Разведопрос: Игорь Пыхалов о поражениях начала войны

Хочу поддержать исторические ролики Игоря Пыхалова!
Купить книгу "Великая оболганная война"

Текстовая версия:

Д.Ю. Я вас категорически приветствую! Игорь Васильевич, добрый день.

Игорь Пыхалов. Добрый день.

Д.Ю. Давно не виделись – где были?

Игорь Пыхалов. Сейчас буквально на днях вернулся из Ингушетии.

Д.Ю. Самостоятельно ездили?

Игорь Пыхалов. Вообще какая-то странная здесь реакция на эту мою поездку: тут, по-моему, у части наших сограждан такое представление, что в Ингушетию можно ездить только в багажнике автомобиля похищенным, а никак иначе. Вообще эта республика – это часть России, поэтому туда обычный гражданин при желании может совершить поездку вполне добровольно.

Д.Ю. С какими целями?

Игорь Пыхалов. Дело в том, что я эту республику посещаю уже второй раз, первый раз туда ездил почти 3 года назад, т.е. в начале 2014 года, а связано это с тем, что я туда приехал по приглашению их местного руководства – они хотели со мной пообщаться по поводу тех самых событий в своё время, когда их во время Великой Отечественной войны депортировали, о чём я писал в своих публикациях. Там мы обменялись аргументами, и в итоге, действительно, по части обоснованности депортации они смогли моё мнение несколько изменить. Что здесь я хочу сказать: я по-прежнему считаю, что такая мера, как коллективное наказание в виде депортации, возможна. Естественно, что это такая трагическая мера, потому что не от хорошей жизни такое делается, но в некоторых случаях это, действительно, вполне допустимо, и причём было это не только в сталинском СССР, это было и в царской России, когда выселяли немцев из прифронтовой полосы, было в США во время Второй мировой войны. Т.е. мы здесь отнюдь не уникальны. Но вопрос в том, что нужно ли было такую меру применять к тому или иному народу, т.е. насколько это обоснованно. И здесь, действительно, ситуации разные. Т.е. например, те же самые крымские татары, у них там, к сожалению, ситуация такая, что при численности их народа на момент Великой Отечественной войны где-то около 200 тысяч, 20 тысяч служило немцам, причём служило в вооружённых формированиях. Причём это не данные «кровавой гэбни», это подтверждается данными из немецких архивов, т.е. вполне достоверный факт, и, к сожалению, это та историческая реальность, от которой мы уйти не можем, даже если и хотим быть политкорректными. Причем, что интересно, что всякий раз, когда на территорию Крыма вступал какой-то внешний враг, то крымские татары проявляли массовую нелояльность нашему государству, служили этому врагу – так было и в Крымскую войну, и в 1918 году в Гражданскую войну, также повторилось и в Великую Отечественную, т.е. там вот такие, например, обстоятельства.

Ну а что касается Ингушетии, когда я в своё время писал свою книгу, я рассматривал эту республику в целом, т.е. поскольку у них там была единая Чечено-ингушская АССР, соответственно, в целом это дело и рассматривал. Но всё-таки при более глубоком изучении вопроса там получается, что конкретно ингушский народ всё-таки, хотя понятно, что там был и бандитизм во время Великой Отечественной войны, и там некоторые из местных руководителей вели себя, скажем так, неправильно, но в целом таких массовых эксцессов, как в Крыму, там не наблюдалось. И действительно, многие из представителей этого народа честно служили в Красной Армии. Я там общался с несколькими ветеранами, и поэтому, действительно, получается, что, наверное, по отношению к этому народу такая именно тотальная депортация была мерой неправильной и избыточной, т.е. там можно было ограничиться теми же методами, как мы давили бандитизм, скажем, в Прибалтике с этими «лесными братьями», на Западной Украине, т.е. конкретно разбираться с местными бандитами, выселять их, а основную массу населения всё-таки депортировать, наверное, не следовало.

Д.Ю. Ну т.е., как ни крути, правы – не правы, всё равно трагедия в жизни народа, там, естественно… вон люди в отпуск ездят в Таиланд и там помереть ухитряются, что уж говорить, когда там куда-то переселяются. Если помер родной дедушка, то, естественно, это радости никому не доставит. Но, как мне кажется, уж если все у нас, особенно наша либеральная интеллигенция, страшно жаждет правды, то правду установить можно только путём глубинных исторических исследований, в том числе беседы с теми – и с одной стороны, и с другой стороны, и что это такое вообще, и точка зрения может в разных аспектах поменяться: ну да, я не знал, а теперь знаю – и что?

Игорь Пыхалов. Нет, ну, безусловно, это именно нужно изучать, для этого я, собственно, и ездил. Там я общался и с местными историками, и здесь что я должен сказать: хотя вот тут моя точка зрения скорректировалась, но естественно, что я при этом вовсе не встал на позиции противоположной стороны, и, например, ту же самую их некоторую национальную мифологию, которая там распространяется, не поддерживаю: ну, например, преувеличенные рассказы о подвигах Дикой дивизии, которая якобы разгромила Железную дивизию кайзера – есть такой миф популярный.

Д.Ю. Ну, на всё, наверное, есть исторические документы – давайте обратимся к ним.

Игорь Пыхалов. Естественно, но что интересно: когда об этом вопросе беседовал с местными историками ингушскими, они тоже сказали, что да, они знают, как было на самом деле, поэтому им тоже несколько неприятно то, что из этого реального исторического события, потому что там действительно был в своё время бой ингушского полка Дикой дивизии, они разгромили немецкий батальон, это было летом 1916 года, но вот чтобы это событие раздувать до таких эпических масштабов, это неправильно, наверное, тоже. Т.е. это уже получается не история, а мифология.

Д.Ю. Ну, в общем-то, мы наблюдали ряд процессов во время падения Советского Союза под вопли: здесь наврали, тут наврали! В итоге, по-моему, оказалось, что в угаре разоблачения советского «наврали» наврали ещё в 10 раз больше, чем в Советском Союзе. Хотелось бы всё-таки уже успокоиться и спокойно холодным умом на это дело поглядеть.

Игорь Пыхалов. Ну да, вполне согласен. Всё-таки, с другой стороны, история вопреки некоторым представлениям это всё-таки наука, и поэтому она стремится к установлению истины и постепенно к ней приближается, хотя, может быть, и не слишком быстро, но рано или поздно историческая правда становится известной.

Д.Ю. Я посмотрел на заголовки: «Сталинист Пыхалов отрёкся от своих политических убеждений» - причём тут политические убеждения, причём тут ярлыки какие-то, я вообще не понимаю?

