Татарские священные рощи

Команда Кочующие - рощи

 

Мы уже выставляли статью про чувашей-вирьял, которые по своему этническому происхождению очень близки  к горным мари.

Но оказывается, что есть такие татары,  в этногенезе (происхождении) которых есть финно-угорские корни! Самое интересное то, что у этих татар до сих пор сохранились священные рощи (керемети) и почитаемые деревья, почти как у марийцев или удмуртов. А также у них есть остатки языческих культов, несмотря на то, что они традиционно исповедуют ислам, как это и принято у большинства татар.

Эту группу татар называют мишари, и они издавна проживали на тех же землях, где в древности обитали загадочные финно-угорские племена:  мещера, меря, мурома и даже берендеи, которые бесследно пропали.

  

Статья про мишарей  - тут!

Статья про татарскую свадьбу - тут!

Статья про татарскую кухню - тут!

Статья про татарский праздник Нардуган - тут!

Статья про татарскую одежду - тут!

Статья про мечети Татарстана - тут!

Статья про самых красивых девушек татарок - тут!!!

Статья про татарские сказки - тут!

 

ИСТОРИЧЕСКАЯ СПРАВКА:

Татары (сергачские мишари) компактно проживают на юго-востоке  Нижегородской области. Выходцы из этой местности составляют крупную диаспору в Нижнем Новгороде, представляют весьма значительную часть (больше 40%) современного татарского населения Москвы (и Московской области); также они образуют небольшие, но довольно активные и самобытные общины в Санкт-Петербурге (и Ленинградской области), Таллинне и в Финляндии, куда эмигрировали в основном в начале 20 века.
В основе разговорного языка мишар лежит западный (мишарский) диалект татарского языка (сыгравший значительную роль в формировании национального литературного языка). Характерной особенностью нижегородских мишар является цокающий говор. Эта группа татар начала формироваться в районе Кадома (совр. Мордовия), в 14-15 вв. заселив нынешний ареал обитания - юг Нижегородчины.

 

Единой общепризнанной точки зрения на происхождение мишарей вообще и нижегородских в частности на сегодня нет; наиболее распространенная гласит о том, что в основу этого этноса легли тюркские (буртасы, булгары, кипчаки и др.) и угро-финнские (мещера, эрзя, мокша и др.) племена. Этнонимы "буртас" ("буртасы") и "можар" ("мижер") применялись по отношению к татарам-мишарям вплоть до 17 века. После присоединения к Золотой Орде в районы проживания потомков буртасов проникли многочисленные кипчакско-ногайские группы. В 14 в. разные этнические группы входили в состав Наровчатского княжества с центром в г.Мукшы (совр. Наровчат Пензенской области), в этот период и позже активизируется употребление этнонима "можар" - "мещера". Становление Касимовского ханства также оказало большое влияние на развитие мишарей.
Легенда, распространенная среди самих нижегородских мишар, гласит о "семи дедах" - "eaa aaaae", которые ушли из Булгара во время нашествия монгол, поселившись с женами на пустом месте ("буш урынга"), от которых и пошел весь мишарский род. В некоторых татарских деревнях до сих пор их вспоминают во время ритуальных молитв после чтения Корана, обращаясь к Аллаху с просьбой донести эти молитвы до их душ.

  

***********************************************************************

В данной статье приведем некоторые очерки про татар-мишарей из интереснейшей книги нижегородского ученого-этнографа Николая Морохина «Комбо Корно»:

 Замечательные молодые нижегородские археологи Наталия Иванова и Николай Грибов искали в Сарове в начале девяностых годов древнюю татарскую крепость, о которой глухо упоминали монахи местного монастыря - была якобы она там за несколько веков до Саровской Пустыни, называлась Сараклыч... Крепость археологи не нашли, зато обнаружили следы мордовского городища, имевшего большую по тем временам площадь. Существовало оно в Х11-Х111 веках. Соблазнительно представить себе, что это его жители ходили на Кереметь, пробираясь глухим лесом почти десяток километров. Но наверное, стоит отдавать себе отчёт: невозможно доказать, что это было так.

Те, кто знали правду, мертвы, и это непоправимо.

