог за свою службу государству кормиться, или, как иногда выражалось «сытым бытии». На первом плане в этом случае стояли земли, уже обработанные и населенные, с которых государством получался определенный доход или оброк. Такими землями были слободы, села, деревни и проч. Подобные населенные земли чаще всего находились в местах, лежавших недалеко от городов, либо на путях, которыми в то время производились сношения и торговля. Но кроме населенных мест, были земли, по тем или иным причинам покинутые своим населением и именовавшиеся вследствие этого пустошами, селищами, городищами и тому подобными названиями, которые все указывали на то, что в прошлом они были обитаемы. Наконец существовали еще дикие поля, нови, леса, пашенные, не пашенные и другие угодья, обладание которыми при известных условиях могло быть выгодно. Казанское ханство хотя и имело мало городов, но землями населенными, и притом издавна, оно по-видимому обладало в достаточном количестве. На этих землях жили черемисы, чуваши, мордва и татары…[18]
Основной вопрос, который остается в связи с приведенными выше сведениями, — сохранилось ли действительно селение тюркоязычных народов до времени прихода мордовских переселенцев или в памяти оставалось лишь название небольшой речки, впадающей в Зай?
 
Я полагаю — вполне могло статься, что мордовское поселение, именуемое в документах  1735 года «Карангеллой» и «Каран-Гильдиной» (по все видимости – исковерканным названием «Кара-Елга» не сразу воспринятым на слух русскими «доносщиками») было основано на месте, в котором еще жили, может быть всего несколько дворов, крещенные татары.
О том, что селение существовало как минимум в 1724 году, свидетельствует информация, которая нашла отражение в статье о Кара-Елге в Татарской энциклопедии (том 3-й)[19], в которой указано, что село известно с 1724 года (Кстати, о том, что эта информация достоверна, меня лично уверил г-н Ногманов А.И. – руководитель Отдела истории населенных пунктов РТ Института Татарской Энциклопедии АН РТ).

 
Второй факт, свидетельствующий в пользу этой версии, — легенда о разбойнике Каране, имя которого людская молва связывает с названием села.
Если в действительности существовало поселение в окрестностях будущего села Кара-Елги (в Сарай-доле), то факт этот  вполне укладывается в предание о разбойнике Каране.  Властями, во времена заселения Закамской оборонительной черты, о которой поговорим чуть позже,  селение (юрт) устроенное без согласования с властями, расценивалось как самовольное поселение на землях, незаконно присвоенных группой иноверцев, промышлявших к тому же разбоем. Если разбой всегда считался противозаконным ремеслом, то таковым же власти рассматривали и самовольный захват земель, о чем был издан соответствующий указ от 16 марта 1736 г. «Сенатский. – О нераздаче никому без указа, состоящих в Казанском и других уездах за Камою порозжих диких земель», которым в частности, предписывалось:  «….. велено прислать в Сенат ведомость немедленно: 1. Из Вотчинной Коллегии, по посланным из той Коллегии в Казанскую Губернию указам, в Казанском и в других уездах за Камою, по близости к Башкирским жилищам, пустыя порозжия земли иноверцам (которые, оставя в прежних своих местах поместныя дачи впусте, переезжают) по каким указам или собою роздают и для чего и сколько четвертей и кому имены и в которых местах и когда роздано, и за Камою в коликом разстоянии, а впредь без указа из Сената, таких дач отнюдь не чинить.»
 
Есть и другие исторические свидетельства, говорящие о достоверности данной легенды. Имя же разбойника, явно тюркского происхождения, подтверждает версию о том, что в начале XVIII века в этих местах проживали представители тюркской национальности.
Косвенным подтверждением этого служит следующее. По имеющейся информации, во время подворных переписей в селе, про которые нам известно, в 1811 – 1815 годах национальный состав населения указывается как «старо и новокрещеные», в 1834 году жителей относят к «мордве и старокрещеным», в 1853 году – «мордва, крящен и русские». Позднейшие переписи указывают население села как смешанный состав мордвы и русских, затем преимущественно русской национальной принадлежности и наконец, в начале ХХ века – как исключительно русское население.
В этом вопросе я склонен частично согласиться с автором «Заинской энциклопедии», который предполагает, что «Возможно, что до прихода русских здесь проживали татары, затем обрусевшие», с той лишь оговоркой, что крещеных татар здесь проживало совсем немного, может быть буквально единицы, а поселение на момент прихода русских было населено мордвой, число которой значительно убыло после башкирских восстаний 1735-1739 гг.
 
