Река Мера

Ме́ра — река в Костромской и Ивановской областях России. 
Левый приток реки Волги.

Длина — 152 км, площадь бассейна — 2380 км², средний расход воды в 51 километре от устья — 6,5 м³/сек.
Крупнейшие притоки — Медоза (левый); Тома, Сендега (правый). Крупнейший приток — Медоза.

 

МЕСТА СИЛЫ КОСТРОМСКОЙ ОБЛАСТИ - ТУТ!

РОДНИКИ КОСТРОМСКОЙ ОБЛАСТИ - ТУТ!

ПАМЯТНИКИ ПРИРОДЫ КОСТРОМСКОЙ ОБЛАСТИ - ТУТ!

ПОЧИТАЕМЫЕ КАМНИ И МЕГАЛИТЫ КОСТРОМСКОЙ ОБЛАСТИ - ТУТ!

КЛАДЫ КОСТРОМСКОЙ ОБЛАСТИ - ТУТ!

АНОМАЛЬНЫЕ ЗОНЫ КОСТРОМСКОЙ ОБЛАСТИ - ТУТ!

 

На Мере расположен крупный посёлок Островское — центр Островского района Костромской области — и село (ранее посёлок) Заречный Заволжского района Ивановской области.

Мера начинается неподалёку от деревни Первушино Судиславского района Костромской области. 

В верхнем течении река течёт по лесной местности, сильно петляя. Ширина реки составляет 3 — 10 метров. На реке многочисленные завалы, берега одеты сплошным лесом, кое-где обрывисты. На некоторых участках в русле встречаются каменистые перекаты, скорость течения довольно велика, особенно в половодье.

Приняв справа р. Тому, Мера расширяется до 15—20 метров, чуть ниже этого места в посёлке Красная Поляна на реке плотина.

Между Красной Поляной и устьем Медозы река продолжает очень сильно петлять. Лес отходит от берегов. На этом участке находится большой посёлок Островское, в нём река пересекает шоссе Кострома — Киров.

За устьем Медозы Мера, сохраняя ширину около 20 метров, течёт среди высоких берегов, заросших хвойным лесом. На этом участке много мелей и перекатов.

За 10 километров до устья начинает сказываться подпор Горьковского водохранилища на Волге. Здесь река расширяется настолько, что чаще об этом участке говорят, как о Мерском заливе Горьковского водохранилища. Залив судоходен.

Мера впадает в Волгу чуть ниже городов Кинешма и Заволжск. В месте впадения на правом берегу расположено село Заречный.
 

 
ПРИТОКИ РЕКИ МЕРА
Медоза — река в Островском районе Костромской области России, левый приток Меры. Длина реки составляет 72 км, площадь водосборного бассейна — 813 км².
По данным государственного водного реестра России относится к Верхневолжскому бассейновому округу, водохозяйственный участок реки — Волга от города Кострома до Горьковского гидроузла (Горьковское водохранилище), без реки Унжа, речной подбассейн реки — Волга ниже Рыбинского водохранилища до впадения Оки. Речной бассейн реки — (Верхняя) Волга до Куйбышевского водохранилища (без бассейна Оки).

По данным геоинформационной системы водохозяйственного районирования территории РФ, подготовленной Федеральным агентством водных ресурсов[2]:

Код водного объекта в государственном водном реестре — 08010300412110000013698
Код по гидрологической изученности (ГИ) — 110001369
Код бассейна — 08.01.03.004
Номер тома по ГИ — 10
Выпуск по ГИ — 0
Притоки (км от устья)[править | править вики-текст]
24 км: река Корба (пр)
42 км: река Яхруст (пр)
 
 
Тома (Шевиковка) — река в России, протекает в Судиславском и Островском районах Костромской области. Устье реки находится в 111 км по правому берегу реки Мера. Длина реки составляет 23 км, площадь водосборного бассейна 159 км².

Исток реки находится в лесах у деревни Филисово в 6 км к юго-востоку от Судиславля. Течёт на восток, затем на северо-восток. Русло извилистое. Крупнейшие притоки — Чернавка, Вандышка (правые). на реке расположены деревни Мостищи, Спас-Пенье, Сорож, Селиваниха, Шумково, Белконосово. Впадает в Меру выше деревни Юрьево.
По данным государственного водного реестра России относится к Верхневолжскому бассейновому округу, водохозяйственный участок реки — Волга от города Кострома до Горьковского гидроузла (Горьковское водохранилище), без реки Унжа, речной подбассейн реки — Волга ниже Рыбинского водохранилища до впадения Оки. Речной бассейн реки — (Верхняя) Волга до Куйбышевского водохранилища (без бассейна Оки).

По данным геоинформационной системы водохозяйственного районирования территории РФ, подготовленной Федеральным агентством водных ресурсов:
Код водного объекта в государственном водном реестре — 08010300412110000013643
Код по гидрологической изученности (ГИ) — 110001364
Код бассейна — 08.01.03.004
Номер тома по ГИ — 10
Выпуск по ГИ — 0
 
 
Сендега — река в Костромской области России, протекает по территории Судиславского и Островского районов. Устье реки находится в 19 км по правому берегу реки Меры. Длина реки составляет 64 км, площадь водосборного бассейна — 466 км².
По данным государственного водного реестра России относится к Верхневолжскому бассейновому округу, водохозяйственный участок реки — Волга от города Кострома до Горьковского гидроузла (Горьковское водохранилище), без реки Унжа, речной подбассейн реки — Волга ниже Рыбинского водохранилища до впадения Оки. Речной бассейн реки — (Верхняя) Волга до Куйбышевского водохранилища (без бассейна Оки).

По данным геоинформационной системы водохозяйственного районирования территории РФ, подготовленной Федеральным агентством водных ресурсов[2]:

Код водного объекта в государственном водном реестре — 08010300412110000013735
Код по гидрологической изученности (ГИ) — 110001373
Код бассейна — 08.01.03.004
Номер тома по ГИ — 10
Выпуск по ГИ — 0
Притоки (км от устья)[править | править вики-текст]
2,2 км: река Порнышиха (пр)
9,6 км: река Куекша (пр)
35 км: река Лузога (лв).

 

ПОСЕЛОК ОСТРОВСКОЕ
Остро́вское — посёлок в России, административный центр Островского района Костромской области.
Посёлок расположен в 80 км к востоку от областного центра Костромы на реке Мера (приток Волги),
Впервые упоминается в XIII веке как село Семёновское, затем Семёновское-Лапотное (в связи с народным промыслом — плетением лаптей), затем село снова получило имя Семёновское.

Село Семеновское появилось на Костромской земле при Симеоне Гордом, сыне Ивана Калиты, и было названо в честь великого князя. «Великий князь Симеон был прозван Гордым, потому что не любил неправды и крамолы, и всех виновных сам наказывал, пил мед и вино, но не напивался допьяна и терпеть не мог пьяных, не любил войны, но войско держал наготове», — читаем в летописи. Симеон уже титуловался не только великим князем, как его отец, а «великим князем всея Руси». 
«Все князья русские даны были под руку Симеона», — говорит летопись. Собирая князей, Симеон напоминал им, что Русь всегда была сильна только тогда, когда князья повиновались старшему.

В период с 1900 по 1916 г. в Семёновском жил и работал художник Б. М. Кустодиев.

В 1956 г. было переименовано в Островское в честь А. Н. Островского, жившего в усадьбе Щелыково, расположенной в Островском районе.
 

  
КРАЕВЕДЕНИЕ РЕКИ МЕРА
«Замерская сторона»
Ныне «Замерской стороны» как таковой не существует — она ничем не отличается от правобережья Меры и обособление ее выглядело бы искусственным. Иначе обстояло дело столетие назад, не говоря уже о более ранних временах. Тогда неширокая и неглубокая река Мера четко делила бывший Кинешемский уезд на две части. Из них западная была людной и обжитой, восточную же еще во времена А. Н. Островского покрывали леса, среди которых терялись редкие деревни. Сама «Замерская сторона» тоже, однако, не была однородной — ближе к Щелыкову и вверх по течению впадающей в Меру речки Медозы леса редели, уступая место селениям и даже фабрикам. Южнее, ближе к Волге, вновь начинались леса. Эту, северо-западную часть Замерья, хорошо знал Александр Николаевич Островский, часто там бывавший, благо Щелыково находилось неподалеку.