Игорь Пыхалов. Нет, там никакого отречения от убеждений не было, просто по данному конкретному частному вопросу, действительно, моя позиция несколько изменилась, причём не потому, что меня похитили и прочее, как я уже сказал, я туда поехал добровольно. Руководство Ингушетии – это люди вполне вменяемые, кстати говоря, там у них сейчас глава республики Юнус-бек Евкуров – Герой России, причём получил это не за то, что он глава республики, он ещё тогда не был, а за вот те самые события в Косово.

Д.Ю. Серьёзный мужчина.

Игорь Пыхалов. Да, но если есть некоторые факты, которые вновь открываются, то не реагировать на них – это будет как-то неправильно, наверное.

Д.Ю. Естественно. Ну, я надеюсь, про это как-нибудь отдельно поговорим. А про что сегодня?

Игорь Пыхалов. Сегодня мы продолжим наш разговор о тех популярных мифах, связанных с Великой Отечественной войной, и в частности, о том, как нам очень любят наши обличители с пеной у рта заявлять, что якобы в 1941 году в первый месяц войны у нас случилось нечто небывалое, что дескать всегда русская армия воевала стойко, успешно, а тут она взяла и просто развалилась, и это был неслыханный позор, невиданный во всём мире, и это, наверное, следствие того, что у нас был сталинский режим, который довёл наше население до такого состояния.

Чтобы не быть голословным, я процитирую несколько таких вот наших, я бы сказал, авторитетных завывателей. Естественно, надо начать с нашего уже ныне покойного Солженицына.

Д.Ю. Светоча.

Игорь Пыхалов. Да. Цитирую из «Архипелаг ГУЛАГ»: «Когда началась советско-германская война — через 10 лет после душегубской коллективизации, через 8 лет после великого украинского мора (шесть миллионов мёртвых и даже не замечены соседнею Европой)...»

Кстати, в конце жизни Солженицын пытался отрицать, что он пропагандировал голодомор, а здесь мы видим, прямую цитату, когда он повторяет, точнее даже не повторяет – тогда же ещё не было особо такой пропаганды голодомора, он один из основателей этого мифа.

Продолжаю: «…через 4 года после бесовского разгула НКВД, через год после кандальных законов о производстве, и всё это – при 15-миллионных лагерях в стране и при ясной памяти ещё всего пожилого населения о дореволюционной жизни, – естественным движением народа было – вздохнуть и освободиться, естественным чувством – отвращение к своей власти. И не «застиг врасплох», и не «численное превосходство авиации и танков» (кстати, всеми численными превосходствами обладала РККА) так легко замыкало катастрофические котлы – по 300 тысяч (Белосток, Смоленск) и по 650 тысяч вооружённых мужчин (Брянск, Киев), разваливало целые фронты и гнало в такой стремительный и глубокий откат армий, какого не знала Россия за все 1000 лет, да наверно и ни одна страна ни в одной войне, – а мгновенный паралич ничтожной власти, от которой отшатнулись подданные, как от виснущего трупа».

Д.Ю. Разрешите поинтересоваться: вот 15 миллионов в лагерях?

Игорь Пыхалов. Это, на самом деле, у Солженицына постоянно идёт рефреном во всех его писаниях, что в лагерях сидело 15 миллионов, причём в одном случае он пишет так: дескать, сидящие зеки склонны преувеличивать лагерное население, и поэтому сокамерники говорили, что сидит 25 миллионов, а на самом деле их 15. Но сейчас нам доступны архивные данные о численности мест заключения, и там получается, что как раз накануне войны там сидело около 2 миллионов, а самый максимум, где-то он уже году в 1952 был – там у нас находилось в местах заключения 2 млн.800 тысяч примерно, ну даже чуть-чуть поменьше.

Д.Ю. Около трёх, да? Врал, преувеличивая в 5-7 раз, да?

Игорь Пыхалов. Да, и вообще что интересно – что ведь у него никаких достоверных сведений, т.е. архивных данных, не было, и более того, как я уже сказал, он сам же в одном месте писал, что лагерные сидельцы оценивают всё очень субъективно, т.е. им кажется, что раз они сидят, то все сидят.

Д.Ю. Ну как в больнице: сам болеешь – все болеют.

Игорь Пыхалов. Да, и поэтому, если бы он всё-таки не стремился именно любой ценой обличить СССР, а немного бы подумал, то он бы мог задуматься, что и эти 15 миллионов – это явно какая-то цифра нелепая и раздутая.

Д.Ю. Ну, задача творца – вызывать эмоции, это эмо, поэтому чем страшнее цифры выкрикнешь, тем, видимо, продуктивнее. А те, кто слушают такое, те в это веруют, проверять не надо.

Игорь Пыхалов. Ну естественно, причём это, однозначно, Священное Писание для них.

Д.Ю. А вот то, что бежали от границы, попадая в котлы, и такого никогда за тысячелетнюю историю никогда такого не было?

Игорь Пыхалов. Ну, по этому поводу мы ещё поговорим, поскольку…

Д.Ю. Мы вот с Климом Жуковым несколько тут освещаем тысячелетнюю историю – местами скатертью пот утираю, так сказать, от накала и наскока врагов: что-то как-то не всегда у нас…

Игорь Пыхалов. Ну, по этому поводу мы ещё сегодня поговорим чуть позже. Сейчас я хочу ещё пару завывателей процитировать. Следующая цитата пойдёт из Игоря Бунича – был у нас такой.

Д.Ю. Да, это легендарный, да.

Игорь Пыхалов. Что он пишет: «Сопротивление отдельных застав, частей и гарнизонов не могло скрыть от командования совершенно невероятное поведение армии. Такого история войн еще не знала. Полтора миллиона человек перешли к немцам с оружием в руках. Некоторые, целыми соединениями, под звуки дивизионных оркестров. Два миллиона человек сдались в плен, бросив оружие. (Под словом «оружие» подразумевается не только винтовка или пистолет, но все до танка и самолета включительно.) 500 тысяч человек были захвачены в плен при различных обстоятельствах. 1 миллион человек откровенно дезертировали (из них 657354 человека было выловлено, 10200 – расстреляно, остальные исчезли без следа). 800 тысяч человек были убиты и ранены. Примерно миллион человек рассеялся по лесам».

Ну и дальше заключает Бунич всю эту тираду, что события лета 1941 года можно без всяких преувеличений назвать стихийным восстанием армии против сталинской деспотии.

Д.Ю. Я 7 миллионов почти насчитал.