Преимущественный состав татарского населения в селении Кара-Елга на момент поселения русских отставных солдат я исключаю по следующей причине. «Старо-крещенные татары» или «кряшены», — это татары, крещенные в период с середины XVI-го  по начало XVII-го веков. Во второй половине ХVIII—ХIХ веках укоренилось название «новокрещенные татары», под которыми понимались татары христианизированные  с начала XVIII века и позднее. Причем, по имеющимся сведениям практически все «новокрещенные татары»  позднее – во второй половине XIX – XX веках вновь приняли мусульманство.
Но могли ли «кряшены» обрусеть настолько, что царские переписчики записывали их русскими, а мы, их потомки, даже не подозревали бы об их действительной национальной принадлежности? Мой ответ – категорически нет!
Специально задавшись данным вопросом, я ознакомился с рядом работ исследователей, которые однозначно отмечают у кряшен сохранение старинных (зачастую древних) форм языка, песен, традиций, обычаев, личных имен, самобытной материальной культуры. И если допустить возможность некой ассимиляции отдельных представителей этой национальности в сельских условиях, то предположить, что целое село с населением в сотни человек утратило свою самобытную культуру, язык и традиции и «обрусело» — просто невозможно. А вот мордва в этом отношении – намного более «податливое» племя, что отмечали практически все исследователи XVIII – начала XIX века, и ассимиляция их с русским населением, вплоть до полного «растворения» в нем, — более чем возможна.
 
Итак, наиболее достоверным, на мой взгляд является предположение (да скорее даже вывод) что на начало XVIII века (а скорее всего – намного раньше) существовало небольшое поселение под затейливым названием «Кара Елга» и жителями преимущественно мордовской,  и, возможно, частично татарской (старокрещеные) национальности.
Что же творилось в XVII веке в регионе, в котором поселились предки сегодняшних жителей села?
  

   
Зай-Шешминское междуречье в 30-х годах XVIII века
Из книги "Очерки из истории Зай-Шешминского междуречья. От Заинска до Акташа – Кара-Елга и ея соседи."
Первые упоминания о Кара-Елге. — Обзор источников исторических сведений о башкирских восстаниях 30-х гг. XVIII. – Начало башкирского восстания 1735 года. – Документы 1735 года о событиях в описываемом регионе. — Планы Петра I по освоению Закамских регионов. – Осведомленность русского правительства о заселенности  описываемых мест. – Предпосылки строительства Новой Закамской Линии. – Закамская экспедиция и ландмилицейские полки. – Решение о судьбе Новой Закамской линии 1737 года.
В конце XVII – первой трети XVIII вв. начался новый этап в освоении российским государством и обществом лесостепного Заволжья. Старые, давно обжитые земледельческим населением районы Поволжья к концу XVII века уже не могли вместить в себя всех желающих сюда переселится. К югу от ее укреплений возникли новые дворцовые, помещичьи и ясашные селения. Мы уже говорили, что по имеющейся информации Кара-Елга упоминается впервые в 1724 году, в материалах первой ревизии, а  об отдельных же селениях к югу от Старой Засечной Черты, в том числе в районе расположения сегодняшней Кара-Елги, имеются конкретные упоминания, относящиеся к 1670-1680-м годам.
Важнейшую роль в освоении лесостепного Заволжья сыграло государство, использовавшее для проведения своей политики в крае военные и административные ресурсы крупнейших городов края – Казани, Симбирска, Самары, Уфы и городков-крепостей Закамской линии, в том числе и Заинска. Известно, что восточные территории Заволжья и Закмья, располагавшиеся в междуречье рек Сока, и Большого Черемшана и выше, вплоть до пригородков старой Закамской черты уже имели свое постоянное население, что подтверждает наши, на мой взгляд, весьма обоснованные предположения, что Кара-Елга и соседние селения возникли не позднее конца XVII  века и даже раньше – в первой его половине.
 
Безусловно, многовековое стремление русских на восток, получило значительный толчок во времена Петра I. Как уже было сказано ранее частично левобережье Камы было освоено уже в допетровские времена, но взоры и устремления Петра устремлялись значительно  дальше, юго-восточнее Старой Закамской оборонительной черты. По мнению Витевского В.Н. особое значение Петр придавал краю, который позднее стал именоваться Оренбургским и частью которого, собственно и являлся регион, являющийся предметом нашего интереса а также, «Киргиз-кайсакским (современным Казахстанским) степям, «через которые по его дальновидности должны были завязаться торговые сношения русских с среднеазиатскими народами и, если окажется возможным, с Индией… Но Петр Великий хорошо осознавал, что все его виды и планы могут осуществиться лишь тогда, когда коренные обитатели закамских земель, башкирцы и переселившиеся к ним в большом числе прежние подданные казанских и сибирских ханов, татарские мурзы и муллы (а так же черемисы, мордва, «чюваши» и проч. – В.Б.), будут совершенно подчинены русской власти. Необходимо было, для удержания в покорности башкир и для спокойствия русских поселенцев края, обезопасить русские владения на востоке рядом укреплений; требовалась постоянная военная сила внутри и на границе Оренбургскаго края, которая в то же время могла бы защищать добровольно покорившихся инородцев от фанатического мщения их единоверцев и оберегать от отступничества обратившихся в православие язычников и магометан[1]…»
Хотя смерть Петра I помешала осуществлению этого плана, идея проникнуть в Среднюю Азию через Оренбургский край не была забыта. Наоборот, как продолжает В.Н. Витевский «из всех его стремлений и начинаний, которые он не успел осуществить при жизни, ни одно не было после него так ревностно и достойным образом поддержано, как его стремление на восток и в Среднюю Азию. В царствование Императрицы Анны Иоанновны было обращено особенное внимание на заселение Оренбургскаго края и на его устройство извне и внутри…». 