Усадьба Александровское и соседние селения Березовка, Ново-Покровское и другие, расположенные в 10 — 15 километрах от Щелыкова, известны тем, что в прошлых веках они были местопребыванием видных в русской истории родов Невельских, Соймоновых и Григоровых. 

Еще в XVI в. существовала на правом берегу впадавшей в Меру маленькой речки Киленки деревня Березовка, которую тогда отдали в поместье вместе с деревнями Вязовка и Одинчиха выехавшим из Литвы дворянам Невельским. Сидя столетиями в своей глухой костромской усадьбе, Невельские совершенно обрусели и закоснели.

Но благодаря Петру I, один из Невельских, малограмотный помещик, назначенный на службу в Адмиралтейство подмастерьем, стал отличным строителем галер. Его внучка Клавдия, получив в приданое Берёзовку, вышла замуж за Афанасия Федоровича Соймонова.

Новый хозяин деревни на Киленке был сыном одного из замечательнейших людей XVIII в. Федора Ивановича Соймонова (1692 — 1780). Соймонов-старший, в свое время отправленный Петром I учиться за границу, стал первым русским ученым гидрографом, заснял и описал берега Балтийского и Каспийского морей. Затем он служил вице-президентом Адмиралтейской коллегии, нажив нещадным преследованием злоупотреблений много врагов. Участник «заговора Волынского», описанного И. И. Лажечниковым в романе «Ледяной дом», Соймонов в 1740 г. был лишен чинов, бит кнутом и сослан в Охотск. С 1753 г. он описывал реку Шилку, а затем был сибирским губернатором, принеся своей деятельностью большую пользу этому далекому краю. Обладавший обширными познаниями в астрономии, математике и других науках Федор Иванович вел переписку с М. В. Ломоносовым, Леонгардом Эйлером.

Старший сын Соймонова, Михаил Федорович, ближайший помощник отца по управлению Сибири, был президентом Берг-коллегии, основателем Горного института. Поселившись в Москве, М. Ф. Соймонов был избран московским дворянством в губернские предводители. При нем строился дом «Благородного собрания» (Первый Дом Советов), один из лучших залов которого назывался «Соймоновским». Один из переулков в бывшем Китай-городе, где стоял его дом, также называется Соймоновским.

Младший сын Федора Ивановича Соймонова, Афанасий (1734 — 1796) служил сержантом в «архитектории», в команде обер-архитектора Расстрелли. В 1755 г. Афанасий Федорович отправляется к отцу, в Нерчинскую экспедицию, где работает два года, после чего переводится в Тобольск для составления карт. В бытность отца губернатором Сибири А. Ф. Соймонов помогал ему, поскольку имел значительный опыт и большие познания в сибирских делах.

После женитьбы на К. А. Невельской Соймонов не переселился в Березовку, но семья часто приезжала сюда.

Неподалеку от Березовки, почти у места впадения Медозы в Меру под деревней Болотникове, стояла красивая деревянная усадьба Александровское, сгоревшая в 1919 г. У усадьбы было и второе название — Пеньки. Во втором действии комедии А. Н. Островского «Лес» описан перекресток сходящихся под углом дорог: «На углу крашеный столб, на котором, по направлению дорог, прибиты две доски с надписями: на правой — «В город Калинов», на левой — «В усадьбу Пеньки, помещицы г-жи Гурмыжской». А. Н. Островский использовал здесь название существующей кинешемской усадьбы, принадлежавшей, правда, не Гурмыжской, а построенной старшим сыном А. А. Соймоновой — Александром Николаевичем Григоровым.

А. Н. Григоров (1799 — 1870) — был человеком замечательным. Культурный и гуманный человек, Григоров являлся противником крепостного права и поборником распространения образования в широких слоях населения. Долгое время деятельность Александра Николаевича на ниве просвещения не приносила плодов, натыкаясь на сопротивление властей. Но после второй женитьбы — на сестре П. В. Голубкова — он стал обладателем многомиллионного капитала. О Голубкове, первооткрывателе золотых приисков, страстном коллекционере, прогрессивном издателе и щедром меценате, сочувственно пишет Г. Шторм в книге «Потаенный Радищев». В это время в России усилилось движение за женское равноправие, одним из лозунгов которого стало требование допуска женщин к среднему и высшему образованию. Григоров принял в этом движении практическое участие. На его средства в Костроме было построено и в августе 1858 г. открыто среднее женское училище, первое в России, переименованное после его смерти в Григоровскую женскую гимназию. Кроме того, приобретенные им прежде деревни Малинки, Кобечиха и Агафоново с населением в 240 человек он отдал в ведение Комитета по улучшению быта помещичьих крестьян, с тем, чтобы оброк, платимый деревенскими жителями, шел на содержание женского училища. Своих дворовых людей А. Н. Григоров отпустил на волю и помог им переселиться и устроиться в Костроме.

В 1848 г. на земле Григорова в усадьбе Александровское и с его помощью была построена бумажная фабрика. Позднее она была перенесена несколько ниже, но до сих пор сохранила название «Александровская».

На фабрике применялся исключительно ручной труд. Сырьем служило тряпье, и его обработка начиналась с того, что работницы садились верхом на скамьи и секли тряпки обычными косами. Кроме как в кочегарке, все оборудование было деревянным — даже на плотину не употребили ни железа ни цемента. Реконструкция фабрики проводится только после революции.

Старший сын А. Н. Григорова, Иван Александрович, построил новую усадьбу Ново-Покровское на реке Киленке с парком, оранжереями, теплицами, рыбными садками. В 1918 г. в усадьбе возникла одна из первых в уезде сельскохозяйственная коммуна «Борец». Младший брат И. А. Григорова, Митрофан Александрович, был хорошим знакомым А. Н. Островского и его коллегой по должности почетного мирового судьи. Имена его детей Николая (1873 — 1930-е гг.) и Александра сохранились на страницах русской военной истории. Николай Митрофанович, закончив Морскую академию, был назначен штурманом на крейсер «Алмаз», совершивший в годы русско-японской войны поход в составе эскадры Рожественского от Либавы до Цусимы. В Цусимском сражении 19 мая 1905 г. Григоров совершил подвиг, исправив повреждение руля под огнем неприятеля. После разгрома и сдачи части русского флота командование крейсера решило прорываться во Владивосток самостоятельно. Штурман Григоров проложил курс корабля вдоль самых берегов Японии, так что японцы, принимая «Алмаз» за свое судно, не преследовали его. Только «Алмаз» и два миноносца прорвались во Владивосток.

Позднее Григоров командовал строящимся линкором «Гангут» (с 1922 г. — «Октябрьская революция»), а в годы первой мировой войны, уже в звании адмирала, был начальником штаба Балтийского флота.

Его брат, Александр Митрофанович, снискал, как и дед, известность на ниве народного просвещения. Его имя было присвоено одной из школ, были учреждены «григоровские» стипендии в некоторых учебных заведениях. В первую мировую войну он командовал батальоном, который прикрывал отход русских войск через перевалы в Карпатах и, задержав на сутки наступающего врага, спас корпусную артиллерию и огромный обоз раненых. Батальон же погиб целиком во главе с командиром.

                                                         УСТЬЕ РЕКИ МЕРА                                                         

Что касается Березовки, то ею остался владеть младший брат А. Н. Григорова, Иван Николаевич, бывший во времена Островского уездным судьей. Его младший сын, Николай Иванович, являлся ученым агрономом Петербургской губернии. Его сын, Олег Николаевич, — химик, ныне профессор и декан химического факультета Ленинградского университета, автор большого количества печатных трудов.

Внук И. Н. Григорова, Владимир Сергеевич, — известный в Костроме льнянщик. «За долгие годы работы на Костромском льнокомбинате имени В. И. Ленина, — писала областная газета «Северная Правда», — Владимир Сергеевич создал уникальную коллекцию русских льнов. Это его поэма, его радость. Качество льноволокна он безошибочно определяет на ощупь, на глаз».

