Клим Жуков о собственности и справедливости

Ждёшь новых лекций Клима Жукова? Поддержи проект!

Текстовая версия ниже

 Клим Жуков. Всем привет! Сегодня мы сделаем маленькое отступление от нашей серии роликов «Рождение революции». Назовём это не отступлением, а приложением к серии роликов «Рождение революции». Хотелось бы сегодня поговорить о собственности и связанной с этим понятием справедливости. Но сначала хочу обратить ваше внимание на недавно вышедшую вот такую вот книжку – это всего лишь новое издание нового перевода «Науки логики» Гегеля. Выпущена при помощи усилий Фонда Рабочей Академии и канадских товарищей – представляете, какой у нас уже глобалистский, я бы сказал, мировой охват. Низкий поклон товарищам из Канады, без них бы ничего не получилось, они подключились и инициировали издание вот такой книги в 2-ух томах. Это том первый, я второго не взял, но поверьте мне – он есть. Книга издана очень хорошо, прямо скажем, просто приятно подержать в руках. Перевод Столпнера, общая редакция М.В. Попова – профессора, который неоднократно выступал вот за этим столом, с этой кафедры, говоря о диалектической логике, политэкономии и текущем состоянии дел в мире. Он блестящий знаток гегелевской диалектики, и говоря несколько шире – материалистической диалектики, потому что, как мы знаем, Гегель был идеалист, его диалектика не вполне материалистическая, но Михаил Васильевич сделал общую редакцию, под его надзором вышел новый перевод. Причем книга вышла очень интересно – она вышла так, как издавалась ещё в далёком начале 19 века – напомню, что «Наука логики» практически ровесник наполеоновских войн и конкретно Отечественной войны 1812 года. Так вот, вышла она точно так же – в 2-ух томах, потому что логически она разделяется на 3 части, на 3 отдела основных, и вот обычно говорят о 3-ёх книгах, на самом деле это 2 тома всего, вот таким образом она издана. Тираж всего 1000 экз., так что если хотите приобрести бумажную хорошую красивую копию, обратите ваше внимание.

В качестве предисловия, очень интересно, это идея М.В. Попова, и мне кажется, что она очень правильная и сделанная к месту – вместо предисловия М.В. включил в книгу статью Ленина «О значении воинствующего материализма», которая здесь находится, повторюсь ещё раз, очень к месту и весьма полезна к ознакомлению для тех думающих граждан, которые у нас вообще есть и которые хотят разобраться во многих, в т.ч. и текущих, вопросах. Это касается многих работ Ленина, но эта в применении к идеалистической «Науке логики» материалистическая статья, предпосылка к общей книге, она очень хороша и настраивает на нужный лад, прямо скажем.

Поэтому ещё раз: такая книга «Наука логики», новый перевод. Спасибо Фонду Рабочей Академии и канадским товарищам огромное спасибо, ну и Михаилу Васильевичу, конечно, тоже – куда бы мы без него? Хотелось бы ещё и Гегелю сказать спасибо, но я боюсь, что ему уже моё спасибо не очень нужно. Однако, сохраним в душе тёплые чувства и благодарность к этому великому мыслителю.

Теперь же вернёмся к предмету нашего разговора, а именно о собственности и справедливости. Мы можем часто слышать, что справедливость – это понятие относительное, и это замечание совершенно справедливо. Справедливость – справедливо: как-то я не тонко сейчас пошутил. Но это была, в общем-то, не шутка, потому что в самом деле это понятие относительное, и полной справедливости, абсолютной справедливости добиться, наверное, невозможно, как невозможно достичь горизонта – как минимум, у нас один будет высокий, другой при этом будет низкий, у одного волосы будут вьющиеся, а у другого прямые, вот этим двум гражданам, точнее, гражданину и гражданке природа дала пятерых детей, а этому всего лишь одного. Неравновесие всегда сохранится, и полной справедливости добиться невозможно. Но не нужно ли к справедливости стремиться? Конечно, нужно. Но чтобы к чему-то стремиться, это что-то нужно чётко определить, потому что иначе будет непонятно, а куда мы идём, и возникнет риск потратить изрядное количество усилий, энергии, сжечь кучу калорий и прийти совсем не туда, куда хотели. Если кто-то сомневается, что так бывает, посмотрите на соседнюю братскую Украину: там тоже шли куда-то, кстати, к справедливости, как они думали, а пришли к гражданской войне и развалу государства. Поэтому нужно определить, что же такое справедливость.