 
Трудно обвинять современных  исследователей в их убеждении, что поселения Зай-Шешминского междуречья начали возникать лишь в XVIII веке, а иные – не ранее организации поселений отставных солдат, если даже современники не всегда владели ситуацией. Например, полковник А.Змеёв, рассматривавший весной 1737 г. возможность расселения калмыков, считал районы чуть юго-западнее интересующего нас района вообще незаселенными, отмечая, что от Красноярской крепости «рекою Соком и по рекам Кондурче и Шешме до пригорода Нового Шешминска будет около двухсот верст, а в ширину от жилищ от реки Черемшану до линеи (имеется в виду Новая Закамская линия – Э.Д.) по штидесят и по сту верст, где никакова поселения не имеетца, а места к пашне и поселению весьма годные и к калмыцкому кочевому пребыванию весьма пристойные и лесами и протчими угодьи довольные”[2].
Действительность, мягко говоря, несколько отличалась от представлений полковника. Проверка руководителем Оренбургской экспедиции В.Н. Татищевым этих данных и последовавший в конце 1737 г. осмотр вышеуказанной территории полковником Сергиевского ландмилицкого полка Пальчиковым позволил подготовить “Опись деревням, которые поселены внутри закамской линии”. Из 51 селений, указанных в “Описи”, более половины – 27 возникло за 35-60 лет до проведения обследования, т. е. задолго до строительства Новой Закамской линии.  Район осмотра полковником пальчиковым был несколько в стороне от региона расположения пригорода Заинск и наивно было бы наедятся увидеть в нем знакомые названия хотя бы тех поселений, которые упоминаются в рассмотренном нами документе 1735 года – Акташ, Бута, Маврина, Чебуклы, наша Каран-Гильдина и проч. Примечательно другое, — при сопоставлении данных  «Описи деревням…» с другими документами этого времени и региона выявляются явные расхождения в приведенных  в ней данных. Некоторые поселки вообще не попали в «Опись».
Поскольку большинство данных о времени основания поселений собирались Пальчиковым со слов местных жителей, а значит зачастую на основании субъективной оценки поселенцев, и они в итоге оказывались неверны. Например, с. Кондаковка, жители которого заявили, что они пришли сюда “тому ныне второй год” (на  момент опроса, т.е. на 1735-й г. – В.Б.), указано как село в переписных книгах 1718 г.[3], а на плане Новопречистенской волости 1717 г. это поселение показано как монастырская деревня[4]. Еще одна странность “Описи деревням…” состоит в следующем. В ней указаны либо селения, возникшие более 35 лет назад – 27, либо запустевшие — 9, либо основанные во время и после строительства Новой Закамской линии. Таким образом, между основанием первой, наиболее многочисленной группы селений, и последней, также датированной, был разрыв почти в 30 лет, в течение которых не возник ни один населенный пункт?
 
Все это сказано к тому, что даже официальные документы той поры, свидетельствующие о том, что какие то территории были «порозжими», не являются ныне доказательствами того, что на том месте о котором идет речь не стола уже селение в котором сменилась пара —  тройка поколений.

Можно было бы в какой-то степени связать отсутствие основания новых поселений в указанный период с башкирским восстанием 1704-1711 годов, о котором мы уже упоминали. О том, что оно прокатилось и по Закамскому региону, в том числе и по району Заинского пригорода свидетельствуют многие документы, например в донесении администрации Казанского уезда от 1706 г. сообщалось: “…в тех числех здеся от башкирцов многое воровство за Камою рекою. Села и деревни вырубили и выжгли и в полон людей и стада поимали прибегаючи внезапно изгоном так же, как и в прошлых летех”[5]. Поэтому, возможно, что в 1710 — 1720-х годах в регионе наступило относительное затишье, страх перед новыми нападениями являлся, по всей видимости, определяющим фактором, препятствующим появлению здесь новых поселений. Но уже существующие, среди которых, по глубокому моему убеждению, основанному на приведенных ранее фактах и выводах, было и мордовское поселение Кара-Елга, вынуждены были существовать в условиях такого нестабильного и опасного соседства с кочующими башкирами и ногайцами. Вероятно в наиболее опасные периоды башкирских набегов, жителям Кара-Елги и других соседних  селений приходилось прятаться за стенами Заинского пригородка, находившегося всего в 12 верстах. Так или иначе, у исследователей не вызывает сомнения тот  факт, что в первые десятилетия XVIII века именно пригороды старой Закамской линии и устроенные по Большому Черемшану форпосты, оставались реально охраняемым рубежом российских владений. Этот укрепленный район являлся как бы водоразделом между земледельческими, уже освоенными территориями Закамья и всем остальным кочевым Заволжьем.
 