 

В юго-восточных районах Нижегородской области живут татары-мишари. Слово "мишари" исследователи связывают со словом "Мещера". Это название древнего этноса, судя по всему финно-угорского, исчезнувшего около шестисот-семисот лет назад. Это и название земли, где жили эти люди. Мещерой (с непривычным для нижегородского уха ударением на последнем, а не на втором слоге) называют болотистые лесные земли на севере Рязанской области. Это край, где находится Окский заповедник, Спас-Клепики, Тума, Касимов. Это и земля ещё северней – во Владимирской и восточной части Московской области. У ботаников я прочитал, что границей Мещеры, которую они называют географической провинцией, они считают Оку, Москву и Клязьму. В отличие от муромы и мери мещера поглощена было не только русскими, но и татарами, которые переселились в Х1У веке на их земли. Русский Городец Мещерский, воткнутый в излучину Оки за два столетия до этого, московские князья передали в управление знатным татарам, которые перешли им на службу. Хан Касым, первый из них, запечатлелся в новом имени этого Городца - Касимов. Подданные хана обжили его окрестности, округу Кадома, ещё одного старинного городка на краю рязанских земель, который затем потерял звание города и числится сейчас в посёлках.

Почему упоминаю Кадом - чтобы перебросить мостик на земли наши.

Два центра татарской округи на нижегородских землях - город Сергач и село Уразовка, центр Краснооктябрьского района. В тех местах и находится деревня Кадомка как напоминание о том, откуда приехали в наши края татары-мишари.

 

                    места расселения мишарей  в Нижегородской области                                                                  

Татарские священные рощи

 

 

Признаюсь: знакомство моё с татарами не было, пожалуй, особенно глубоким. Марийские деревни я обошёл практически все. Татарские выбирал наугад, пользуясь даже не публикациями о них - скорее слухами, рассказами их уроженцев. Ходил и ездил я по сёлам татар не больше пары недель.

Людей этих невозможно было не полюбить!

Они спокойны, основательны, хозяйственны. Гостеприимны. В селе Актуково, где я оказался вместе с одним из своих дипломников, произошла характерная, по-моему встреча. Скверная погода - дождь, раскисшая улица. И незнакомая пожилая женщина машет нам рукой, выйдя к воротам. Мы идём к ней, здороваемся. Она опять-таки жестами приглашает нас в дом, что-то говорит по-татарски. Мы понимаем, что русский она просто не знает, и отвечаем ей хорошо заученными вежливыми формулировками на её родном языке. Женщина усаживает нас за стол, наливает молоко, кладёт в тарелки картошку, жестами приглашает к столу и... уходит.

 

                                                         на молитве         

мишаре

 

Возвращается она минут через десять с учителем. И он начинает нам объяснять, как зовут хозяйку, говорить, что она рада была увидеть на улице незнакомых людей и ей интересно, кто они и к кому приехали, что она просит не стесняться и завтракать... Вот так мы и разговариваем - через учителя.

И я вижу, как она кивает головой на мой вопрос: да, она слышала слово, похожее на "керемет". Точно слышала. Только это не здесь, не в Актукове. Есть такой источник в соседнем Сеченовском районе - с него привозят очень хорошую воду. И ещё такой источник есть в Кочко-Пожарках, это уже в сторону Сергача. Известные такие источники, в округе о них хорошо говорят. А правильно - "Кэрэмэт" с ударением на первый слог.

Татарский край - это бесконечные, переваливающие с одного пологого холма на другой поля, широкие долины, по которым идут, медленно поднимаясь или спускаясь тёмные от чернозёма просёлки. Это огромные сёла, крепкие, с табунами коней у речек. Это иррациональный гортанный голос муллы, поднявшегося утром на минарет и обозначающего наступивший час молитвы.

Слова о встрече востока с западом оказываются неточными, слабо передающими то, что испытываешь, погружаясь в этот особенный соседствующий с ними мир. Он рядом: какие-то три часа в автобусе. И оказавшись там, уже целыми днями можешь не услышать русской речи. Даже сама природа начинает казаться нездешней, дальней, почти среднеазиатской.