Если не говорить о природной несправедливости, о которой я только что говорил, на которую я только что указывал – что один выше, другой ниже, у этого 5 детей, у этого 1, а у этого вообще нету, кто-то лысый, а кто-то волосатый – вот о ней мы говорить не будем, мы сейчас будем говорить конкретно о материальной справедливости, которая обусловлена общественными отношениями, т.е. о материальной общественно-обусловленной справедливости, а это вещь куда более узкая и куда более конкретная, чем справедливость вообще.

Вполне очевидно, что такая общественно-обусловленная справедливость – это всего лишь равновесный доступ к материальным результатам общественного производства, т.е. так, что каждый член общества имеет более или менее равный доступ к этим самым результатам, и чем более равный доступ он имеет, тем более справедливо устроено общество, тем больше справедливости у нас на дворе.

Вполне понятно, что это тоже очень далёкая и, прямо скажем, очень труднодостижимая цель, но в её сторону идти надо, и идя в сторону справедливости, мы же должны понять, какие пункты, какие контрольные точки мы пройдём. И безусловно, первая контрольная точка – это размеры материального результата общественного производства – сколько элементарно произведено. Т.е. чтобы обеспечить кому-то более-менее или совсем равный доступ к материальным благам, производимым обществом, нужно, чтобы общество эти материальные блага элементарно производило, ну или добывало каким-то иным путём, например, имело естественные природные плантации хлебного дерева, которое вот оно есть, и с него падает хлеб – то вот да, тогда это не производство, но это присвоение природных благ, т.е. эти природные блага или это производство должны быть, потому что в первобытнообщинном обществе во время первобытного коммунизма распределение, наверное, было самым справедливым, которое вообще можно придумать, но общественный продукт был настолько ничтожен, что о благотворных результатах этой справедливости можно говорить лишь в том смысле, что люди, да, выживали, да, воспроизводились, да, передавали себя из поколения в поколение, несли человечество таким образом на волнах истории всё дальше и дальше. Но нам-то ведь такого не надо, прямо скажем, потому что вопрос-то сейчас стоит уже не просто о выживании, а о развитии, потому что если мы просто выживаем, о каком развитии, чёрт возьми, мы будем говорить? Нет, нам нужно не только выживание, но выживание и развитие. Таким образом, на данном этапе существования общества справедливостью в первом приближении можно назвать равное распределение материальных результатов общественного производства, которые обеспечивают выживание и развитие всех членов общества и самого общества.

Вы видите, что это я почти дал классическое определение коммунизма, которое было записано в первом Уставе партии большевиков. Но это всего лишь первая контрольная точка, о которой нужно поговорить. Есть и другие точки, потому что вторая точка очень важная, мимо которой мы не можем пройти – это тот самый доступ, равный доступ к материальным благам, которые производит общество, т.е. получение оных благ, наверное, в собственность, или, если мы говорим о моменте слома формаций, то получение в собственность одними членами общества за счёт отъёма их у других членов общества.

Т.е. нужно поговорить о собственности: что такое собственность? Вообще, в таком материалистическом понимании, справедливость, о которой мы сейчас говорим, не Богом данное свыше нечто, а вот то, что можно сосчитать на арифмометре «Феликс», отложить на линейке, потрогать руками. Вот тут собственность является одним из ключевых пунктов, который обязательно нужно определить и который обязательно нужно понять. Всё тут элементарно, потому что по-другому может получиться нехорошо.