Игорь Пыхалов. А вся Красная Армия на момент начала войны где-то 4,5 миллиона, и при этом надо учесть, что даже к концу 1941 года у нас оставалась действующая армия, которая продолжала сражаться. Т.е. как-то непонятно, откуда это всё взялось, из какого пальца это высосано и с какого потолка взято. Кстати, что касается цифр, я потом их приведу.

Ну и наконец тут процитирую такого ныне популярного автора, как Солонин. У меня тут тоже цитата большая, я просто приведу его вывод: «Вместе со сбежавшим начальством ушёл страх, и Красная Армия, великая и ужасная, стала стремительно и неудержимо разваливаться, как бочка, с которой сбили обручи».

Д.Ю. Патологические подонки просто!

Игорь Пыхалов. Получается, что, по мнению всех этих деятелей, у нас в 1941 году было либо восстание против сталинской деспотии, выражающееся в массовой сдаче в плен, в массовом бегстве, или взяли и просто трусливо сбежали. Но надо сказать, что вообще все вот эти завывания рассказывают нам про дивизии, которые с музыкой и знаменами переходили на сторону немцев – это бред сивой кобылы, у нас ничего такого и близко не было. Реально масштабы наших потерь летом и осенью 1941 года получаются примерно такие: если взять первый квартал, точнее, чуть больше квартала, войны, т.е. с 22 июня и до конца сентября 1941 года, то там наши потери получаются такие: у нас 430 тысяч примерно было убито или умерло от ран и где-то миллион 700 тысяч пропало без вести. Т.е. получается, что на одного погибшего приходится почти четверо, которые, тут опять-таки подчеркну – не сдались в плен, а пропали без вести. Ну да, многие из них оказались в плену, даже скорее всего большинство, но при этом в этой цифре есть и люди, которые погибли, причём погибли с оружием в руках, сражаясь, но просто в виду развала фронта не были должным образом учтены. Но запомните всё-таки это соотношение – примерно 1 к 4, ну и опять-таки, «к 4» – это с некоторой натяжкой, поскольку сдавались не все.

Следующие 3 месяца, т.е. с октября по конец декабря 1941 года, у нас уже соотношение несколько другое: там где-то 370 тысяч погибших, т.е. убитых и умерших от ран, и 636 тысяч пропавших без вести, т.е. там соотношение 1 : 1,7, но всё равно оно, в общем-то, несколько неприятное, т.е. получается, что, действительно, у нас довольно массово люди сдавались в плен в первые месяцы войны. И это, конечно, плохо, но при этом надо понимать само обстоятельство этих событий, что немцам удалось довольно быстро прорвать нашу оборону, рассечь наши обороняющиеся соединения. Причём в отличие от предыдущих войн это была без преувеличения война моторов, т.е. немцы вовсю использовали танковые и моторизованные дивизии, которые могли быстро продвигаться в наш тыл, и поэтому, когда довольно большие массы красноармейцев оказывались неожиданно во вражеском тылу, то понятно, что это способствовало тому, что находились люди малодушные, которые могли сдаться и сдавались в плен.

Но прежде чем обвинять наших предков в трусости или приписывать им всякие такие стремления освободиться от сталинской деспотии, давайте всё-таки посмотрим, как вообще нужно было правильно воевать с Гитлером, как воевали с Гитлером всякие свободные нации, свободные от этого ужасающего сталинизма, от этой тоталитарной деспотии, потому что получается, по логике обличителей, что если в наших поражениях 1941 года виноваты исключительно Сталин и сталинские репрессии, то, наверное, в тех странах, где Сталина не было, там всё должно быть хорошо.

Д.Ю. Конечно, да. И как же там было?

Игорь Пыхалов. Начнём мы с той страны, которая первая на себя приняла удар Гитлера, т.е. с Польши. Понятно, что у нас сегодня к Польше во многом такое отношение ироническое, но надо понимать, что на самом деле на тот момент, т.е. на первую половину 20 века Польша, они сами себя считали державой, ну и по большому счёту, если смотреть объективно, ведь во время царской России Польша была одним из самых развитых регионов нашей страны, т.е. там, действительно, была достаточно мощно развитая промышленность, которая им осталась по итогам Гражданской войны, поскольку тогда, к сожалению, наш поход на Варшаву благодаря гению Тухачевского провалился. Кроме того, к Польше также отошли территории, населённые поляками, которые были в составе Германской империи, в составе Австро-Венгрии, а эти страны были всё-таки ещё более развитые, чем царская Россия. Т.е. Польша – это получилась страна достаточно приличная и по своим промышленным ресурсам, и по населению. И фактически, когда у нас некоторые обличители Совка говорят, что дескать у нас большевики всё испортили, вот как раз можно сказать, что Польша – это наглядный пример. И что получается: что, действительно, Польша – это такой кусочек вот этой России, которую мы потеряли, по мнению Говорухина, т.е. там большевиков не было, соответственно, сохранились такие благословенные порядки, ну и с чем она встретила Вторую мировую войну? Да, у них были самолёты своего производства, было какое-то количество танков, опять же, выпускавшихся по лицензии на территории этой страны, но во-первых, их было мало, во-вторых, ненадлежащего качества – т.е. там танкетки, там самолёты достаточно устаревшие, и поэтому, несмотря на то что польская армия успела отмобилизоваться, поскольку там нападению Гитлера предшествовало несколько месяцев нарастающего давления, то поляки успели провести мобилизацию, но, тем не менее, продержаться против немцев им удалось где-то меньше месяца, т.е. 1 сентября 1939 года война началась…

Д.Ю. А к 1 октября для Польши уже закончилась.

Игорь Пыхалов. Да даже раньше – там, по-моему, 28 сентября, если я правильно помню, там уже полная капитуляция. А по большому счёту, уже где-то к середине месяца все основные силы польской армии были либо разбиты, либо окружены, и там уже исход борьбы был ясен.

Но давайте посмотрим соотношение потерь внутри польской армии: на немецкой фронте у них было потеряно где-то 66,3 тысяч убитыми и пропавшими без вести, 133,7 – ранеными…

Д.Ю. Это у немцев, да?

Игорь Пыхалов. Нет, у поляков. У немцев потери были на порядок меньше. Т.е. у поляков 66 тысяч убитых, 133 тысячи раненых и 420 тысяч пленными. Т.е. получается, что соотношение убитых к сдавшимся в плен – 1 к 6, что, как мы видим, в 1,5 раза хуже, чем было у Красной Армии в самые первые 3 месяца. Опять же, здесь я делаю некоторую фору в пользу поляков, потому что у нас считаю и пропавших без вести, а у поляков только именно тех, кто сдался в плен и кто был в этом качестве зафиксирован немецким командованием. А там ведь, понятно, что немцы, поскольку они не отличались гуманностью и относились к славянам, как к унтерменшам, они просто могли сдающихся жолнежей просто взять, куда-нибудь отвести и шлёпнуть. Поэтому там количество сдавшихся в плен могло быть реально и больше.