 

                                            ОДЕЖДА  ТАТАР МИШАРЕЙ                                                                                  

Татарские священные рощи

 

татары, мишари

 

Умеренность марийцев в обращении с окружающим миром – это умеренность людей, которые знают его до мелочей, приспособились к его неприятным сюрпризам и научились в большинстве случаев отводить их, просто не беря извне лишнего. Марийцы - люди южной тайги.

А вот татары - люди степи, причём степи засушливой.

 В разговорах я понял, что их просто по-человечески раздражают деревья. Они готовы их потерпеть в своём саду, зная, что время от времени на них созревают яблоки. Они охотно принимают соседство сирени: во-первых, та не дерево, а просто широкий и плотный куст, во-вторых, она красиво цветёт и потому небесполезна, в-третьих, может быть, сирень - напоминание об их прародине, тёплой, доброй, бесснежной, наполненной ароматами (она обязательно рисуется им именно такой!). В остальном татарские сёла в основном деревьев лишены вовсе. Жители их рассказывали мне с некоторой тайной гордостью: да, было дело - выросла тут берёзка, но я вовремя заметил это и спилил её - чего она будет свет закрывать и листьями шуметь!

Шум листвы - это тихая и добрая музыка для марийца, под которую легко и мягко спать. Это звук его родной среды. Для татарина – это напоминание о страшном лесе, где запросто можно пропасть навеки, о жутком Шурале, который там поджидает беспечных путников и готов их заживо замучить. Ещё: "Эта берёза с её листьями как будто чётки перебирает - ну, не кладбище тут: живые люди!"

Да-да, я вспомнил татарские кладбища. Они очень не похожи ни на какие другие. Квадрат ограды - и внутри него несколько очень старых деревьев, где-то сиреневые кусты, высокая трава. Часто – никаких следов могил, ровно. Мне рассказывали: татары хоронят тех, кто умер до заката, в тот же день, оборачиват их в белую ткань, быстрым шагом несут на кладбище и сажают в яму, поворачивая лицом в святую сторону Мекки. Только в последнее время на некоторых могилах стали ставить памятники, а раньше их просто словно оставляли в покое - забывали, теряли. А эти огромные деревья на сельских татарских кладбищах были когда-то посажены на могилах самых старых и уважаемых людей - патриархов.

 

Татарские священные рощи

В Актукове на кладбище в самой его середине - огорожена низким заборчиком древняя ветла, вероятно, двухсотлетняя. У неё неимоверная ширина. Старики рассказали - растёт она там, где нашёл своё успокоение основатель села. Одни называли его Абдуллой, другие по-русски Борис-Бабаем.

К ветле люди ходят, когда им трудно. Например, говорили мне, приходили туда совсем недавно - представьте - выпускники школы во время экзаменов.

Под ветлой оставляют деньги и молятся в сторону Мекки. Деньги эти - считается - отданы самому Аллаху.

 

                                           татарская  девочка  - мишарка                                                                      

мишари

 

Что с ними делается дальше? А дальше Аллах дарует их тем, кто в них в этот день нуждается. Происходит это очень просто. Действительно попавший в трудную ситуацию человек может придти на кладбище к старой ветле и взять столько, сколько ему сегодня необходимо. Он молится всё в ту же сторону Мекки и считает, что деньги ему даровал Аллах. Он хорошо знает, что испрашивать их у такой высокой инстанции так просто, без особой нужды недопустимо, и если случай его не заслуживает уважения и реальной помощи, то за такое последует наказание. Так что все уверены: деньги эти достаются обычно тем, кому они требуются по-настоящему. Кому именно - этого никто не знает. У татар не заведено жаловать попрошаек, скулящих "сами мы нездешние", не заведено умиляться грязным побирушкам с отработанным блаженненьким выражением на лице.

 

                       старинная  деревянная татарская (мишарская)  мечеть в Яндовище                                                 

Татарские священные рощи

Живым - широкую степь с высокими птицами, с бегом коня.

Мёртвым - это вечное дерево, перебирающее чётки и шепчущее древние мудрые суры Корана.

Дерево это совсем даже не годится для живых - так для них не годятся и "убитые" предметы с мансийских кладбищ. Но тем не менее дерево это любимо живыми.