Костромской писатель Василий Бочарников посвятил ему стихи:

Лен струит серебряными гривами,

Зачаруйся, вдохновись, поэт.

Лен, обласканный руками Григорова,

Излучает мягкий, теплый свет.

Ни корысти, ни чинов, ни почестей…

Жил, работал, славил русский лен,

И была работа его — творчеством,

И за то ему земной поклон.

Поселок при Александровской фабрике — родина Героя Советского Союза Николая Никаноровича Гурова. 19-летним юношей ушел он отсюда в октябре 1941 г. на фронт, воевал на Волге, одним из первых форсировал Днепр, дошел до Германии. Всю войну старший сержант Гуров служил в разведке, командовал группой мотоциклистов-автоматчиков. Во время штурма Берлина группа с боем проникла на одну из станций метро и захватила штаб крупного немецкого соединения. Грудь героя украсила Золотая Звезда.

Еще выше по течению Медозы расположено село Воскресенское. Сейчас там центральная усадьба одноименного колхоза. С именем одного из владельцев села — Бедарева связаны самые страшные страницы в истории села.

Среди костромских помещиков было немало самодуров и извергов, измывавшихся над своими бесправными крестьянами, но и между ними Бедарев являлся самым гнуснейшим. Родившись в «золотой» для дворянства век Екатерины и с пеленок записанный по тогдашнему обычаю в гвардейский полк, он, не прослужив и дня, к совершеннолетию вышел в отставку с чином «гвардии поручика». Знатный и богатый помещик, он жил то в своих ярославских вотчинах, то в доставшемся ему за женой Воскресенском и даже был избран кинешемским дворянством своим предводителем.

Первые сигналы о вопиющих зверствах Бедарева стали поступать из его ярославских имений. Ярославский губернатор поручил расследование этих жалоб местному предводителю дворянства, а тот послал запрос в Кострому с просьбой выяснить, как ведет себя Бедарев в Воскресенском. Опрошенные властями соседние помещики ничего не сказали о предосудительном поведении его, а наоборот, всячески выгораживали. Однако данные расследования о преступлениях Бедарева в Ярославской губернии оказались столь жуткими, что губернатор передал дело в палату уголовного суда.

Разбор дела продолжался бесконечно долго, срок пребывания Бедарева на посту кинешемского предводителя истек, а его преемник не питал симпатии к зарвавшемуся поручику. К тому времени терроризированные помещиком Воскресенские крестьяне, осмелев, попытались протестовать, хотя прежде не раз убеждались в том, что их жалобы служат только поводом для новых наказаний.

А рассказали крестьяне страшные вещи. Бедарев издевался над репостными с изощренной жестокостью. Порка на конюшне «кошками» и особыми «треххвостками» превратилась в повседневное дело, почиталось легким, «милостивым» наказанием. Особенно доставалось женщинам и девушкам. Понравившихся ему молодых девушек, зачастую не достигших и совершеннолетия, сластолюбец отбирал от родителей и помещал в усадьбе в особом помещении под надзором доверенной ключницы, которую обязал строго следить за поведением содержащихся в его гареме. Время от времени Бедарев призывал одну из девушек к себе и, растлив ее, выдавал замуж в какую-нибудь дальнюю деревню.

Но однажды одна из несчастных наложниц увлеклась молодым дворовым. Когда помещик узнал об этом, его барскому гневу не было предела. И он измыслил неслыханную месть!

Сначала была наказана виновная в недосмотре ключница, которую трижды пороли на конюшне «кошками». Потом изверг выбрал из своей дворни 12 парней и приказал им по очереди надругаться над вызвавшей его гнев девушкой, а ключнице присутствовать при этом и следить, чтобы приказание было выполнено в точности. Семеро отказались и после жестокой порки были сданы в рекруты, остальные не отважились ослушаться лютого барина. Опозоренная жертва этого преступления покончила с собой.

Когда все это произошло, Бедарев не понес никакого наказания — власти сделали вид, что ничего не знают. Теперь же это преступление было зафиксировано в длинном реестре ему подобных. Оставлять Бедарева безнаказанным стало невозможным — его, по совокупности преступлений, приговорили к лишению чинов и к ссылке в Сибирь навечно.

Память о Воскресенском помещике-звере долго сохранялась в народе. Еще в конце прошлого века местные старики-старожилы показывали какие-то подземелья и тайные ходы, связывая их с именем Бедарева. А в Костромском и Ярославском областных архивах и сейчас лежат толстые дела, повествующие о преступлениях «воскресенского султана».

Каждый, кто посетил село, обращает внимание на красивый и большой деревянный дом с верандами, окруженный деревьями. Дом стоит почти у околицы, неподалеку от Медозы. Прежде речка протекала совсем рядом, но изменила русло. В доме живет Борис Сергеевич Киндяков, который сам его и построил накануне первой мировой войны. Проживший здесь всю жизяь, Борис Сергеевич удержал в памяти многие события местной истории, он лично знал Б. М. Кустодиева, Пушкиных из Новинок, детей А. Н. Островского. Маститый краевед и горячий патриот своих родных мест, он не прячет свои знания под спудом: воспоминания Б. С. Киндякова печатались в сборниках, его статьи регулярно появляются в областных и районных газетах.

Еще совсем недавно от Воскресенского шла проселочная дорога к деревне Помброво. Около 5 километров полями и перелесками — и взору открывалась чудесная картина: на большом лугу возвышался поместительный деревянный дом, построенный в виде буквы П. За домом разбит небольшой, но густой липовый парк с прудами, а ниже, закрытая деревьями, гремит речка Корба. Поодаль от усадьбы стояло несколько крестьянских изб.

В далеком прошлом Помброво, или Панброво, называлось «Подбровным» и принадлежало Яковлевым, владельцам Анненского. В 1817 г. там вспыхнул пожар, уничтоживший деревянную усадьбу. Новый дом строили из лиственницы, привезенной откуда-то издалека, т. к. в костромских краях это дерево почти не растет. Две длинные анфилады комнат пересекали все здание, в некоторых из них были сооружены камины великолепного рисунка. Из крыльев по крутой лестнице можно было подняться в мезонин с нависающим над парком балконом.

Последним владельцем Помброва являлся Вас. Дм. Яковлев, моряк, участник русско-японской войны. Он, один из немногих, спасся при гибели на рейде Порт-Артура броненосца «Петропавловск» 31 марта 1904 г., когда погибли адмирал С. О. Макаров и художник В. В. Верещагин. Яковлев был близким сотрудником и флаг-офицером Макарова.

Конечно, давно миновало время усадеб, все меньше и меньше остается их на территории лесного Заволжья. Но есть такие исторические места, которые не подвержены разрушительному воздействию времени. Одно из них — речка Вязовка, на которой стояли усадьбы Соймоновых и Григоровых. В 1549 г. на ее берегах развернулась ожесточенная битва. Татарская рать двигалась к Галичу, но ее перехватил костромской воевода Захарий Яковлев. В сражении был убит татарский предводитель Арак, а татары рассеяны.

Народная память сохранила известия и о другом сражении — уже в эпоху «Смутного времени». Тогда мужицкое ополчение билось с польскими шайками у истоков впадавшей в Нодогу речки Нерехты. Когда с наступлением темноты бой прекратился, уцелевшие ополченцы ночью вышли через дремучий бор в село Заборье, унеся и своего израненного вожака.

Спас-Заборье на речке Медозе недаром носит такое название, оно стояло «за бором» — бор тянулся к югу до самой Волги. На всем его протяжении на несколько десятков верст имелось лишь несколько кордонов лесной стражи. Крестьяне редких и малолюдных деревушек, притулившихся на опушке, выплачивали оброк не деньгами, а шкурами и рябчиками. Вся эта местность по рекам Желвате, Нодоге, Шаче, Шарме и Нерехте составляла одну громадную казенную «Владыченскую» лесную дачу. Там в большом количестве водилась лесная, дичь — лоси, медведи, рыси, это было излюбленное место охоты окрестных помещиков.