Но ещё интереснее ситуация была на нашей границе, когда у нас после 17 сентября 1939 года Красная Армия вступила не территорию Западной Украины и Западной Белоруссии. О причинах, почему мы так поступили, я уже рассказывал, но для нас сейчас интереснее тот факт, что там польская армия тоже попыталась оказать сопротивление советским войскам. Кончилось это такими результатами, что в боях с Красной Армией польская армия потеряла 3,5 тысячи убитыми, 20 тысяч ранеными и свыше 400 тысяч пленными, точнее 454 тысячи. Т.е. здесь уже вообще получается соотношение убитых к пленным вообще как 1 к 150. Это о чём говорит: именно так выглядит армия, не желающая воевать за свою страну. Надо отметить, что действительно здесь был такой момент, что в тех польских частях и соединениях, которые оказались именно против Красной Армии, т.е. на их Восточном фронте, был довольно высокий процент призванных из Западной Белоруссии, Западной Украины, т.е. это были те люди, которые внутри Польши, Речи Посполитой, считались людьми второго сорта, которых постоянно унижали, над которыми издевались, ну и соответственно, когда наступил час испытаний, они решили, что зачем нам сражаться за эту страну, и сдались в плен, а некоторые даже просто перешли на сторону Красной Армии, потому что на территории той же Западной Белоруссии были достаточно массовые антипольские восстания, когда наша армия туда вступила. Т.е. если в стране царит такой режим, который не устраивает её население, то действия армии выглядят примерно так: когда, действительно, армия разваливается, и когда количество сдающихся в сотню раз превышает количество погибших. Т.е. такая вот картина у нашей западной соседки.

Но здесь могут возразить, что это поляки, у них такая самобытность, поэтому это не считается. Поэтому давайте посмотрим на более серьёзные державы, например, на Францию. Как мы помним из истории Второй мировой войны, фактически первые 8 месяцев на Западном фронте происходили события, которые вошли в историю как Странная война, т.е. когда война объявлена, но боевых действий фактически нету. О том, чем это было вызвано, сейчас говорить не будем, для нас важен какой момент: для французов война с Германией совершенной неожиданностью не была: во-первых, они сами её объявили, во-вторых, немцы им дали время провести мобилизацию, занять позиции, укрепить их, всячески подготовиться, даже закупить, если не ошибаюсь, 10 тысяч футбольных мячей, чтобы там их солдатам было чем заняться. Более того, туда уже успели высадиться английские дивизии. Потом, когда немцы начали решительное наступление на Западном фронте, там на стороне англо-французов также сражалась голландская армия, бельгийская армия. Т.е. что мы получаем в итоге: на Западном фронте немцам противостояли силы, которые, во-первых, превосходили немецкий ударный кулак, причём, они превосходили как по численности живой силы, так и по танкам, и по самолётам, т.е. здесь именно превосходство было в данном случае у обороняющихся. И второе, может быть, даже ещё более важное – что немцам тут противостояла полностью отмобилизованная армия, успевшая занять позиции, т.е. там ни о какой неожиданности или неподготовленности речи просто идти не могло. И тем не менее, когда 10 мая 1940 года немцы начали решительное наступление на Западном фронте, то буквально не прошло и 2 недель, как фронт просто рухнул, и французская армия начала радостно разбегаться и сдаваться в плен.

Д.Ю. Вот ведь!

Игорь Пыхалов. Чтобы, опять же, меня не обвинили в голословности или в том, что я использую какую-нибудь советскую пропаганду, я процитирую мемуары Черчилля: «Очевидцы рассказывали о толпах пленных французов, которые шагали рядом с немцами, причём многие из них всё ещё несли свои винтовки, которые время от времени собирали и уничтожали под танками. Я был потрясён беспомощностью и отказом от борьбы с немецкими танковыми частями, которые, имея несколько тысяч машин, осуществляли полное уничтожение могущественных армий; не менее поразил меня быстрый крах французского сопротивления сразу же после прорыва фронта. Всё немецкое передвижение осуществлялось по главным дорогам, и ни в одном месте их не остановили».

Ну т.е. мы видим какую картину: действительно, немцы прорвали фронт, стремительно продвигаются, а французы в основной своей массе даже не пытаются оказать им сопротивление, а просто тупо сдаются в плен, и даже, как мы видим, оружие у них отбирали не сразу, они эти винтовки несли с собой…

Д.Ю. Даже представить себе такое не могу. Армия! С оружием в плену!

Игорь Пыхалов. Это, кстати, бывает, к сожалению, у нас есть кадры – тут я забегу немного вперёд: если взять Первую мировую войну, у нас есть кадры немецких фотокорреспондентов, где показаны наши русские пленные солдаты, которые тащат за собой пулемёты «Максим» - ну т.е. немцы, естественно, чем своими руками таскать, пускай пленные тащат.

Д.Ю. Тягловая сила. Патронов нет – тащи.

Игорь Пыхалов. Что тут получилось в итоге по результатам этой французской кампании: если брать именно французскую армию, то в этих боях они потеряли примерно 84 тысячи убитыми и свыше 1,5 миллионов сдавшихся в плен, т.е. получается соотношение убитых и пленных где-то 1 к 18. Т.е. это получается, как это ни странно, что французская армия сражалась где-то в 4-5 раз хуже Красной Армии, если мы возьмём те цифры, но получается, что они сражались даже хуже поляков, поскольку всё-таки у поляков было 1 к 6 соотношение убитых к пленным, у французов 1 к 18. Ну потому что если поляки как-то рыпались, то французы уже начиная с середины июня начали капитулировать достаточно организованно. Причём, если посмотреть на события, происходившие за четверть века до этого, т.е. в первую мировую войну, то там французы вели себя несколько по-другому, потому что тут надо всё-таки отметить, что в Первую мировую войну всё-таки основную тяжесть войны со стороны Антанты вынесла именно Франция, поскольку именно Западный фронт был основным, там были главные силы немцев, и там тогда французы достаточно хорошо упёрлись. Там были знаменитые «мясорубки» под тем же Верденом, когда они стойко оборонялись, а тут вдруг против Гитлера они как-то «не зажгли».