Спустя несколько месяцев я занимался оформлением старой актуковской ветлы как памятника природы в администрации села Уразовка. Меня хорошо поняли: документы, подготовленные мной, были тут же подписаны... В кабинете главы администрации я не обратил в первый момент внимания на ожидавшего своей очереди поговорить с начальством молодого человека. Но он вслушивался в нашу с главой беседу. И вдруг встал, подошёл к столу. И почти возмущённо заговорил:

- Да, в Актукове ветла замечательная, делаете её памятником... А у нас как будто на кладбище ничего нет! Да у нас ещё лучше дерево! Только вы к нам не приехали, ничего не посмотрели...

 

- Куда?

- Кзыл-Яр! Там у нас такая берёза...

- Поедемте.

- Да хоть сейчас!

- На чём?

- Машина под окнами!..

Молодой человек по-татарски наспех договаривается с главой администрации, что вернётся через пару часов. Всё нормально: его примут, с ним поговорят, никуда не уйдут. Ну, и ладно...

 

                                              татарская бабушка - мишарка     

мишари

 

И мы уже едем в Кзыл-Яр (а по-русски Красный Яр) смотреть берёзу. Ехать не вот как далеко - километров восемь, но топать пришлось бы по мартовской грязи часа полтора. Человека, который пожелал мне показать берёзу, зовут Рафаэль, он дояр и живёт в Кзыл-Яре в первом же новом доме при въезде в него. Он упоённо рассказывает мне и о своём селе, и о том, как работает на ферме ("Это работа - самая мужская. Она тяжёлая и требует крепкой руки"). Приглашает не очень торопиться назад и непременно у него пообедать: он уезжал - жена варила обед, гостю она будет рада...

И вот эта берёза на кзыл-ярском кладбище...

Странное сравнение - она похожа на фонтан. Могучий толстый ствол поднимается метров на пять и там распадается на три части. Те изгибаются в разные стороны, клонятся к земле, достигают её, укореняются ещё раз и снова тянутся вверх, теперь уже почти строго вертикально, метров на двадцать.

- Я же говорил: таких берёз больше нигде нет... Вот, не зашли в Кзыл-Яр, не посмотрели на неё... В Актуково всякий приедет, а мы в стороне от дороги. Но разве правильно про неё забыть, а?

Рафаэль не помнит, как звали человека, похороненного под берёзой. Знает: это тот, кто выбрал место для Кзыл-Яра. Знает: к берёзе можно приходить, если будет плохо.

Поиск чудес в татарском крае сложен и прост одновременно. Здесь всё - как на ладони. Здесь, в безлесных местах, далеко видно. Только вот понять бы иной раз - что там, на горизонте.

Сколько раз пролетал на попутной машине мимо Уразовки по обходной дороге. Слева - холм, поднимающийся над маленькой пересыхающей летом речкой Пар. Теперь-то я всякий раз вижу в полугоре километрах в двух от трассы маленький сварной навес: он похож на те, которые строят на автобусных остановках. Но раньше я его просто не замечал, не зная это место.

А место это - священный камень Траташ. Название его переводится просто - камень, который стоит, который есть.

Про него мне рассказывали во всех окрестных сёлах. Объясняли - найти его несложно, если знать: да его даже видно! Один из актуковских старожилов взялся меня туда проводить.

- Это не камень. Это ребёнок был, - объяснял он мне по дороге. - Ребёнок непочтительный, он обидел мать, и мать его прокляла, он превратился в камень - как лежал, так застыл.

Камень Траташ в самом деле и формой, и размерами напоминает маленького лежащего человека. Это выпирающий на поверхность из-под уразовских чернозёмов обломок известняка - в трещинах, в сколах. Тут же бумажные деньги. И я тоже вынимаю из кармана розовенькую двухсотрублёвку... Вот так - лежи и не инфлируй! Хотя, на всё, конечно, воля Аллаха.

...И кому же стало хуже после этого проклятия? Кого учит древняя легенда - детей или родителей?