Однако фактическое положение дел обуславливало необходимость осуществления дополнительных мероприятий для обеспечения безопасности поселений, возникших к югу от старой Закамской черты. Назрела необходимость объединения всех вооруженных сил. находившихся в районе старой черты и к югу от нее, чтобы создать надежную защиту фактически существующих поселений.
После завершения строительства Царицинской линии генерал-майор Г.С.Кропотов, распоряжавшийся вооруженными силами междуречья Дона и Волги и Завольжья, подал в Военную коллегию и Сенат проект, одной из составляющих которого было предложение создать из разбросанных по отдельным пунктам отрядов крупную группировку русских войск в Завольжье объединенную единым руководством. Задачей этой группировки являлось пресечение любых попыток кочевников напасть на уже освоенные земледельческие территории. Руководителем этой группы войск численностью более 2000 человек был назначен бригадир Шамордин. В нее должны были войти отряды графа Головкина, располагавшиеся на территории, защищенной Закамской чертой; части полковника С. Друманта[6] (о котором мы уже упоминали в связи с донесением на его имя в период башкирского восстания 1735 г), рассредоточенные по мелким форпостам вдоль реки Большого Черемшана, а также драгуны и сотни донских казаков.
 
Этот раздел проекта Кропотова был полностью одобрен Сенатом в конце 1720 г. Для всех войск, находившихся в Закамье, было создано единое командование. В документах того времени для обозначения укреплений в этом районе и войск, расквартированных на них, утвердилось единое название — «черемшанские форпосты».

В 1729 г. командовать войсками на «Черемшанских форпостах» был назначен генерал-лейтенант Владимир Петрович Шереметев, младший брат знаменитого фельдмаршала петровских времен Бориса Петровича Шереметева[7]. На этой должности он сменил генерал-майора А.И. Шаховского. В помощники Шереметеву был назначен уже известный нам бригадир С. Друмант.
В нашу задачу не входит подробное описание предпосылок, которые мы в-общем то уже и обозначили, и вопросов организации строительства Новой Закамской линии, тем более, что на эту тему есть достаточно серьезные и более фундаментальные исследования, к которым я бы и хотел отослать заинтересовавшегося читателя[8]. Здесь мы упомянем лишь те моменты. которые касаются интересующего нас региона. близ пригородка Заинск.
Известно, что по пригородкам Закамской линии от Ерыклинска к Новошешмнску и до Мензелинска,  а значит и в Заинске, службу несли «пригородочные солдаты», которые также должны были охранять «пасты» между ними.
Идея необходимости эффективной защиты пограничных со степью территорий возникла еще в период царствования Петра Великого. С середины 1710-х гг., наряду с планами среднеазиатской экспансии, правительство поставило перед собой задачу оградить от нападений кочевников юго-восточный регион Европейской части России, создать новые районы для земледельческого расселения. Таковая тенденция окончательно сформировалась к концу 1720-х гг. и начала претворяться в жизнь в первые годы правления Анны Иоанновны. Историки предполагают, что идея об укреплении южных границ России непрерывной линией была выдвинута генералом Вейсбахом, занимавшим одну из ключевых должностей на Украине.
 
В 1730 г. казанский губернатор А.П. Волынский представил в Москву “записку о башкирском вопросе в Российской империи”, в которой предлагал перейти к более активным действиям в Заволжье[9]. Инициатива Волынского была вызвана непрекращающимися нападениями кочевников. В частности об этом свидетельствует заявление одного из активных участников Оренбургской экспедиции А.И. Тевкелева, который по прошествии многих лет так охарактеризовал ситуацию, сложившуюся в описываемом нами регионе в начале 1730-х гг.: “Хотя тогда армейских не менее четыре полка на форпостах («Черемшанских» — В.Б.) содержалось, ежегодно Казанского уезду из Закамских мест от пяти до десяти тысяч и более Российских подданных в плен бралось…”[10], — опять небольшой «штрих» к условиям существования мордовских предков последующих поколений жителей Кара-Елги.
 
Решение о строительстве «Новой Закамской» линии было принято Сенатом и утверждено Правительством Анны Иоановны в конце 1730-го года. Первыми указами по реализации принятого решения, были Сенатский указ от 14 февраля 1731 г., которым тайному советнику Наумову поручалось весной этого года начать крупномасштабные работы по строительству укрепленной линии “для лучшего охранения низовых городов за Волгою вместо черемшанских форпостов по реке Соку и по другим до реки Ик”[11] а также непосредственно связанный с ним указ от 19 февраля 1731 г. Последним предписывалось сформировать в Казанской губернии Шешминский, Билярский, Сергиевский конные и Алексеевский пехотный полки ландмилиции. Их следовало создать из жителей пригородов старой Закамской линии; а также пахотных солдат, однодворцев, других категорий бывших служилых людей Среднего Поволжья, переведенных при Петре I в категорию государственных крестьян.
Что же такое ландмилиция и какую роль она играла в составе российской армии первой половины XVIII в. Под ландмилицией понимается род поселенных войск, предназначенных для охраны границ Российского государства. Учрежденные Петром I в 1713 г., эти полки в правление Анны Иоанновны резко выросли численно и были реорганизованы. По мнению историков, 1710 – 1740-е годы были временем расцвета ландмилиции не только в России, но и, в Европе. Ландмилиция, в значительной степени, обеспечивалась земельным жалованием, что одновременно способствовало хозяйственному освоению окраинных пограничных территорий. Кроме того, эти полки снабжались всем необходимым, за счет сословия однодворцев, из которого они формировались. Для этого использовался подушный семигривенный налог с однодворцев[12], а также специальный 4-гривенный сбор, который собирался с однодворцев и государственных крестьян[13].
 