Д.Ю. Засбоили, да.

Игорь Пыхалов. Черчилль в своих мемуарах так пытается это объяснить с той точки зрения, что у немцев было такое техническое преимущество. Процитирую: «Поэтому Гитлер был в состоянии осуществить наступление на Францию силами 136 дивизий с использованием всей грандиозной мощи его 10 танковых дивизий в составе почти 3 тысяч танков, в числе которых находилось по крайней мене 1000 тяжёлых. Пикирующие бомбардировщики и почти не пробиваемые снарядами танки, которые показали себя с такой выгодной стороны в Польше, хоть и в меньших масштабах, снова образовали острие главной группировки».

У нас в своё время был такой популярный автор, который писал под псевдонимом «Виктор Суворов» - Резун, он в своё время любил издеваться над советской пропагандой, которая, дескать, приписывала, что немцы когда вторглись в нашу страну, у них были тяжёлые танки, а на самом деле эти танки были вовсе не тяжёлые, потому что там даже самый мощный из немецких танков – Т-4 – весил где-то 20 с небольшим тонн. Так вот, здесь как раз Черчилль фактически, когда говорит про эти вот какие-то там стальные монстры, которые не пробивались из тяжёлых орудий – это как раз имеются в виду те самые Т-4, причём Т-4 ещё даже более ранних модификаций, потому что это действие происходит ещё за год до нападения на нашу страну. Т.е. это танк с короткоствольной 75-миллиметровой пушкой и достаточно тонкой бронёй. Но что интересно – что Черчилль говорит, что их там была тысяча, а реально на 10 мая 1940 года на Западном фронте таких условно тяжёлых танков Т-4 имелось всего у немцев 278 штук, плюс ещё также было где-то 350 средних танков Т-3, а всё остальное – это либо лёгкие танки Т-1 и Т-2, собственно, Т-1 – это фактически танкетка, либо их немецкие, чехословацкие трофеи. И причём, как я уже сказал, у французов по танкам было даже превосходство и численное, да пожалуй, что и качественное, потому что на тот момент во французской армии имелись более мощные танки, которые даже пытались контратаковать немцев, но такие контратаки, как правило, заканчивались плачевно за счёт большего мастерства немецких войск.

Здесь по французам мы зафиксировали, что у них соотношение – на 1 убитого 18 пленных, но вот у их мужественных союзников – у Бельгии и Голландии – ситуация ещё интереснее. Например, в голландской армии в ходе этой скоротечной кампании, а Голландия воевала где-то 5 дней, т.е. где-то с 10 по 14 мая, 14 мая капитулировали, при этом у них потери составили убитыми где-то 2332 человека, а сдавшихся в плен примерно 270 тысяч, т.е. опять же видим свыше 100 пленных на 1 погибшего с оружием в руках. У бельгийской армии соотношение чуть получше, т.е. у них там порядка 9 тысяч погибло, 600 тысяч сдалось в плен. Но всё равно так очень красиво.

Т.е. фактически что мы видим: на Западном фронте немцы фактически, во-первых, добились очень быстрой и эффективной победы, и при этом количество сдавшихся в немецкий плен в десятки и даже в сотню раз превышало количество убитых. И соответственно, если бы все наши завыватели и обличители применили бы ту же самую свою логику по отношению к Франции, по отношению к Бельгии, к Голландии, то они должны были бы сказать, что это, видимо, было восстание народов этих стран против деспотии, правда, непонятно какой, что, видимо, французская армия была обезглавлена какими-то репрессиями, правда, непонятно, какими, и поэтому совершился такой вот казус, что немцы там почти не встретили серьёзного сопротивления.

Ну естественно, для нормальных людей из этих событий вывод будет совсем другой, а именно – что на тот момент, т.е. на начло Второй мировой войны Германия, действительно, обладала, по всей видимости, самой сильной армией мира, т.е. так уж получилось, тут, видимо, наложились друг на друга и немецкие воинские традиции, и эффективные методы обучения армии, вооружения, и то, что они вошли в войну, можно сказать постепенно, сперва тренируясь на том же самом аншлюсе Австрии, который был мирный, потом был поход в Чехословакию, потом повоевали с Польшей, потом уже с более серьёзным противником, т.е. с Англией и Францией, т.е. смогли вот так обучиться, и, действительно, была очень армия – немецкий вермахт, и можно только выразить уважение нашим предкам, что они смогли вот такую силу сперва остановить, а потом и перемолоть и погнать обратно.

Но здесь, опять же, поскольку мы помним, что все перечисленные авторы – тот же Солженицын, тот же Бунич – они завывают о том, что за тысячу лет истории у нас никогда такого не было, т.е. для нашей страны это что-то неслыханное, то тут могут у некоторых слушателей возникнуть такие впечатления, что ну да, ладно, там, эти всякие европейцы, как они сейчас называются – еврогейцы, для них это простительно, они могут разбегаться, а вот для России это вообще неслыханно, невиданно, и поэтому, видимо, тут, опять же, сталинский режим нам напакостил, а иначе бы русские бы себя показали.

Ну что здесь я могу сказать: к сожалению, в данном вопросе всё-таки немного наших сограждан ввела в заблуждение наша же патриотическая пропаганда, потому что понятно, что приятно рассказывать об успехах своей страны, о том, как мы всегда здорово воевали, ну а о том, что получалось не всегда здорово, как-то говорить вслух гораздо менее принято. На самом деле, это вполне нормально, потому что это вполне естественно – гордиться достижениями, а про провалы если говорить, то меньше. Но у нас, к сожалению, всё-таки пропаганда рисовала такую радужную картину, что «русские прусских всегда бивали», говоря словами Суворова, и что очень хорошо взять, например, победу Наполеона 1812 года, потом победу над Гитлером 1945 года, провести между ними прямую линию и сказать, что мы всегда воевали успешно, всех побеждали. Но, к сожалению, реальная действительность была гораздо менее радужной, и там получается, что, если посмотреть на военную историю нашей страны даже не за тысячу лет, а начиная с 19 века, то мы можем заметить, что вплоть от победы над Наполеоном и до Великой Отечественной войны наша армия ни разу не побеждала достойного противника. Да, у нас были неоднократные победы над турками, над иранцами, но это всё-таки страны не того уровня. Также мы побеждали польских повстанцев 2 раза, т.е. в 1830-31 г.г. и в 1863-64 г.г., давили восстание в Венгрии в 48-49 годах 19 века, но при этом мы проиграли Крымскую войну, правда, там всё-таки мы воевали, можно сказать, против тогдашней объединённой Европы, поскольку там была и Англия, и Франция, и примкнувшая к ним Сардиния, ну и Турция тоже, но всё-таки это действительно был проигрыш, что бы там у нас сейчас ни говорили некоторые наши авторы, которые пытаются это представить чуть ли не как победу. Но реально, если по итогам войны мы должны были уничтожить свой Черноморский флот и срыть крепости, это победой не назовёшь, это поражение.