- ...А тайну его узнать нельзя. Один человек хотел доискаться, глубоко ли вниз этот камень уходит. Видите след, что тут копали. Это он и копал. Предупреждали его - но он не верил. И вот тут его разбила болезнь, не ходит он больше... А тайна камня - от Аллаха. Камень здесь на склоне лежит - как будто часы. Идут века, а он медленно спускается вниз, очень, очень медленно, по миллиметру, скажем за год. И будет день - он окажется на самом дне, у воды. Тогда наступит ахырзаман.

- Конец света?

- Не-ет. Конец света - это конец света. А ахырзаман - это совсем другое, это конец времени.

- То есть времени больше не будет?

- Того времени, в котором мы живём - да. Будет что-то совсем другое - вместо времени.

 

                                           мишарское  моление  на  кладбище                                                                      

Татарские священные рощи

 

Совсем рядом с дорогой из Сергача в Гагино, по которой то и дело бегают машины, - Страшное Дерево. Его называют Кургонсат. Оно огромно и древне. Возле него лежат давно отсохшие огромные сучья. У его корней розовеет степная клубника. Определяю по кроне - это вяз, хотя жители окрестных сёл не знают, что это за дерево, некоторые считают, что это дуб. Говорят, что найти его очень просто: больше деревьев нет во всей округе. И это правда.

То, что это именно вяз, никто не знает по простой причине: к Страшному Дереву никогда не ходили, никогда. В селе Кочко-Пожарки, которое раскинулось тут, рядом нам рассказали: годах этак в тридцатых чужие люди - воры, для которых ничего не было святого, украли ночью ковры из мечети. Их заметили и бросились за ними в погоню на лошадях. У воров лошади тоже были неплохие, но через версту стали уставать. Тогда воры, видимо, хорошо знавшие местные обычаи, свернули к Страшному Дереву, остановились у самого его ствола. И все ковры повесили на его ветки.

Погоня остановилась в изумлении и испуге. Больше воров решили не преследовать. А ковры - назад не брать. Так они и висели на вязе долгие годы, пока не рассыпались в прах от дождей и ветров.

Пожилая женщина, татарка из Кочко-Пожарок, пересказывала нам глухое воспоминание о чужих временах (после Траташа ощущаю особую весомость этой категории в здешних местах):

- Тут другие люди раньше жили. Другие... Старики даже не знали, кто они были. Говорят, отсюда они ушли. А из соседнего села, из Шубина, не ушли. Потому там татары - совсем не такие, как мы. И лицом, и разговором. Кто здесь был: мордва, марийцы?.. Это мы уже - после них.

Рассказы о Страшном Дереве что-то роднит с марийскими историями о кереметищах. Может быть, это оно и есть - перешедшее в другие руки, уже не осознаваемое как чужое священное место. Просто - внушающее ужас.

"Кэрэмэт... Кэрэмэт..." - повторяют пожилые женщины на улице, по-татарски обсуждая мой вопрос и решая, что мне отвечать или, может быть, отвечать ли вообще. Звучит слово страшно - как грай ворона, как древнее заклинание. И я уже чувствую над собой какую-то власть его - узнаваемого среди чужой и почти непонятной речи.

Наконец, одна показывает рукой: Кэрэмэт - это огромная глыба известняка, словно бы вдавленная в двадцатиметровый склон, спускающийся к селу с юга. Кэрэмэт - это аккуратно выведеный в лоток и направленный дальше в металлический чан мощный родник, за какие-то три минуты наполняющий целое ведро. Мне объясняют: вкуснее воды в округе нет. Сюда ездят из окрестных сёл. И берут воду только для чая и для питья больным.

В Кочко-Пожарках верят: там, под глыбой - целое подземное озеро. Если его потревожить, оно выплеснется наружу, в долину и смоет всё огромное село. Сколько-то лет назад сюда приезжали геологи, оценивающе присматривались к известняку. И тогда к ним вышли старики и стали рассказывать то, что знали об этой горе от своих дедов. Просили – не трогать, уезжать с миром. Стариков послушали. И Кочко-Пожарки благодарили Аллаха, который вразумил этих приезжих людей не творить бед.

- Да, да, - киваю я головой и понимаю: я - тоже приезжий человек, и кто знает, что у меня на уме. И потому со мной надо быть настороже, не сказать мне лишнего, образумить, если что. Женщины эти правы.