Известно, что ланддмилицейский полк размещался в Заинске, однако не думаю, что в его состав входили бывшие жители Кара-Елги или жители ближайших деревень. А вот квартировать его части в Кара-Елги могли вполне, особенно в летнее время года, когда регулярные воинские подразделения выдвигались южнее охраняемых рубежей.
Ландмилицкие полки считались регулярными (в 1731 г. этот принцип стал обязательным), но по характеру службы они значительно отличались от армейских. Действительно регулярными в них были только офицеры. Зимой ландмилиционеры могли находиться дома, летом собирались на лагерные сборы и использовались, когда это было необходимо. Комплектовались они только из однодворцев, подлежащих поголовной воинской повинности.
Основной состав Закамской экспедиции сформировался к началу лета 1731 г. Тогда же в мае – начале июня ее участники приступили к работе. Обязанности среди руководящего состава распределялись следующим образом. Под началом Наумова находились два его заместителя: по организационным вопросам и военной части — полковник И. Оболдуев и по инженерной – капитан-поручик И.А. Бибиков. Летом 1731 г. к ним прибавился гвардейский подпоручик князь И. Давыдов, выполнявший надзорную функцию и занимавшийся координацией отношений с местными властями.
Как мы уже говорили, и образование ландмилицейских полков и работа Закамской экспедиции в целом, в первую очередь была направлена на защиту местного населения от нападений кочевников. Если с калмыками и «киргиз-кйсаками», в принципе было все понятно —  «держать и непущать», то с башкирами все было не все так очевидно, они практически являлись представителями местного, коренного населения. Их селения находились в местах прохождения или в непосредственной близости от предполагаемого маршрута оборонительной линии, они владели там промысловыми угодьями и т.д.
 
Мне не удалось разыскать свидетельств мирного сосуществования «башкирцев» и жителей «Кара-Гильдины» или соседних селений до того, как они в 1735 г. вкупе с местными же татарами, например из Чебуклов, разоряли мордовские, чувашские и русские поселения. Но имеются свидетельства, что в периоды затишья отношения оседлых жителей  чувашской, мордовской, русской и иных национальностей с башкирами, нередко складывались вполне мирно. Так Сергиевские жители сообщали, что когда они сами охотятся и даже съезжаются с башкирами, то не “скандалят”, а если “уловят зверя вместе”, то делят пополам. Однако такие “мирные отношения” были весьма своеобразны. Практически, все русские, и чувашские деревни по Соку, Кондурче, Липовке, а мы знаем, — и мордовские, по Заю  и другим рекам были выжжены и жители перебиты именно башкирами.
В течение весны – начала лета 1731 года проводились обследования районов предполагаемого прохождения линии. а 26 июля в Сенате уже слушалось «доношение» Ф.В. Наумова «… о местах к строению линии и смотря по тем местам чертежи…». На следующий день сенаторы приняли указ “О построении крепостей по Закамской линии и о средствах к приведению сих работ в окончание”. В соответствии с ним руководству экспедиции велено было осмотреть и описать те места, которые были показаны в чертежах и “во мнении обретающихся с ними штаб и обер-офицеров написано и в чертеже показано, не захватывая башкирские владения, следуя данной инструкции и посланных указов”. Наумову, в частности, предписали: “Строение крепостей и линий начать, не упуская нынешнего летнего времени, Закамских пригородков служилыми людьми по назначенным местам в присланном плане, и где еще осмотрено будет в самых нужных местах…”.  Таким образом указ предоставил руководству экспедиции достаточно широкие полномочия по внесению корректив в предшествующий план. Следует отметить, что из текста указа следует, что места до пригорода Заинска, а значит и районы населенных пунктов Кара-Елги и других соседних, были нанесены на имевшиеся в распоряжении Сената ландкарты, поскольку в указе особо оговаривалась специфика строительства черты от Заинска до Мензелинска: “От пригородка Заинска вверх по реке Зай имеются жилые места, а башкирские ль или казанские, о том в ландкарте, имеющейся в Сенате, не объявлено, и буде казанские, то осмотреть особливо, мочно ль привесть линию к верховью реки Зай и оттуда на вершины реки Мензелы, чтоб жилые места, остались в закрытии линией и крепостями, и тот осмотр и опись и чертежи прислать и что впредь к лучшему в том деле усмотрят, о том о всем писать им в Сенат с представлением мнения”. Очень жаль, что в нашем распоряжении не имеется этих ландкарт, которые, надо полагать, сняли бы многие оставшиеся вопросы и прояснили бы ситуацию с наличием населенных пунктов в бассейне среднего течения р.Зай.
 