Дальше в начале 20 века мы умудрились проиграть Японии, что было вообще совершенно неслыханным событием, потому что Япония – это была фактически страна, которая чудом избегла участи стать колонией, скажем так, белых господ, т.е. они смогли буквально за несколько десятков лет совершить такой рывок в развитии, провести у себя индустриализацию, создать современную армию. Япония была в 3 раза меньше по численности населения, чем царская Россия, и тем не менее, война 1904-1905 года была нами проиграна, причём я бы сказал, что проиграна с треском. Получилось, что фактически русская армия проиграла все крупные полевые сражения. Т.е. понятно, что у нас там были героические страницы, как та же самая оборона Порт-Артура, но тем не менее, надо помнить, что во время сражения под Мукденом в феврале 1905 года, когда там сошлись примерно равные по численности армии – примерно по 300 тысяч человек с каждой стороны, причём даже русская армия превосходила по численности японскую, в итоге это закончилось нашим разгромом, при этом наши войска просто обратились в бегство. Опять же, чтобы не быть обвинённым в том, что это большевистская пропаганда, процитирую донесение генерала от инфантерии Линевича, который после этого сражения был назначен на место Куропаткина Главнокомандующим в Манчжурии, что он доносил тогда Николаю Второму: «к крайнему прискорбию, во время паники, происходившей у Мукдена, потоком потекло из армии в тыл на север частью с обозами, а частью просто поодиночке и даже группами около шестидесяти тысяч нижних чинов, из числа которых было множество задержано в Телине и на других станциях. Но, несомненно, множество ушло еще далее к Харбину… Несомненно, что некоторая часть нижних чинов прошла и далее Харбина… Уходящие из армии в тыл нижние чины говорят, что они уходят потому, что воевать не могут».

Д.Ю. Неплохо.

Игорь Пыхалов. Т.е. практически из этой ситуации следует, что из 300-тысячной армии к концу сражения примерно 60 тысяч обратилось в паническое бегство, и здесь большое счастье, что у японцев тогда не было подвижных частей и соединений, которые бы могли этих бегущих догнать и пленить или уничтожить. Но тем не менее, всё равно получается такая ситуация, что у нас по данным по этому сражению в русской армии было убито 8,4 тысячи солдат и офицеров, ранена 51 тысяча, а попала в японский плен 21 тысяча, и ещё 8 тысяч пропало без вести. Т.е. опять же, к сожалению, соотношение практически больше, чем двое пленных на одного убитого. Причём, поскольку всё-таки японцы в ту войну с нашими пленными обращались достаточно цивилизованно, поскольку они хотели быть приняты в клуб великих держав, поэтому стремились к соблюдению таких норм, то по их данным получается, что из 21100 человек, попавших в японский плен, из них были ранеными лишь 2,5 тысячи, остальные сдались целыми и невредимыми. Т.е. понятно, что это назвать проявлением мужества ну никак не получится, это скорее проявление паники, проявление трусости, и я бы сказал, нежелания воевать.

Кстати, о том, что наши войска в Маньчжурии тогда воевать особо не желали, свидетельствует ряд авторов той поры, когда они отмечают просто, что, например, в сибирских дивизиях личный состав всё-таки был мотивирован, потому что они понимали, что война может прийти к ним домой, если они отсюда побегут, а вот мобилизованные из европейской части России зачастую просто не понимали, зачем они здесь, и особо не выказывали какого-то энтузиазма сражаться за царя и Отечество.

Д.Ю. Не пойми, за что, да?

Игорь Пыхалов. Ну, по всей видимости, такой был тогдашний режим, что он не внушал в должной мере патриотических чувств. Ну и в итоге что у нас получилось: по итогам Русско-японской войны, опять же, у нас некоторые особо одарённые авторы пытаются нас убедить, что дескать Россия эту войну не проиграла, а чуть ли не победила, и в доказательство приводят тот реальный факт, что потеря убитыми у русской армии меньше, чем у японской. Ну, это о чём говорит: действительно, такой факт имел место, причём в основном это получилось за счёт обороны Порт-Артура, где японцев легло очень много. Но если брать по соотношению пленных, то там получается, что по итогам войны наших в японском плену 74 тысячи, японцев в нашем плену 2 тысячи.

Д.Ю. Ого!

Игорь Пыхалов. Т.е., к сожалению, оценка стойкости там совершенно не в нашу пользу. Но когда через несколько лет после этого началась Первая мировая война, там, к сожалению, наша армия воевала не слишком успешно, ну и скажем прямо – не слишком стойко. Так например, когда в самом начале войны 2 наших армии начали наступление в Восточной Пруссии, чтобы оказать помощь нашим союзникам-французам, то когда 2-ая русская армия генерала Самсонова была разгромлена немцами, наши потери составили примерно 6700 человек убитыми, 20,5 тысяч ранеными и 92 тысячи пленными. Т.е. фактически получается даже ещё печальнее соотношение, т.е. подавляющая часть военнослужащих просто предпочли сдаться в плен. Тут можно процитировать очевидца тех событий – я имею в виду начало Первой мировой войны: "В письме неизвестного от того же дня (3 ноября 1914 года): "Я поднялся из окопа, и моим глазам представилась невероятная картина: роты справа и слева, поднявши белые флаги, сдаются немцам. Нечто невероятное! Из другого полка, сидящего рядом с нами, также попало в плен 8 рот».

Из письма служащего в 5-м Сибирском мортирном дивизионе: «Потери у нас громадные. 14-я Сибирская дивизия в составе 16 000 чел. ввязалась в бой 2 ноября 1914 г., 11-го в ней было 2500. 13-я Сибирская вступила в бой 2 ноября , 16-го в ней оказалось вместо 64 рот всего 3 роты; некоторые роты состоят всего из 15 чел. Почти одна треть сдалась в плен. Идёт усиленный обстрел пулемётами, много убитых. Вдруг какой-то подлец кричит: "Что же, ребята, нас на убой сюда привели, что ли? Сдадимся в плен!" И моментально чуть ли ни целый батальон насадил на штыки платки и выставил их вверх из-за бруствера».