А. Н. Островский не охотился в даче на крупную дичь, но близость Щелыкова к необъятному лесному массиву, к «сыр-дремучему бору» Замерья по-своему действовала на него. Персонажи пьес «Волоки и овцы», «Лес» и других без конца говорят о подавляющем влиянии леса, о волках и т. д. Во многих произведениях драматурга интерпретируются предания и слухи, доносящиеся из «замерской стороны»: о разбойниках, убийствах, лесных наваждениях.

Александр Николаевич стал очевидцем наступления капитала на Владыченскую дачу с ее природными богатствами после проведения к Кинешме железной дороги. Причину, из-за которой капиталисты зарились на этот лес, объясняет Беркутов в комедии «Волки и овцы»: «В другом месте это огромное богатство, — говорит он Купавиной, — а здесь на лес цены низки: лесопромышленники дадут вам рублей по десяти за десятину». В некоторых пьесах Островский изображает таких ловкачей-промышленников, наживающих огромные деньги на вырубке доставшегося почти даром леса, на скупке имений разоряющихся помещиков. Несомненно, что драматург придавал им черты, подмеченные, например, у знакомого ему дельца Ивана Григорьевича Тихомирова, который скупал лес на сруб и в Щелыкове, и рассказы о феерической судьбе которого были популярны в помещичьей среде. В молодости бедняк, Тихомиров стал владельцем каменных домов в Кинешме, ткацкой фабрики рядом с Владычным и 17 помещичьих имений (в том числе и Высокова). Однако главным и любимым его занятием была лесопромышленность. По воспоминаниям, он любил иметь дела со старушками-помещицами, совсем не знавшими своих владений и цены на них, и сам хвастал, что за два пуда конфет (до которых были охочи старушки) купил на сруб чуть не всю дачу, а лесник за угощение позволил рубить лес, где хочет и сколько хочет.

«Ездил он на плохонькой лошаденке, — вспоминает Б. С. Киндяков, — полуизломанный старенький тарантас, на козлах мальчонка лет пятнадцати. Одет Тихомиров всегда до крайности просто. Когда проезжал близ Воскресенского и в церкви была служба, он всегда останавливался и вставал у денежного ящика рядом с церковным старостой. Бабы шептались: «Тихомиров молится, голова белая, как лунь». Как-то из церкви Тихомиров зашел к нам, я был подростком и помню его разговор с мамой за чаем: «А раньше, Вера Яковлевна, лучше было. Я помню, как в мальчишках гонял ямщину, дадут бывало копеек двадцать на чай, выпьешь ковш кваса да пойдешь плясать...»

Под такой благообразной внешностью скрывался увиденный А. Н. Островским хищник, который вырубил большую часть густо покрывавших кинешемское Заволжье лесов. Вырубленный лес сплавлялся в Волгу по местным рекам. «Лес, — рассказывает Б. С. Киндяков, — шел в плотах, на одном из них устраивали кухню и готовили для сплавщиков обед и ужин, обычно горох и пшенную кашу. Плот звали «казенка». Сплавщики останавливались обыкновенно у мельниц, мостов, что для деревенских ребятишек было развлечением. Издалека увидев плот, они кричали «казенка, казенка!» и все гурьбой бежали к месту стоянки с мисками и ложками, а обычай был кормить всякого и каждому в миску накладывали каши и обильно поливали постным маслом».

Наряду с лесопромышленниками, интерес к Замерью с последней четверти XIX в. проявляют и предприниматели. Здесь стали возникать древесно-порошковые заводы и крохотные смолокуренно-скипидарные заводики. А. Н. Островский наблюдал это и в пьесе «Дикарка» изобразил энергичного дельца Малькова, несколько идеализировав его: «Мальков трудится сам, — отмечал драматург, — и на свои трудовые деньги заводит школы для крестьян...»

Про школы А. Н. Островский упомянул не случайно. Помещики восточной части Кинешемского уезда выступали против робких попыток земства создать в некоторых деревнях школы. Даже такой прогрессивный деятель, как Г. И. Невельской, тоже местный помещик, возражал против обложения его имения налогом на нужды народного образования. Все это не могло не возмущать драматурга.

На левом берегу Волги, ниже впадения в нее Меры, во времена Островского и ранее существовало несколько постепенно хиреющих «дворянских гнезд». Александр Николаевич был знаком с хозяевами тех усадеб, а как почетный мировой судья, разбирал часто возникающие тяжбы между тамошними крестьянами и помещиками. В приволжских усадьбах положение крестьян издавна было очень тяжелым. В штрафном журнале одной из них за 1829 г. есть, например, такая запись: «Скотница Катерина Гаврилова за нерадение к своей должности наказана розгами — 50 ударами. Федор Трофимов за ругательство с десятником Михаилом Кузьминым наказан розгами. Ивана Строева за ослушание старосты — заставить чистить отхожие места».

После крестьянской реформы владельцы усадеб, стоящих, как правило, на самом берегу реки, удержали за собой береговую полосу, препятствуя крестьянам пользоваться ею. Это приводило к столкновениям и усиливало неприязнь окрестного населения к владельцам усадеб. Такой конфликт красочно описан в автобиографическом романе видного советского писателя Вс. Н. Иванова «На нижней Дебре» (1958 г.). В романе описывается поездка автора, тогда — в 1905 г. — гимназиста, в усадьбу Зуевка, переименованную им в Векшино. Находилась она недалеко от устья Меры, впадающей в Волгу, в 8 верстах от Кинешмы. Герой романа на лодке доплыл до большого села Никола-Мера и там узнал дорогу до усадьбы.

«Вдоль изгородей он шел через поля. Вправо, далеко по утору, под багровое небо веерами уходили полосы пахоты, по гребню тянулись нотными линейками поскотины, крестами чернели елки.

А влево, по низу, по лугам, к Волге, — все было открыто, широко, привольно и уже темно и спокойно. На огромном просторе поблескивала речка Мера. Сперва побежав близко к самой Волге, она потом отбегала прочь, чтобы, описав по лугам почти правильное полукольцо, снова повернуть и броситься уже в Волгу. Высокий берег над излучиной Меры был опушен высоким бором».

Дом стоял над рекой, за изгородью в глубине невысокого сада. «Пустоватая комната с бревенчатыми, проконопаченными стенами пахла сосной. На высоком камине горели два пятисвечных бронзовых канделябра, свечи в них поддерживали голые кокетливые гении, и нежный свет сеялся по гостиной. Вычурное зеркало все в темных пятнах, в почерневшей золотой раме глядело из простенка, старинная мебель была обита веселеньким кретончиком. На бревнах одной стены висели олеографии — приложения к «Ниве» — «Поцелуйный обряд» и «Гаданье девушек», а напротив, на другой, над облезлым роялем — потрескавшийся, в овальной раме портрет заносчивой дамы, с розой в темных волосах, в черном кружевном платье, с веером в руке у тонкой талии».

Двадцать лет минуло тогда со дня смерти А. Н. Островского, но нет сомнения, что великий драматург не единожды сидел в таких именно гостиных, приезжал в такие имеяно усадьбы, где десятилетиями ничего не менялось. Ведь и описание усадьбы Соколове, сделанное А. П. Бородиным, многими чертами напоминает строки книги Вс. Н. Иванова о Векшине-Зуевке.

Но и в этих законсервированных усадьбах рождались люди, ставившие целью взорвать сонную тишь «дворянских гнезд». Чуть повыше Зуевки стояла деревня Патракеиха, принадлежавшая в дни Островского Анне Платоновне Плаутиной-Огаревой (1808 — 1886), сестре поэта-демократа. Здесь в 1882 г. родился Аристарх Дмитриевич Макаров. Земли было мало, а семья у отца росла, и 13 лет Аристарха определяют на фабрику «Томна». Через 10 лет неразвитый деревенский подросток стал передовым рабочим-революционером. В 1905 г. Аристарх Макаров стал членом Кинешемской группы Костромского комитета РСДРП. Избранный в исполнительное бюро, он проявил себя талантливым организатором. Но и жандармы не оставили без внимания его деятельность. В 1908 г. за участие в организации забастовки революционер был арестован и после 8-месячного заключения в костромской тюрьме выслан на два года в Соль-Вычегодск. В 1910 г., отбыв ссылку, Макаров переезжает в Москву, где устраивается ткачом на одной из фабрик. Однако через несколько месяцев последовала новая ссылка — в Архангельскую губернию сроком на три года. Вернувшись из нее, революционер ведет подпольную работу в Иванове, Шуе, Костроме. После революции он избирается членом Кинешемского Совета, затем воевал на фронтах гражданской войны. Лишь в 1921 г. возвращается Макаров в Кинешму, где его избирают секретарем уездного комитета партии. Затем следует перевод в Рыбинск на пост председателя окружного исполкома.