- Вода у нас очень хорошая. И здесь у нас чисто, здесь у нас никто не сорит, никто не шумит, не кричит - здесь строго. Здесь у нас вёдра не моют, не стирают. Мы детей учим, чтобы к воде они просто даже не подходили. А уж если её замутить - камень бросить, палкой поболтать - так это страшное дело: это люди увидят - ведь даже и побить могут! Это нельзя, нет!

Они пришли из засушливых степей, предки нижегородских татар. И сегодня, слушая их, я остро чувствую, как через эпохи они проносят и передают детям и внукам этот свой степной опыт жизни, который выше и ценнее всего, даже здравого смысла, потому что он - достояние мудрых предков.

Марийцы берегут воду, хранят её чистоту, даже дают ей спать. Но не до такой же степени, чтобы не разговаривать громко возле родника! У марийцев много воды - доброй, мягкой, лесной. А степь была на неё скупа. Я читал у этнографов про казахские колодцы - такыры. Они глубоки и собирают обычно солёную воду - другой просто нет. Но если её не мутить, не тревожить долго, она отстаивается, тяжёлый горький слой за несколько лет оседает, и на поверхности вода кажется даже пресной. Вот её и надо беречь - из последних сил. Потому что она - сама жизнь.

И этому учили века.

Марийский мир наполнен снадобьями ото всех хворей – целебными травами, листьями деревьев, кореньями. А вот пожилые люди в татарских сёлах не сумели назвать мне даже десятка трав, которыми можно лечиться. "Нет тут таких. Покупаем самбор, но он на юге растёт, не у нас. Вот это трава! Если что нехорошо, надо её жечь и дымом дышать. Дым у неё пряный". Я никогда в жизни не слышал, чтобы лечились вот так - дымом. Но мне, бесконечно удивлённому, приносят россыпь этой самой сушёной загадочной травы "самбор". И узнаю в ней степной чабрец.

Они пасут скот на мокрых склонах, не чувствуя, как плывёт, ползёт под копытами земля. Они прогоняют стада через маленькие речки, превращая их в чёрную жижу и словно бы не замечая в них той самой воды, которой мистически поклоняются у родника.

В татарских сёлах обычно негде искупаться, но это никого не расстраивает. Да и само купание, кажется, воспринимается ими как действие, граничащее с нарушением всяких норм приличия - здесь не было принято при ком-то раздеваться даже до определённых пределов. Впрочем, пожилой уже человек рассказывал мне: был летом один особый день. Его по-своему отмечали юноши. В такой день два близких друга могли уединиться в бане. Там они обливали один другого водой. И это было большое событие для них. Вероятно, так исполнялся (с пониманием того, что происходит или без него) древний ритуал. А настоящий мощный ритуал, толкающий жизнь вперёд, никогда не должен укладываться в рамки обыденного, разрешённого в привычном быту. В этот день они видели друг друга нагими и не могли не замечать того, что взрослеют. Вода, драгоценная, вечная и могучая, текла по их телам не просто так – она дарила им новую, неведомую ещё силу.

Они помнят о древней каменистой степи, где проносились прекрасные кони их предков - помнят, совершенно забыв эту степь. И это словно переселение душ, словно рассказы о людях, способных вдруг легко, до последней подробности воспроизвести неизвестные им вроде бы события и слова, знающие до мелочей чужой дом, где не были ни разу.

Их душа ещё там. И мне легко представить, как похорошеет и осветится изнутри смуглое лицо этого темноволосого татарского парня, ожидающего рядом со мной в Петряксах утренний "пазик" на Пильну, - как оно осветится, если он увидит за окошком поезда казахские степи с россыпями горячих камней, с завораживающим простором, с тёплым ветром, с широкой неподвижной птицей, которая его ловит где-то в вышине.

Кэрэмэт. Сегодня я слышу это слово таким.

Я рылся в словарях, пытаясь постичь его изначальный смысл, определить, кому оно принадлежало.

И ответ нашёл.

Оно - из арабского языка. Лингвисты давно заметили: смысл слова организуют в основном согласные звуки. В арабском же гласные совершенно безразличны для понимания сказанного.

 

 

Сочетание согласных "к-р-м" обозначает чудо, что-то необъяснимое, не укладывающееся в обыденное понимание вещей.