Т.е. вот такие зарисовки…

Д.Ю. Я замечу, что это нельзя отделять, по всей видимости, от действий командования. Если солдаты так себя ведут, это доблестные командиры, в общем-то, которые такую войну организовали, в рамках которой никто не хочет воевать и батальонами сдаются в плен.

Игорь Пыхалов. Здесь я просто даже приведу пример из своего опыта: когда я был в Новороссии в августе 2014 года, например, там был такой достаточно распространённый приём, когда сидящая в окопах пехота вызывает на себя, провоцирует вражеский огонь, а потом эти огневые точки подавляются артиллерией с нашей стороны. Сам в таком участвовал, у нас воспринималось это всё совершенно нормально – да, действительно, должны противника спровоцировать, потом оттуда быстро отойти, и пускай стреляют. Когда потом мы беседовали с украинскими пленными где-то в начале сентября, они тоже описывали такую ситуацию, но у них оценка была однозначная – что нас командиры предали и специально посадили в окопы на убой. Это говорит о том, что именно недоверие к командованию, когда считается заведомо, что командир – сволочь, который только и мечтает о том, чтобы нас извести как-то. Видимо, такая же ситуация была в царской армии времён Первой мировой войны.

Д.Ю. Ну там, в революцию, сейчас у многих принято удивляться, за что офицеров убивали – вот за это и убивали.

Игорь Пыхалов. Опять же, чтобы тут не пускаться в какую-то, как у нас говорят, коммунистическую пропаганду, процитирую нашего известного эмигрантского историка Керсновского, у которого есть 4-томная «История русской армии», написанная им в эмиграции. Он, описывая события августа 1915 года, когда у нас была сдана крепость Новогеоргиевск, пишет следующее: «6 августа потерявший голову комендант крепости — презренный генерал Бобырь — перебежал к неприятелю и, уже сидя в германском плену, приказал сдаться державшейся еще крепости. В огромном гарнизоне не нашлось ни генерала Кондратенки, ни майора Штоквича, ни капитана Лико... И утром 7 августа прусский ландвер погнал человеческое стадо в бесславный плен. Численность гарнизона Новогеоргиевска равнялась 86000 человек. Около 3000 было убито, а 83000 (из них 7000 раненых) сдалось, в том числе 23 генерала и 2100 офицеров. Знамена гарнизона благополучно доставлены в Действующую армию летчиками. В крепости потеряно 1096 крепостных и 108 полевых орудий, всего 1204. Торопясь капитулировать, забыли привести в негодность большую часть орудий. Германцы экипировали этими пушками свой Эльзасско-Лотарингский фронт, а французы, выиграв войну, выставили эти русские орудия в Париже, на Эспланаде инвалидов, на поругание своих бывших братьев по оружию». Т.е. к сожалению, такая тоже нелицеприятная ситуация.

И если взять цифры, то когда немцы начали достаточно мощное наступление на Восточном фронте, это было в 1915 году, потому что хотя во время Первой мировой войны Русский фронт в основном был для немцев второстепенным, но был такой момент, когда они всё-таки попытались выбить Россию из войны, это было лето 1915 года, и тут действительно было мощное немецкое наступление. В итоге получилось, что с 1 мая по 1 ноября 1915 года русская армия потеряла примерно почти миллион пленными – 976 тысяч, а при этом потери убитыми и умершими от ран составили 423 тысячи. Т.е. опять же, соотношение больше, чем 1 к 2, и это, опять же, притом, что в тот момент у немцев не было подвижных соединений, т.е. не было ещё тех танковых клиньев, особенно окружать и преследовать бегущих было нечем, но тем не менее, вот такие цифры.

И если мы возьмём общее количество пленных за Первую мировую войну, то по данным Центральной коллегии о пленных и беженцах – это Центрбежплен, у нас количество русских пленных во вражеском плену по итогам войны составило почти 4 миллиона человек, т.е. 3 млн. 900 тысяч, из которых 2 млн. 385 тысяч в Германии, 1,5 миллиона в Австро-Венгрии, а остальные в Турции и Болгарии. Но правда, опять же, такой известный эмигрантский историк, как генерал Головин, полагал, что это число существенно завышенное. Но и по его подсчётам там получались очень приличные цифры, т.е., по его мнению, в германском плену находилось наших военнослужащих примерно 1,4 млн., в австрийском – около миллиона и в Турции и Болгарии 10 тысяч наших пленных.

Но опять же, чтобы правильно оценить эти цифры, надо сравнить с тем, а сколько вражеских военнослужащих оказалось в русском плену. И там ситуация получается такая, что если, например, взять те же самых турок, там у нас отношение очень хорошее: наших в турецком плену, меньше 10 тысяч, а у нас где-то 65 тысяч турок. Ну, это, в общем-то, понятно, потому что турок мы всё-таки успешно били. И там, кстати говоря, отличился будущий «белый» генерал Юденич, который тогда был командующим на Кавказе.

Если брать Австро-Венгрию, там опять же соотношение в нашу пользу: наших в их плену где-то миллион, по подсчётам Головина, а в нашем плену 1 млн. 700 тысяч военнослужащих австро-венгерской армии. Но это происходило потому, что в составе это армии было много славян, т.е. тех же самых чехов, словаков, которые не желали воевать за эту империю и, действительно, добровольно сдавались в плен. И собственно, из них потом был сформирован это знаменитый чехословацкий корпус, который сыграл такую печальную роль в развязывании гражданской войны в нашей стране. Т.е. здесь опять же соотношение вполне приличное. Но вот если взять соотношение с Германией, то там получается уже ситуация такая, что в нашем плену находилось примерно 150 тысяч германских военнослужащих, а у немцев наших в плену где-то 1 млн. 400 тысяч, т.е. почти в 10 раз больше. Это говорило о том, что, действительно, немцы были не только более умелыми солдатами на момент Первой мировой войны, но и более стойкими, т.е. менее подверженными панике.

Таким образом, получается, что если смотреть непредвзято, то в начале 20 века русская армия, мягко говоря, «не зажгла», и поэтому накануне Второй мировой войны, по достаточно единодушному мнению всяких западных экспертов, Красная Армия должна была очень быстро развалиться. Т.е. во-первых, они считали, что Красная Армия мало боеспособна, а наши военнослужащие не мотивированы, соответственно, тоже будут разбегаться или сдаваться. Собственно, для того, чтобы такое мнение восторжествовало, очень хорошо постарались наши эмигранты. Здесь я процитирую такого известного эмигрантского автора, как Солоневич, его у нас многие знают.

Д.Ю. «Россия в концлагере», да?