Последние годы жизни Аристарх Дмитриевич работал торгпредом СССР в Германии. В 1932 году скоропостижно скончался.

Совсем близко от Патракеихи, при впадении в Меру речки Рогозинихи, стояла в прошлом веке небольшая усадьба. Однажды в 1840-х гг. приехал в Рогозиниху повидаться с хозяйкой Федосьей Тимофеевной Невельской ее сын, моряк, не бывавший на родине много лет. Но матери не оказалось дома — она сидела под «домашним» арестом в Кинешме. Моряк бросился в город и узнал, что его мать, жестокая и гневливая помещица, засекла насмерть крепостную девушку, а брат бросил труп в речку. Потрясенный моряк, не заступаясь за преступную мать, поспешил вернуться на свой корабль. А вскоре, в 1848 г., транспорт «Байкал», которым командовал капитан-лейтенант Геннадий Иванович Невельской, вышел из Кронштадта, взяв курс на далекую Камчатку. Это плавание доставило Невельскому громкую славу, а России — обширные территории на Дальнем Востоке. С самыми скромными средствами, нарушая все инструкции косных царских министров, Геннадий Иванович осуществил дело своей жизни: доказал, что Сахалин — остров, что река Амур доступна для морских судов, поднял русский флаг в землях Приамурья и Уссурийского края. Его великие заслуги перед Россией принесли ему чин адмирала, но двор не простил ему «самовольных» действий — Невельского засунули в ученый комитет Морского министерства. Бездеятельная служба раздражала энергичного адмирала — все чаще и чаще подавал он с наступлением летних месяцев по начальству рапорты с просьбой об отпуске его в Рогозиниху. Приезд Невельского в округе всегда был событием — все знали о великих подвигах этого невысокого, худощавого и очень нервного человека. Геннадий Иванович гулял по окрестностям, подолгу стоял над Мерой, вникал в крестьянскую жизнь. В местном архиве хранятся собственноручные записи мореплавателя по вопросу улучшения быта помещичьих крестьян, его соображения по поводу устройства крестьян его имения после их освобождения от крепостной зависимости. Но не это было главным для Невельского во время проживания в усадьбе: в Рогозинихе он писал свой замечательный труд — «Подвиги русских морских офицеров на Дальнем Востоке». В Рогозиниху он приезжал почти до самой смерти в 1875 г.

К сожалению, ни от Рогозинихи, ни от Зуевки ничего не сохранилось. Усадьбы стояли на самом берегу, а после возведения плотины у Городца и создания «Горьковского моря», уровень воды в Мере поднялся и она затопила близлежащие селения. Теперь вода подступила к самой деревне Ананьино, которая тоже, кстати, принадлежала Г. И. Невельскому.

Рядом с этой деревней, а от нее уже недалеко и Высоково, которым так восхищался А. Н. Островский, ловивший здесь, в Мере, неводом рыбу, располагалась еще одна усадьба — Городище. Название усадьбы символично, оно напоминает о далеких предках, укрывавшихся здесь от врагов за земляными укреплениями. Вообще в этих местах много искусственных холмов, курганов. Два больших кургана высятся, например, на обрывистом берегу Меры при впадении ее в Волгу, за Долматовским поселком — возможно, их насыпали кривичи. Известны Зуевские, Борятинские и прочие курганы, относящиеся предположительно к XI — XIII векам.

Некогда Городище было тесно связано со Щелыковом. Его хозяин Демьянов доводился родственником генералу Ф. М. Кутузову и одно время был назначен опекуном его малолетних детей. А последним владельцем Городища, уже незадолго до революции, был Н. Н. Некрасов, дальний родственник великого русского поэта.

Все перечисленные селения и усадьбы находились сравнительно недалеко от Щелыкова и были достаточно известны А. Н. Остров|скому. Но на самой окраине «земли Островского», за стеной нетронутого еще леса, существовала одна деревня, вероятно, даже неизвестная драматургу. Тем не менее, она заслуживает упоминания в перечне историко-мемориальных мест вокруг Щелыкова, так как из нее вышел заметный деятель отечественной литературы.

Весьма скромно звучит сейчас имя видного земляка А. Н. Островского — Николая Федоровича Грамматина (1786 — 1827). А когда-то он печатался в лучших журналах того времени — «Вестник Европы», «Сын Отечества» и других, переписывался с В. А. Жуковским, М. В. Милоновым, В. Л. Пушкиным, В. В. Измайловым. Родина Н. Ф. Грамматина — деревня Матвеевское на реке Нодоге. Она была довольно значительным селением, но сейчас затоплена поднявшейся в устье Нодоги и Желваты водой. В глухой помещичьей усадьбе трудно было дать ребенку образование, и родители отправили его в Московский университетский пансион. Там у Грамматина проявилось поэтическое дарование, стихи его стали публиковаться в печати. В 1809 г. он получил степень магистра словесных наук за рассуждение «О древней русской словесности» и занял пост директора костромской гимназии и училищ.

Грамматин был незаурядный и гуманный педагог и много способствовал распространению образования в Костромской губернии. Продолжалась и его литературная деятельность — вышел в свет сборник «Досуги» (СПб, 1811). Проявил себя Николай Федорович и как даровитый переводчик со славянских языков — в 1823 г. им был издан в Москве перевод «Суда Любуши». Но делом своей жизни поэт считал изучение «Слова о полку Игореве», которым занимался 15 лет. В 1823 г. в Москве вышел его перевод «Слова...» с древнерусского языка, с подробными историческими и критическими примечаниями, на год раньше в «Вестнике Европы» печаталось его критическое рассуждение о «Слове». Разъяснения непонятных слов и выражений филолог искал в самом русском языке и дал немало удачных объяснений.

Николай Федорович был передовым человеком своего времени: хранил у себя список «Путешествия из Петербурга в Москву», а после восстания декабристов в 1825 г. жандармы доносили о его близости к участникам тайных обществ. Однако и в плеяде поэтов допушкинской поры Грамматину отводится не последнее место — в его стихах есть истинная поэзия, его песни близки к народным.

* * *

Мы закончили путешествие по территориально незначительной, но очень насыщенной достопримечательностями «земле Островского». Насыщенность эта, сначала удивляющая и кажущаяся необъяснимой, на самом деле закономерна.

Случайно, что Н. Ф. Островский купил с публичных торгов Щелыковскую усадьбу, хотя, как природный костромич, он был наслышан о красотах тех мест. Но не случайно, что Александр Николаевич, навестив новое имение отца, всей душой полюбил Щелыково, его окрестности, здешние косогоры, речки, рощи, предания, народные праздники. Он был далеко не первым, кто оценил лесное Заволжье и пленился им. Но именно Островский, великий драматург, первый необычайно ярко осознал и выразил — в творчестве, в письмах — «замечательность» этого края, его живительную способность восстанавливать физические и духовные силы городского жителя, его красоту и живописность. Он писал в 1876 г. художнику М. О. Микешину: «Жалко, что ты не пейзажист, а то побывал бы у меня в деревне: подобного русского пейзажа едва ли где найдешь». Как бы откликаясь на этот призыв, через четверть века в окрестностях Щелыкова поселился выдающийся русский художник Борис Михайлович Кустодиев, и лесное Заволжье вдохновило его на создание прекрасных полотен и акварелей. Но не менее притягательное влияние оказывало оно на людей, по роду деятельности далеких от искусства, — многие годы жил и творил рядом со Щелыковом крупнейший астроном академик Ф. А. Бредихин.