Для обеспечения строительных работ рабочей силой казанскому губернатору М.В. Долгорукову было указано мобилизовать “Казанского уезда закамских уездных жителей, по близости к той работе, три тысячи человек”. Для пропитания каждому работнику выделялось по 20 алтын (60 копеек) в месяц. Обеспечение инструментом и пропитанием было также возложено на администрацию Казанской губернии. Защищать место строительства должны были драгунские полки с «Черемшанских форпостов», которым указывалось “обступить те места, где работа будет”[14]. Кроме того, еще до сенатского рассмотрения, 24 июля Долгорукому было предписано провести переговоры с башкирскими старшинами и попытаться убедить их, что строительство Закамской линии ни в коей степени не ущемит их интересов.
Небольшое отступление: Позднее было подсчитано, что на строительстве было задействовано более 15 000 крестьян. Полагаю что жители Кара-Елги вряд ли избежали бы «мобилизации» на строительство, если бы оно было продолжено по плану, т.к. предполагалось, что черта пройдет через Русский Акташ и далее через Заинск на Мензелинск, а значит если не через само селение, то наверняка в непосредственной близости от него.
 
В соответствии с вновь утвержденными планами в Канцелярию главной артиллерии и фортификации были посланы чертежи пригородов Алексеевского, Сергиевского, Мензелинского, Заинского, Новошешминского, Старошешминского, Билярского, Тиинского и города Самары. Также инженеры экспедиции сделали планы мест, где следовало быть новым шести поселениям: при устье р. Кондурчи, у Раковского редута, у разоренной башкирами д. Ольшанки на Соку; при реках Черемшане, Шешме и Зае (у д. Акташ). При этом не совсем понятно – зачем планировать новое поселение около уже существующего – Акташа. Речь, нужно полагать, шла об укреплении существующего селения и превращения его в воинский форпост на новой Засечной Линии. Предполагалось построить редут на р.Кичуе и крепость при д.Акташ на р.Зай, в лесах между этими укреплениями сделать засеку, а меж лесами валы «починивать».
Крепостью Акташ (как мы знаем – 12-ю верстами южнее Кара-Елги) и предполагалось по новому плану завершить «сплошную» линию, так как по мнению сотрудников экспедиции, далее между реками Зай и Ик «в линии никакой нужды не имеется» и там предлагалось построить только два редута (форпоста), один у д. Сармаш, другой при д.Елтимер.
В начале 1732 года Ф.Наумов представил в Сенат пакет документов содержавших предложения руководства Закамской экспедиции о производстве работ в новом сезоне 1732 года. В числе прочего был представлен список предполагаемых укрепленных пунктов на Закамской линии, вариант их размещения и свои предложения по численности в них гарнизонов. Последним в перечне «Звания мест, где назначено быть вновь крепостям[15]» указана крепость «на р.Зае» (то есть при д.Акташе – В.Б.) в которой предполагается гарнизон численностью в 400 человек. В той же ведомости к докладу, поданному в Сенат, были приведены сведения о количестве людей в старых закамских пригородах, явившихся «по разбору» и годных к службе. По всей видимости, эти сведения собирало руководство экспедиции во второй половине 1731 – начале 1732 гг.  Так численность служилых людей в пригородке Заинск, явившихся «по разбору», составила:
 
Этапным для судьбы линии стал именной указ Анны Иоанновны от 18 марта о строительстве “линии и засеки от Алексеевского и в других местах, и о переводе старых пригородков и о прочем”[16]. Этот указ подвел итоги почти годового цикла проектных работ и уже начавшегося строительства. В нем перед создателями черты были четко сформулированы их непосредственные задачи. Кроме того, было предписано «делать сперва линию от Алексевского до Красного Яра, а потом от Сергиевского до Тарханского леса, а чрез Тарханский лес засеку, а от Тарханского леса до реки Кичуи линией, и по окончании всей той работы делать линию по Соку, а от Кичуи реки до реки Ику линию до времени не делать…”[17]. То есть строительство крепости при д.Акташ и линии далее до Заинска и Мензелинска, откладывалось на неопределенное время.

Активное строительство пришлось на 1732 и 1733 годы и к концу строительного сезона 1733 года линия на всем протяжении от Сергиевска до р. Кичуя, в значительной степени, была подготовлена для выполнения оборонительных функций.

Дальнейшее завершение строительства новой Закамской линии в 1734 году, так и не продвинувшейся от р.Кичуй в сторону деревни Акташ, уже  не было напрямую связано с районом, являющимся предметом нашего повествования.
В начале 1735 года в Закамском регионе сложилась сложная ситуация. начало набирать силу очередное  восстание, вспыхнувшее в Башкирии. Для его подавления организовали Башкирскую комиссию, руководителем которой (а затем и казанским губернатором) назначили генерал-лейтенанта А.И. Румянцев. Он, как и Кирилов, руководитель Оренбургской экспедиции. организованной в 1734 году и обосновавшейся в Уфе, считал дальнейшее возведение Новой Закамской линии ненужным. Продолжение строительства от реки Кичуя к Ику, по их мнению, могло привести к дальнейшему обострению ситуации в крае.  Некоторые исследователи считают эту позицию Румянцева. а особенно Кириллова, переложить вину с больной головы на здоровую, поскольку опытному управленцу и дипломату Ф.Наумову, как раз — таки и удавалось найти общий язык с башкирами, а вот действия Кирилова, Тевкелева и других руководителей Оренбургской экспедиции  в Уфимском крае, их репрессивные меры против восставших и провоцировали дальнейшее ожесточение восстания.
Собравшийся весной 1735 г. совет башкирских выборных, на котором было объявлено о начале восстания, мотивировал свое решение действиями именно Кирилова. Башкиры выступили не против всех русских в крае, а против экспедиции под руководством Кирилова, которая нарушала их вольности. Характерно, что в зоне действия Закамской экспедиции столкновения с восставшими были эпизодическими и не приняли столь ожесточенного характера. Резонно предположить в связи с этим, что если бы были реализованы первоначальные планы и укрепления Новой Закамской линии протянулись от Кичую до Акташа и далее, мимо Кара-Елги, до Заинска, возможно этот район и не подвергся бы такому разорению, о котором пойдет речь в следующей главе. Тем не менее Наумов, его сотрудники и часть военных сил находившихся в его ведении были вовлечены в действия, направленных на подавление башкирского восстания. В донесениях казанского губернатора П.И. Мусина-Пушкина среди лиц, с которыми он постоянно сотрудничал в этом направлении летом 1735 г. постоянно упоминаются фамилии Наумова, Кирилова, Татищева, Друманта.
 