Игорь Пыхалов. Совершенно верно, «Россия в концлагере». Что он писал, как раз это было примерно в середине 30-ых годов: «Но, как бы ни оценивать шансы «мирной эволюции», мирного врастания социализма в кулака (можно утверждать, что издали виднее), один факт остаётся для меня абсолютно вне всякого сомнения. Об этом мельком говорил краском Тренин в «Последних Новостях»: страна ждёт войны для восстания. Ни о какой защите «социалистического отечества» со стороны народных масс не может быть и речи. Наоборот, с кем бы ни велась война, и какими бы последствиями ни грозил военный разгром,— все штыки и все вилы, которые только могут быть воткнуты в спину Красной армии,— будут воткнуты обязательно. Каждый мужик знает это точно так же, как это знает и каждый коммунист! Каждый мужик знает, что при первых же выстрелах войны он, в первую голову, будет резать своего ближайшего председателя сельсовета, председателя колхоза и т. д. И эти последние совершенно ясно знают, что в первые же дни войны они будут зарезаны, как бараны».

Д.Ю. Какая мразь, а?!

Игорь Пыхалов. Что здесь я могу только сказать: действительно, можно ещё раз повторить, что дореволюционная Россия – это была страна, можно сказать, торжествующего социального расизма, т.е. там были господа, которые себя считали господами, остальной народ они считали быдлом, соответственно, когда это быдло вдруг посмело восстать и этих господ выкинуть из страны, то они просто были преисполнены такой звериной ненависти и готовы были быть «хоть с чёртом, но против большевиков», что многие показали своими практическими действиями.

Д.Ю. Ну, кто был за родную страну, тот до 30-ых годов в неё и вернулся, честно служил в Красной Армии и принимал участие в нашей Победе. А подобная мразь, сидевшая в Европе, как правило, дружно выступала на стороне Гитлера. А не могли на стороне Гитлера, значит, на стороне ЦРУ.

Игорь Пыхалов. Ну всё-таки тут что надо отметить по этому поводу – что в этом прогнозе самое интересное то, что он, можно сказать, блестяще провалился. И причём, например, тот же самый Солженицын с некоторым сожалением пишет, что если б дескать немецкое командование вело бы себя поумнее, если бы они бы там не вели бы такую политику террора, то тогда бы их бы…

Д.Ю. Не удержусь: если бы Солженицын был поумнее, он бы такой херни не писал, наверное, а поскольку дурак, то вот дурь свою всем и демонстрировал. Ну это просто какая-то патологическая мразь – этот Солоневич. Не сомневаюсь, что у этой мрази масса поклонников теперь в России.

Игорь Пыхалов. Несомненно. Но тут ведь, опять понятно, что немцы у нас, действительно, вели политику геноцида, и поэтому многие из нашего населения это прочувствовали, и от этого у нас было партизанское движение, и это была хорошая мотивация для Красной Армии, но ведь дело в том, что у нас даже в первые дни войны, когда ещё было об этом неизвестно, как будут вести себя гитлеровцы, и когда наши некоторые особо одарённые особи, действительно, ждали немцев, как освободителей… Это ведь у нас есть сейчас, опубликованы некоторые донесения по линии НКВД, когда идёт, выражаясь современным языком, мониторинг общественных настроений, один житель нашего города, причём с весьма характерной семитской фамилией такую ляпнул фразу, что когда немцы придут, интеллигенция заживёт хорошо.

Д.Ю. Ага, так-то она плохо живёт.

Игорь Пыхалов. Естественно, что она жила плохо, но просто это, как правильно у нас таких людей называли «абажурами», т.е. просто если бы этот человек действительно дожил до немецкой оккупации, скорее всего, его бы лично пустили бы на…

Д.Ю. Абажуры.

Игорь Пыхалов. Да, на предметы такого рода. Но несмотря на то, что у нас были такие одарённые особи, тем не менее, с первых дней, даже с первых часов войны Красная Армия вместо того, чтобы воткнуть все штыки и все вилы в спину своему командованию, достаточно стойко сражалась, даже в безнадёжных ситуациях, и это вполне ясно и недвусмысленно отмечалось самим немецким командованием – что они просто не ожидали такого упорного сопротивления, и в итоге как раз именно благодаря такому сопротивлению мы и смогли выиграть время и переломить ход войны. Т.е. как раз это говорит о том, что, действительно, советский строй рассматривался основной массой населения, именно как своя власть, как власть справедливая, за которую стоит сражаться и стоит умирать, говоря таким возвышенным языком, что, в общем-то, реально и проявилось в те годы.

Д.Ю. Ну, хотелось бы заметить в завершение, что почему-то война закончилась в Берлине, а не в Москве, каким бы странным это Солоневичу ни показалось. А его, часом, не поймали, не повесили?

Игорь Пыхалов. Нет, он благополучно избежал этого, т.е. он оставался на Западе, так что, к сожалению... хотя, в общем-то, пусть пакостит дальше.

Д.Ю. Патентованная гнида просто! Опять, который раз уже, за что ни возьмись, что эти подонки вещают, вот за что ни возьмись, всё оказывается враньём. Всегда, с неизбежностью, всё оказывается враньём – все эти разоблачения какой-то «красной» пропаганды – всё всегда враньё. Ничего ещё мне не удалось найти, где бы они что-то сбрехнули, и в конце концов не выяснилось, что это брехня. Убожества!

Игорь Пыхалов. У меня, в общем-то, схожие мнения, я сформулировал даже такой принцип, что к такого рода разоблачениям нужно подходить с презумпции лживости: это ложь, если не доказано обратное, потому что такого рода разоблачители уже себя зарекомендовали именно вот таким постоянным враньём, постоянными бездоказательными своими утверждениями, поэтому надо относиться как минимум критически.

Д.Ю. Подонки! Что в следующий раз?

Игорь Пыхалов. В следующий раз рассмотрим такой тоже очень актуальный для нашего города вопрос: а не следовало ли бы из соображений гуманности и человеколюбия сдать Ленинград немцам осенью 1941 года, потому что у нас каждый год находятся какие-то гуманисты…

Д.Ю. Латынины, да, «Дожди»?

Игорь Пыхалов. Да, тот же самый покойный Афанасьев, Гранин, если не ошибаюсь, тоже на эту тему отметился, которые начинают обсуждать, что, наверное, стоило проявить гуманность. Вот этот вопрос мы и рассмотрим.

Д.Ю. Отлично! Спасибо, Игорь Васильевич. А на сегодня всё. До новых встреч.

Оригинал находится здесь - https://oper.ru/video/view.php?t=1879