Арабские слова пришли к нам в Поволжье вместе с исламом. А его в Х веке приняла Волжская Булгария. Это государство искало союзников, с которыми вместе могло бы противостоять Хазарии, и нашло их в далёком Багдаде.

Булгары были новосёлами в Поволжье - не прошло к тому времени и трёх веков, как они пришли в этот край из предгорий Кавказа. Мир поволжских народов - вроде бы простой, лежащий на ладони - при первом же близком знакомстве поражал провалами в запредельное. Незнакомые боги, духи стихий, странные, не находившие объяснения события – всё это должно было найти название. И название нашлось - тоже чужое, из Корана, и уже этим самым освящённое. Слово, подслушанное у важных соседей, гордых своим единоверием с великими народами, так и осталось здесь. Оно на много веков пережило тот народ, который его принёс сюда.

Керемет, чудо... Познать его - это и заглянуть в то горнило тысячелетий, где выплавлялись, обретали новые понятные нам черты и народы, и само время, это и заглянуть в будущее: известно, что будущее начинается задолго до сегодняшнего дня.

Медлительное время не кончается: оно идёт, плавно омывая старый камень Траташ. Оно как чудодейственная вода омывает большой мир и делает её взрослым и сильным.

Давненько он не брал в руки шашек, этот Керемет. И он берёт их. И по его лицу я понимаю, что затеянная партия мною будет проиграна. Да собственно я знаю самые азы - не больше. Я только-только подступился к правилам игры. Я чужой.

И допустили меня пока - вместе с моим другом Дмитрием, с которым мы делили дороги, - только увидеть эту исчезнувшую деревню. Хорошенько её рассмотреть, чтобы не осталось сомнений, что она есть на самом деле.

Старые боги не умерли вместе с теми, кто знал их по именам: они живы и, как раньше берегут наши здешние реки, леса и деревья. Наш язык непонятен им. Но они мучительно всматриваются в выражения наших лиц, вслушиваются в наши интонации и чувствуют, что нас волнует, о чём мы говорим. Больше всего они страдают от того, что большинство из нас не догадывается об их существовании и даже не подозревает: рядом есть существа, желающие им добра, стремящиеся быть услышанными.

В эту сырую осеннюю полночь, когда дописываются эти строки, мне кажется: я понимаю, что хочет прошлое.

Оно хочет, чтобы мы знали: оно не было, а есть. И оттуда, из своего четвёртого измерения оно шлёт нам силы и разум - вопреки нашей глухоте, вопреки нашему учёному снобизму и всезнайству.

 

 

 

ИСТОЧНИК ИНФОРМАЦИИ И ФОТО:

Книга Николая Морохина «Комбо Корно».

 

 

 

ТАКЖЕ  СТАТЬИ ПРО ТАТАР И ТАТАРСТАН, ИСТОРИЯ, ОБЫЧАИ, ЛЕГЕНДЫ:     

 

История ислама  у татар (булгар) 

 

История Татарстана (Волжская Булгария, Казанское ханство)

 

Статья про легендарный Заволжский вал!

     

 Рассказ про Древний Булгар

 

Статья  про Казань - тут!

 

 Про легендарное булгарское городище Джукетау.

 

  Про древний  Сувар.

 

Древние истории и предания про Иске-Казанское городище - Камаево.

 

 Предания и легенды древнего города Биляры.

 

 Легенды и истории о  Казани

  

СТАТЬЯ ПРО ТАТАРСКИЙ  НАРОД - ТУТ! 

 

История завоевания Казани Царем Иваном Грозным и период Черемисских войн

           

 _

 

 

Комментарии

культ священных рощ...

у татар до сих пор сохранился архаический культ священных мест:

рощ, деревьев, камней, гор, родников, урочищ, и т.д.

Причем чем дальше от Казани - тем больше, 

и много почитаемых мест у татар за границами Татарстана, 

это предмет рассказа для отдельной статьи, 

по этой теме много легенд и преданий.

Чаще всего это остатки языческих и народных верований, 

но часть мест связана с исламом, с почитаемыми и святыми людьми, 

с особыми событиями в жизни села или семьи...