Позднее в конце 1735 и в 1736м годах Наумов и Сенат еще возвращались к вопросу продолжения новой Закамской оборонительной линии от р.Кичуя к р.Ик, причем рассматривались различные варианты – как ведение ее «прямо, степью…», так и экономичный вариант с использованием сооружений Старой Закамской линии – а значит через Акташ, мимо Кара-Елги и Заинска на Мензелинск.
Многие исследователи полагают, что дальнейшая политика центральных и местных властей в регионе были выработаны на совещании  наиболее авторитетного и влиятельного человека в Казанском крае в этот время  А.И. Румянцева и руководителя Оренбургской экспедиции И.Кирилова в Мензелинске в декабре 1735 года. Причем Ф.Наумова туда даже не пригласили.
Окончательное решение о судьбе предполагавшегося участка Закамской линии между р.Кичуем и р.Ик Кабинет Министров принял 14 мая 1736 года, отменив решение о его строительстве и передав все полномочия и решения по уже построенным участкам линии в ведение А.И.Румянцева.
К осени 1737 года вместо А.И.Румянцева отбывшего в армию, воевавшую против турок, подлинным распорядителем в Закамье оказывается, поставленный весной этого же  года руководителем Оренбургской экспедиции, Василий Никитич Татищев.
 
Окончательно, судьба Новой Закамской линии, размещенной на ней ландмилиции и артиллерии, была определена на совещании руководителя Башкирской комиссии генерал-майора Л.Ф. Соймонова, В.Татищева и других руководителей более низкого ранга, состоявшемся в Самаре 15 декабря 1737 г. Был прямо поставлен и положительно решен вопрос о его ненужности и переводе с него ландмилицких полков на Оренбургскую линию. Это решение утверждалось императорским указом от 15 февраля 1738 г. Эта дата, собственно и считается датой окончательного упразднения новой Закамской линии как оборонительного сооружения.
Какого то решающего значения в исторической судьбе Кара-Елги и других  селений  Зай – Шешминского междуречья она так и не сыграла, хотя как знать —  каким образом сложилась бы судьба небольшой мордовской деревушки с труднопроизносимым названием, если бы через нее от крепости деревни Акташ до укреплений пригородка Заинск проложили — бы таки оборонительное сооружение, как сегодня бы сказали, «федерального» значения.  Если бы строительство этой оборонительной черты было доведено до конца, то Кара-Елга и близлежащие селения оказались бы во внутренних пределах присоединенных к России территорий, примерно посередине между двух укрепленных укрепленных редутов – одного, у селения Русский Акташ и второго – у пригорода Заинск, причем в непосредственной близости – вероятно не более 1-й – 2-х верст непосредственно от проведенной линии.
К сожалению или к счастью, но этого так и не случилось.
 