Каждый, кто посетит этот край, проедет Галичским трактом, пройдется по черемуховым берегам Куекши, поглядит на Щелыково с сергеевского косогора, с лобановской «стрелки», поймет сам, без всяких объяснений, почему этот край имеет такую притягательную силу.
  
 
У РЕКИ МЕРА
По Сендеге и Куекше
Поблизости от Щелыкова протекают три реки: Мера, Куекша и Сендега. Но лишь первая заслуживает названия реки, а Сендега с Куекшей — узкие и мелкие речушки, сплошь заросшие ольхой, ивняком и черемухой. Такими они были и столетие назад, когда в Щелыкове жил Островский. Немало верст исходил он вдоль этих речек: ловил в них рыбу, гулял по их берегам, заходил в соседние усадьбы.
Речки, особенно Куекша, протекавшая непосредственно через усадьбу, вообще играли немаловажную роль в его щелыковском времяпрепровождении. На Куекше Александр Николаевич регулярно купался: «Теперь, благодаря хорошему воздуху, а главное, купанью, я чувствую себя свежее», — сообщал он в 1878 г. Он полюбил катанье на лодке. Обычно драматург плавал вверх по течению от купальни до Бережков, вниз — до деревни Субботино. К лодке он приохотил и детей. И. И. Соболев вспоминает: «Бегал я часто в усадьбу к его сыновьям, нередко и они приходили к нам в Бережки. Катались мы на лодке... У нас до реки рукой подать, только в овраг спуститься. У Островских своя лодка, у меня своя... Подарил мне Александр Николаевич рожок, он и теперь у меня хранится. Такой же рожок был и у его детей. Соберутся они гулять, загудят в рожок на берегу реки. Я откликаюсь, значит ждут».
Близлежащие речки позволяли Островскому наслаждаться и своим любимым занятием — рыбной ловлей. «У нас нет ни форелей, ни хариусов, но зато весенняя охота на живца интересна обилием улова, — писал он в 1880 г. А. Майкову. — Крупная хищная рыба: щуки, большие окуни, голавли, жереха (шерешпера) хватают беспрестанно. В мае тоже хорошо берут на красного червячка лещи, но охота на живца веселее». При этом у каждой реки была, так сказать, своя функция. В широкой и полноводной Мере рыбу промышляли неводом. На Сендеге, в которой водилась крупная рыба, Александр Николаевич охотился с острогой, чаще всего по ночам, с фонарем. «Теперь езжу по вечерам на лодке с острогой», — извещал он Бурдина в 1872 г. На узкой Куекше, которая еще по описанию XVIII в. имела в ширину всего 6 метров, а в глубину 1 метр, Островский сидел обычно с удочкой. Там его не очень интересовали результаты лова. Случалось, что он, поймав рыбу, опять отпускал ее в воду.
— Зачем вы это, Александр Николаевич? — удивился однажды Ваня Соболев.
— А я наловил уже для завтрака. С меня и довольно. Приду завтра и поймаю еще.
Сидение с удочкой на берегу речки являлось для драматурга занимательным и здоровым отдыхом. Он сам указывал на это в письме к А. Н. Майкову: «Меня рыбная ловля и вообще деревня значительно поправляет». Конечно, существенную роль играла здесь и окружающая природа. Кропачев описывает свое пребывание у Островского в августе 1881 г.: «Мы вдвоем тогда удили с лодки рыбу, сначала в запруде около мельницы, а потом в реке Меричке, — после обеда и небольшого отдыха. Вечер был теплый и сухой, несмотря на пасмурное небо, и в воздухе отдавало благовонным запахом сосны, которой изобилует Щелыково».
Но рыбная ловля была составной частью и творческого процесса. Его брат, Петр Николаевич, прямо свидетельствует: «...важнейший подготовительный процесс задуманной пьесы протекал обыкновенно у Александра Николаевича во время летнего отдыха в его любимом Щелыкове. Там, пока Александр Николаевич часами сидел на берегу реки, с удочкой в руках, пьеса вынашивалась, тщательно обдумывалась и передумывались ее мельчайшие подробности». Наконец, Островский со знанием дела воспроизводил свое любимое развлечение в пьесах. Например, рыбная ловля подробно описана в драме «Светит да не греет».
Обойдя местные реки, Александр Николаевич познакомился и с помещичьими усадьбами, стоящими на их берегах.
Эти усадьбы, кучно рассыпанные по Сендеге и Куекше, были, как правило, деревянными, бедными. Стояли они на особицу от деревень, имели позади, пусть крохотные, но парки...
Первая из них — Дорофеево. Ее запустение и «конечная погибель» проходили на глазах драматурга. Стояла усадьба недалеко от Щелыкова, вверх по течению Куекши и почиталась стариннейшей в крае.
Еще выше по Куекше стояла другая усадьба — Минине. Принадлежала она Лермантовым. Когда-то первый в их роде шотландец Юрий Лермант был испомещен в костромских местах, и его потомки стали костромичами, но один из них перебрался в Тулу — из этой, «изменившей» Костроме ветви и происходит гениальный поэт.
При жизни А. Н. Островского владел Минином маститый адмирал Михаил Николаевич Лермантов (1792 — 1866). 20-летним мичманом встречал он отечественную войну 1812 года. После настойчивых просьб его перевели с Балтики в гвардейский флотский экипаж, находящийся в арьергарде армии. Подлинным героем юноша показал себя в Бородинском сражении. Поле битвы пересекала река Колоча, на правом берегу которой укрепились русские. В начале боя к переправе через реку внезапно подступил неприятельский полк из корпуса Богарне, оттеснил малочисленные русские части и захватил мост. Опасность угрожала всему правому флангу русской армии: французы могли подтянуть силы и, перейдя мост, прорвать оборону у села Бородина. Встревоженный сложившейся обстановкой, Кутузов приказал уничтожить мост во что бы то ни стало. Была выделена группа из 30 моряков, командовать ею вызвался мичман Лермантов. Под жестоким огнем неприятеля группа Лермантова прорвалась к мосту и уничтожила его. Французский полк на правом берегу Колочи был отрезан, а затем полностью уничтожен подоспевшими русскими войсками.
Из селений, расположенных на Сендеге, Островский чаще всего бывал в деревне Тимино, состоящей тогда всего из двух дворов. Здесь жила известная в биографии драматурга Ирина Андреевна Белихова. Эта помещица имела всего одного крепостного, и по дошедшим сведениям, нещадно над ним издевалась. Но с одной «крестьянской души» доход был невелик, и Белихова устраивалась управительницей к дворянам побогаче, не жившим постоянно в усадьбах: Патракеевым, Сабанеевым, с 1866 г. — к Э. А. Островской. И в Щелыкове она по привычке обращалась со слугами и крестьянами очень грубо, доводила их придирками, и Александру Николаевичу постоянно приходилось улаживать вспыхивающие конфликты. В усадьбе Белихова неукоснительно поддерживала чистоту и порядок, умело заготавливала в большом количестве соленья, варенья и настойки, но сделать усадебное хозяйство рентабельным не могла. Ирина Андреевна по-своему привязалась к семейству Островских, часто писала им письма, наполненные курьезно изложенными новостями из местной жизни. «Ах, — извещала она Островского в декабре 1869 г., — у нас столько волков — бездна, по улицам ходят, у вас Соловейку и мою собаку тоже съели, и маленького одного щенка съели». Драматург использовал эту запомнившуюся ему деталь в пьесе «Волки и овцы». «Вот, бог даст, — пророчит Павлин судьбу псу Мурзавецкого Тамерлану, — осень придет, так его беспременно, за его глупость, волки съедят. Недаром мы его волчьей котлеткой зовем». Павлин угадал. «Близ города, среди белого дня, — сетует Мурзавецкий, — лучшего друга... Тамерлана... волки съели!»
В 1870 г. Белихова скончалась. «Любимый друг, Федор Алексеевич, — извещал по этому поводу Островский Бурдина, — у нас умерла старушка, управляющая нашим имением; это обстоятельство и задерживает меня в Щелыкове и отвлекает от дела». Ирина Андреевна оставила после себя довольно путанное завещание, и Островскому пришлось приложить много усилий, чтобы принадлежавшая Белеховой земля досталась ее бывшим крестьянам, он даже ездил с данной целью в Кострому. Благоприятного решения суда ему помог добиться П. И. Андроников, и в 1873 г. Островский пишет своему костромскому поверенному: «Также благодарны Вам и наследники Белиховой испытавшие некогда всю тяжесть ее барской руки и получившие наконец (и то благодаря моим настояниям), мзду за свою рабскую безответность». Любопытно, что новым управителем Щелыкова Островский взял молодого крестьянина из того же Тимина Н. А. Любимова, который служил у него восемь лет.
Неподалеку от Тимина находится деревня Сергееве, которая в прошлом веке была довольно крупным селением. Островский восхи. щался ее местоположением: «Наш дом стоит на высокой горе, — писал он, — а есть места, например, деревня наша Сергееве, откуда наш дом кажется в яме, а эта деревня в четырех верстах от нас на север».
Сейчас в Сергееве осталось пять домов — они разделились на две группы, а между ними на живописной зеленой лужайке стоит могучий столетний вяз, под которым, по преданию, сиживал Александр Николаевич. Отлогий длинный спуск, заросший кустарником, тянется от огородов вплоть до Сендеги.
В Сергееве живет Василий Андрианович Старостин, человек удивительной биографии. Сын вятских крестьян и питомец Московского университета, кандидат химических наук, Старостин заведовал кафедрой химии в одном из институтов. По призыву партии он стал председателем отстающего колхоза «Русь Советская» в окрестностях Щелыкова, вывел его в число передовых в Костромской области. Вместе с тем, Василий Андрианович — член Союза советских писателей, автор нескольких книг, написанных былинно-песенным «ладобоем». Писатель разработал свою оригинальную теорию народного стиха. Вот как описывает он, почти с фотографической точностью, берег Сендеги под Сергеевом:

Под угориной — 
    просторина,
        она
Зеленистой зеленухой зелена. 
Мирно     катится река
на перекат, 
Мимо камня
    серяка
        старика;
Ты, речоночка, журчистыми 
Скрылась струйками под листьями. 
Поднамыла
    под разлив
        бережки, 
Оголила
    там у ив
        корешки. 
Оттого-то ивы плачутся с тоской 
Над журчатой, над подмывистой рекой. 
Но широкая долинина 
Синим днем оголубинена.
Но Старостин — не только автор былин, есть у него сказы и на современную тему.
«Под угориной просторина», о которой повествует стихотворение, находится на берегу Сендеги. Там, на левой стороне реки, против деревни Лобанове, виднеется высокая, заросшая лесом гора, именуемая в народе Стрелкой. В прошлом веке по воскресеньям на Стрелке проводились гулянья, были устроены скамьи для сиденья и беседка-гриб. Александр Николаевич приходил сюда с семьей, оделял конфетами собравшихся крестьянских детей. Впрочем, Островские бывали здесь и в будние дни. Драматург сообщал об этом С. В. Максимову: «Читаем, гуляем в своем лесу, ездим на Сендегу ловить рыбу, сбираем ягоды, ищем грибы... Отправляемся на луг с самоваром — чай пьем». В. А. Маслих пишет: «Нередко после обеда, когда спадала жара, отправлялись (Островские) всей семьей на Стрелку к деревне Сергееве. В этом месте река Сендега делает крутую петлю и высокий лесистый берег обрывается к воде отвесной кручей. С гребня горы открывается чудесный вид на ближние деревни и усадьбу. Нагулявшись, собирались вокруг весело кипящего самовара и пили чай. Домой возвращались к ужину с полными корзинами ягод».
Из усадеб по Сендеге одной из ближайших к Щелыкову было Покровское — впрочем, в селе находилась не одна, а целых четыре усадьбы, принадлежавшие разным владельцам.
Мрачную славу «кинешемской Салтычихи» снискала покровская помещица Молчанова. Память о ней с годами изгладилась, но сохранились документы. В них рассказывается, что в ночь на 21 декабря 1821 года помещица, жившая в усадьбе с двумя дочерьми, легла спать с младшей из них и крепостной горничной в одной из комнат. Старшая, уже взрослая дочь, улеглась в своей комнате. В полночь усадьба загорелась с разных сторон, и барыня с дочерью и горничной сделались жертвой всепоглощающего пламени. Старшая дочь успела спастись.
Поджог был очевиден, началось следствие. Оно установило, что поджог явился местью Молчановой со стороны дворни за ее неслыханную жестокость. Оказалось, что помещица, имея значительные средства, держала дворовых впроголодь, на мизерной «месячине», состоящей из гнилых и малосъедобных продуктов. Так, вместо муки выдавалось толокно — вспомним некрасовские строки «Хоть с толокна животы подвело» из «Псовой охоты». Особенно доставалось женщинам, которым давались непомерно высокие нормы обработки льна и т. д. Работали даже в праздники, несправившихся с «уроками» Молчанова собственноручно избивала чем попало. Порка была обычным и повседневным явлением. Крепостные много лет жаловались на помещицу, но уездные предводители дворянства не давали жалобам ходу.
Следствие установило виновных, они сознались, получили по 200 ударов плетьми и были сосланы на каторжные работы в Нерчинские рудники.
Старшая дочь «Салтычихи» еще долго хозяйничала в Покровском. Как передавали местные жители, именно она послужила прототипом Мурзавецкой в пьесе «Волки и овцы».
В своих произведениях А. Н. Островский не раз упоминал Покровское. Например, в комедии «На бойком месте» ямщик Разоренный в беседе с трактирщиком Бессудным говорит: «Я в Покровском на сдачу взял до Новой деревни...»
Островскому нравилось местоположение и вид Покровского, и он уговаривал своего сводного брата Андрея Николаевича (1845 — 1906) приобрести для себя это имение. Андрей Николаевич был очень талантливый человек, но никак не мог найти свое призвание. Кандидат естественных и юридических наук Московского университета, он написал ценные работы о флоре костромского края. Он зарекомендовал себя солидным знатоком песенного народного творчества, и его обширные познания драматург использовал при написании четвертого явления пролога в «Снегурочке». Андрей Николаевич часто навещал брата в Щелыкове, и тот скучал без него: «Без Андрюши скучно, — жаловался он в 1867 г. жене, — впрочем, он скоро приедет». Александр Николаевич поддерживал намерение младшего брата заняться сельским хозяйством и поселиться по соседству с Щелыковом. В 1874 г. Андрей Николаевич решил осуществить свой план. «Теперь у нас Андрюша, — сообщал драматург Н. А. Дубровскому, — он покупает имение рядом с нами — село Покровское». В последний момент покупка не состоялась — Андрей Николаевич женился и уехал к жене в Казанскую губернию, где и занялся адвокатурой.
Выше Покровского по течению Сендеги находится село Адищево. Там в 1752 году была основана бумажная фабрика. В 1779 г. она перешла в руки Демида Мещанинова, богатого «коммерции советника и разных фабрик содержателя», как именовали его в документах — поэтому и Адищево получило второе название «Ново-Демидовское». Первоначально фабрика значилась в ведомостях как водяная бумажная мельница и производила до 5000 стоп бумаги в год. Работало на ней 315 крепостных из Адищева.
Чванливый и жестокий Д. Д. Мещанинов старался, ради рекламы, чтобы фабрика поставляла бумагу самого высокого качества, безжалостно наказывая рабочих за малейший брак. К началу XIX в. выработка фабрики поднялась до 13 тыс. стоп бумаги, в том числе и почтовой. В договорах на издание книг и журналов того времени нередко можно было встретить условие, чтобы типография печатала их обязательно на бумаге «Демидовской фабрики».
Адищевская картонно-бумажная фабрика действует и в настоящее время. Это — одно из старейших предприятий бумажной промышленности СССР и старейшее по времени возникновения предприятие Костромской области.
Во времена Островского Адищевом владел Г. Н. Вишневский, видный местный деятель, бессменный посредник по межеванию, мировой судья. По службе он часто соприкасался с А. Н. Островским, тоже избиравшимся в уезде почетным мировым судьей, и тот близко узнал соседа. «Мой отец, — рассказывала дочь Г. Н. Вишневского, — ведь очень дружил с Александром Николаевичем. Это большие приятели были. Отец был первым земцем в нашем уезде, и с Александром Николаевичем у него много было разговоров на земельные темы».
Местное земство открыло в Адищеве первую в уезде больницу, в создании которой принимал участие и А. Н. Островский. Одна из дочерей Вишневского — Мария, ставшая женой врача этой больницы Олихова, была «своим человеком» в Щелыкове и после революции опубликовала воспоминания, благодаря которым мы узнаем много интересного о жизни в щелыковской усадьбе, о взаимоотношениях в семье драматурга и т. д.
Александр Николаевич часто бывал в Адищеве, тогда крупном центре округи с училищем, базарами, по делам, навещал и семейство Вишневских, часто во время прогулок доезжал до села, поскольку дорога была приличная. «Мне очень памятна, — пишет М. Г. Олихова — моя последняя с ним встреча. Мы идем с матерью и видим: с горы съезжает на тройке, сам за кучера, крепко сдерживая лошадей, Александр Николаевич. «Вот и я свой выводок привела, — сказал он, здороваясь. В тарантасе, действительно, сидели члены его семьи».
В настоящее время в Адищеве живет поэт Виктор Сергеевич Волков, человек трагической судьбы. Сын краснознаменца-создателя первых колхозов в районе, он в 1941 г. 18-летним юношей ушел на фронт. Окончил летное училище, защищал небо над Москвой Тяжелое ранение, слепота... Но Волков нашел свое место в жизни. Сначала в районной, потом в областных газетах и сборниках стали появляться его стихи: о суровых военных буднях, о друзьях-фронтовиках, о летчиках, о красоте мест, памятной с детства. В 1956 г. Костромское издательство выпустило первый сборник стихов Виктора Волкова «Испытание». Стихи привлекают красочностью образов и музыкальностью, мужеством и гражданской страстностью:

Я ослеп. Я ничего не вижу...
Что ж!.. Презрев безвременную тьму,
Я войну всем сердцем ненавижу,
Я ее зачинщиков кляну.
Не по возрасту постиг я муки,
Исходил с боями полземли,
Чтоб об этом сыновья и внуки
Только в книжках прочитать могли.

Успех окрылил автора. Появляется второй сборник стихов о жизни родного края, о тех, кто своим трудом преображает его. Книга называлась «В ночном полете». Недавно вышел третий сборник — «Сквозь метель». Сейчас поэт подготавливает к печати новые стихи.
Виктор Волков остро ощущает, что он живет в местах, любимых и воспетых великим драматургом, что эта связь, эта преемственность ко многому обязывает писателя-современника.
Преклонение перед памятью А. Н. Островского пронизывает его творчество. 14 июня 1956 г. при открытии в Щелыкове бюста драматурга Виктор Волков прочел свои стихи:

Вот она, усадьба Щелыковская!
Не состарят памяти года.
Чтоб почтить бессмертие Островского,
Собрались сегодня мы сюда.
Нет, не остов камня обелисковый
И не склепа холод гробовой.
Как живого, как родного, близкого
В наши дни мы чествуем его...

За Адищевом вверх по Сендеге при жизни А. Н. Островского в Щелыкове существовало множество мелких — в редкой насчитывалась дюжина дворов — деревушек: Кишкино, Охлебиха, Пестово и другие. В некоторых из них еще стояли барские дома и доживали свой век разорившиеся помещики. Такая усадьба находилась, например, в Щелканогове (иногда эту деревню по созвучию названий путали с недалеким Щелыковом). Построил усадьбу морской офицер Василий Иванович Нелидов, совершивший в конце позапрошлого века несколько морских кампаний и участвовавший в освобождении от французов острова Тексель у голландского побережья. Наследники его оскудели, землю продали, и во второй половине прошлого века усадьба, как и немало других в этом районе, исчезла с лица земли.
Но воины, отважно сражавшиеся за Родину, на Сендеге не перевелись. И при Островском стояла на берегу речки маленькая деревня Чернятино. В 1941 г. ушли из нее защищать родную землю шестеро Воробьевых: отец и пять сыновей. Отец Дмитрий Иванович и его сын Иван погибли в боях, остальные сыновья вернулись домой с победой. А один — Александр с Золотой Звездой Героя.
Служил Александр Дмитриевич в пехотной разведке. Разведчиков трудно удивить мужеством, но и они прозвали красноармейца Воробьева «Бесстрашным». Однажды он, возвращаясь из разведки, наткнулся на группу из семи немецких разведчиков, которые .хотели захватить «языка». Схватка была скоротечной — оставив троих убитых, гитлеровцы разбежались, а Воробьев, вместе с ценными сведениями, принес и трофейное оружие.
Было и такое. Немецкая артиллерия прицельно била по нашим позициям. Разведчик стал пристально наблюдать за окрестными высотами и на одной из них обнаружил вражеского корректировщика. Дождавшись ночи, боец незамеченным пробрался через боевые порядки противника, подполз к высотке, нашел там вход в замаскированное убежище. Воробьев смело вполз в неприятельский блиндаж. Короткая вспышка фонарика в темноте, бросок — и два гитлеровских солдата обезврежены. Разведчик не торопясь собрал документы, карту, прихватил рацию и вернулся в свое подразделение.
Особую славу Александру Воробьеву принесли бои на Днепре. При форсировании этой реки волжанин использовал все свое мастерство, весь опыт разведчика. Он был одним из первых советских воинов, ворвавшихся на правый берег Днепра. В жарком рукопашном бою Воробьев уничтожил 15 вражеских солдат и двух офицеров, а двух гитлеровцев взял в плен. Это были первые «языки» с правобережья!
Родина высоко оценила подвиг 22-летнего солдата-коммуниста: 23 октября 1943 г. Александру Дмитриевичу Воробьеву было присвоено звание Героя Советского Союза.
Последняя усадьба вверх по Сендеге, в пяти километрах от Чернятина, — Борютино. Во времена А. Н. Островского с почтительным уважением произносили в округе имя ее прежнего владельца — князя Ивана Михайловича Вадбольского, прославленного партизана 1812 года.
Вадбольский был испытанным воином. 15-летним юношей начал он в 1796 г. воинскую службу. При Аустерлице заслужил золотую саблю «За храбрость». Его эскадрон блестяще атаковал французов в сражении при Фридлянде. В отечественную войну Иван Михайлович, командуя Мариупольским гусарским полком, с отличием сражался при Ошмянах, Казянах, Бешенковичах, под Витебском и Смоленском. Раненый в Бородинской битве картечью в голову, он остался в строю, возглавив партизанский отряд. Взаимодействуя с соседними партизанскими отрядами И. С, Дорохова и А. С. Фигнера, он наносил французам большой урон в районе Можайска, нарушая их коммуникации, захватывая пленных и не давая забирать у крестьян продовольствие. Произведенный в генералы, Вадбольский, снискавший репутацию отчаянного храбреца, по-прежнему ходил в атаки и в 1813 г. при Ла-Ротьере был ранен палашом и удостоился редчайшей и почетнейшей награды — ордена Георгия 3-й степени. В 1833 г. заслуженный и израненный воин вышел в отставку. Скончался генерал-лейтенант Вадбольский в 1861 г.

 

____________________________________________________________________________________________

ИСТОЧНИК ИНФОРМАЦИИ И ФОТО:
Команда Кочующие
 Ресурсы поверхностных вод СССР: Гидрологическая изученность. Т. 10. Верхне-Волжский район/ Под ред. В. П. Шабан. — Л.: Гидрометеоиздат, 1966. — 528 с.
 Воронов Ю.Б. 100 избранных маршрутов для путешествий на байдарке. — М.: «Мир», 1993. — ISBN 5-03-003009-3.
Государственный водный реестр РФ: Мера. 
Сайт Википедия.
Туристская водная энциклопедия
Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона: В 86 томах (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
http://kostromka.ru/shelykovo/8.php

Вложение	Размер
Река Мера	190.26 КБ
Река Мера	216.29 КБ
Река Мера	205.54 КБ
109608 (4).jpg	282.72 КБ
109608 (5).jpg	224.94 КБ