 
______________________________________________________________________________________________
ИСТОЧНИК ИНФОРМАЦИИ И ФОТО:
Команда Кочующие
Из книги "Очерки из истории Зай-Шешминского междуречья. От Заинска до Акташа – Кара-Елга и ея соседи".
https://виктор-белов.рф/публикации/
[1] Исторический очерк присоединения к России Оренбургского Края и участия в этом местного казачества, с приложением маршрута путешествия Его Императорского Высочества Государя Наследника Цесаревича и Великого Князя Николая Александровича, Августейшего Атамана всех казачьих войск от границы Сибири по Оренбургскому казачьему войску до г. Оренбурга. Составил Войсковой Старшина Ф.Стариков. Оренбург, Типография Б. Блеслина, 1891 стр.5
[2] Червонная С. М., Искусство Татарии, Москва,  1987 стр.43
[3] Памятная книжка Уфимской губернии со статистическою картою губернии. Составлена и издана по поручению губернского статистического комитета, под ред. Н.А.Гурвича, Часть II-я. Уфа, 1873 стр.180
[4] Игнатьев Р.Г. Памятники доисторических древностей Уфимской губернии. Справочная книжка Уфимской губернии.  Уфа, Печатня Н.Блохина, 1883 стр. 346-347
[5] Белавин А.М. Камский торговый путь. Средневековое Предуралье в его экономических и этнокультурных связях. Пермь, Из-во ПГПУ, 2000 стр.28
[6] Шпилевский С.М. Древние города и другие Булгарско-татарские памятники в Казанской губернии. Казань. 1877 стр.57
[7] Прим. С.А.Шпилевского: С.Мельников в статье «Село Рождественское – Ямаши» (Каз. Губ. Ведомости, 1856, № 30) говорит, что в одной татарской рукописи, которую можно найти во всех почти татарских деревнях Чистопольского уезда, рассказывается повесть о том, что, по отшествии из здешних мест к Персии Аксак Тимура, близ Заинска появился летучий змей, пожиравший скот и людей, от чего будто бы древние жители здешнего края бежали отсюда в степь и к рекам Каме и Волге.
Распространенная рукопись вероятно «Дастан», но Мельников перепутал содержание ее: переселение с Зая было задолго до Тимура, а после него последовало опять на р.Зай.
[8] Кузеев Р.Г. Происхождение башкирского народа. Этнический состав, история расселения. М., НАУКА, 1974 стр.326
[9] Усманов М.А.Татарские исторические источники XVII-XVIII в., Казань, 1972 стр. 131
[10] Определение академика М.А.Усманова: «Ногаи – тюркоязычная народность, относящаяся к кыпчакской группе, сложившаяся в XVI-XV веках в результате смешения различных тюркских племен (половцев и преимущественно мангытов и кунгратов) на южной части Орды, на территории бывшего владения темника Ногая (ум. 1300 г.), к имени которого и восходит данный этноним».
[11] Трепавлов В.В. История Ногайской Орды. М., Восточная Литература, 2002 стр. 215, 469
 [12] Хамидуллин Б.Л. Народы Казанского ханства — этносоциологическое исследование. Казань, Татарское кн-е из-во, 2002 стр. 180-181
 [13]   Башкиры юрматинцы нашли могилу наместника кагана Авари Ганваса в Биляре Чулки аты. Он был умерщвлен Каусаром, военоначальником будущего халифа Марвана ибне Мухамада, в бою на берегу реки Саклава (теперь Минзаля) в 737 году. Это событие (обнаружение эпитафии) случилось в 1419 году
[14] Башкирские шежере. Составление, перевод текстов, введение и комментарии Р.Г.Кузеева. Уфа, Башкирское книжное издательство, 1960
[15] Раиль Гумерович Кузеев (1929—2005) — учёный-этнограф, историк, изучавший быт, культуру этническую историю и этногенез народов Среднего Поволжья и Урала, доктор исторических наук, профессор, член-корреспондент РАН, академик АН РБ.
[16] Башкирские шежере. Составление, перевод текстов, введение и комментарии Р.Г.Кузеева. Уфа, Башкирское книжное издательство, 1960 стр.31-32
[17] Перетяткович Г. Поволжье  в XV и XVI веках (очерки из истории края и его колонизации). М., тип. Грачева Н.В., 1877 стр.258
[18] Там же, стр.234
[19] КАРА-ЕЛГА (село в Заинском р-не) Село в Заинском р-не, на р. Кара-Елга, в 18 км к Ю. от ж.-д. ст.Заинск. На 2002 — 138 жит. (русские). Полеводство, мол. скот-во. Изв. с 1724. В 18 — 1-й пол. 19 вв. жители относились к категории гос. крестьян. Занимались земледелием, скот-вом, строит. промыслом, извозом. В нач. 20 в. в К.-Е. функционировали Вознесенская церковь (построена в 1860-67; памятник архитектуры), училищеще, 2 мельницы; базар по понедельникам. В этот период земельный надел сел. общины составлял 2820 дес. В 1929 в К.-Е. был организован колхоз «Красный Октябрь», в 1959 вошедший в состав объединённого х-ва «Искра»; с 1998 — с.-х. производств. кооператив «Савалеево». До 1920 село входило в Акташскую вол. Мензелинского у. Уфимской губ. С 1920 в составе Мензелинского, с 1922 — Челнинского кантонов ТАССР. С 10.8.1930 в Акташском, с 1.2.1963 в Альметьевском, с 1.11.1972 в Заинском р-нах. Число жит.: в 1859 — 713, в 1897 — 1426, в 1917 — 1562, в 1920 — 1548, в 1926 — 1169, в 1938 — 762, в 1949 — 513, в 1958 — 389, в 1970 — 388, в 1979 — 203, в 1989 — 126 чел.
Материалы на сайте Института Татарской Энциклопедии
Износков И. А. Список населённых мест Казанского уезда, с кратким их описанием. К., 1885
Историко-статистическое описание церквей и приходов Казанской епархии.К., 1916. Вып. 3.
Очерки истории Республики Татарстан. К., 1999.
Памятная книжка Казанской губернии на 1861-1862 гг.- Казань, 1862. 
Татарская энциклопедия: В 6 т /Гл. ред. М. Х. Хасанов, отв. ред. Г. С. Сабирзянов. — Казань: Институт Татарской энциклопедии АН РТ.

 

  

Вложение	Размер
45466788888.jpg	66.81 КБ