Чтобы не плодить лишних сущностей сверх необходимого и не изрезать себя на пути к истине целиком «бритвой Оккама», не будем придумывать лишней работы для себя и вспомним, что говорил Карл Маркс по поводу собственности, а по Карлу Марксу, собственность есть отношение субъекта к объективным условиям производства, как к своим, заметьте – не человека, а субъекта, потому что собственность в настоящих условиях может быть как личная, принадлежащая конкретному человеку, так собственность может принадлежать, например, и юридическому лицу, которое вообще не является лицом физическим, это может принадлежать группе лиц, наконец, это может принадлежать очень большой группе лиц, например, целому классу или целиком государству. Поэтому мы просто говорим сейчас о субъекте, который претендует на объективные условия производства, как на свои. Это очень важное определение, которое, на мой взгляд, Маркс дал идеально, почему – сейчас объясню.

Дело в том, что собственность – это часть общественных отношений, это не базисное понятие, это понятие сугубо надстроечное. Базис – экономика, производство, труд, как двигатель производства, находится несколько отдельно, он раньше, он более основной, более базисный, он, собственно, продуцирует надстроечные элементы, т.е. элементы управления, которые находятся над базисом, в т.ч. и элементы собственности он тоже продуцирует. Труд, производство, производительные силы и производственные отношения – вот они в т.ч. продуцируют собственность.

Собственность может быть крайне разной, и на протяжении всей человеческой истории мы видели, как собственность менялась, трансформировалась и эволюционировала вместе с эволюцией производительных сил и общественных отношений, потому что несложно догадаться, что собственность – это всего лишь часть общественных отношений, далеко не главная, хотя и очень важная.

И вот мы видим первобытнообщинный коммунизм: там у нас собственность, ну, какая-то, возможно, была, т.е. можно предположить, что дубина или чоппер каменный, сработанный каким-то нашим далёким бородатым предком, принадлежал ему именно или принадлежала, если говорить о дубине, именно ему, т.е. он относился к этому результату производства, как к своему, он считал, что этот обточенный камень и эта обструганная палка – это моё. Хотя это не факт, но предположить такое мы можем. Но самое главное – это собственность на средства производства. Как такового производства первобытное общество ещё не знало, но добыча материальных благ, при помощи которых наши первобытные прапрапредки поддерживали свою жизнь и воспроизводство, такие средства, конечно, были, и в первую очередь это была охота и собирательство. Для охоты и собирательства нужны угодья, где ты будешь охотиться и где ты будешь собирать. И вот угодья-то находились строго в общественной собственности сперва рода, а потом более крупных образований, т.е. племён. И организация сбора кореньев, трав – чем они там питались, я не совсем разбираюсь в этом, и организация охоты – это было тоже строго общественное дело, т.е. результат такого труда тоже был общественным и распределялся по справедливости, как её понимали в те далёкие каменные времена, т.е. все получали равную долю добычи, и я думаю, что какие-то премии получали самые сильные охотники или люди, потратившие максимальное количество калорий, просто чтобы возместить им затраты этих самых усилий или вознаградит за совершённые подвиги, которые пошли на благо общества.

Вот таким вот образом это происходило, т.е. о личном присвоении результатов, которые продуцирует эта самая собственность, мы говорить в это время не можем. Но т.к., как мы уже говорили, технический прогресс находился на очень низком уровне, то с шагом прогресса у нас прогрессировало и понятие собственности: при следующей формации – при рабовладении, которая, собственно, и дала нам цивилизацию в её изначальной итерации, вот при рабовладении у нас впервые появляется вполне специфическая форма собственности – это личная собственность на средства производства.

Самым главным средством производства в это время был человек, точнее говоря, не совсем человек, а раб, очеловеченный труд, ходячий инструмент, и зависимость раба от господина или, например, от государства, потому что возможно говорить и об институте государственных рабов, вот эта зависимость и являлась главной формой собственности, которая производила основную часть материальных благ, таким образом являясь материальным экономическим базисом общества. И совершенно неважно при этом, кто владел в какой-нибудь Ассирийской империи красивым тканым шейным платком – возможно, кто-то и владел красивым тканым шейным платком, а, вы знаете, возможно, и не одним, как минимум человек или женщина, которые умеют ткать, шить и вышивать, могли себе этих шейных платков нашить не 1, а 21, т.е. это не есть общественно-обусловленная собственность, которая влияет хоть на что-то.

Влияла на что-то собственность на средства производства, т.е. на рабов, которая гарантировалась общественными отношениями. Т.е. раб принадлежал тому или иному индивидууму или тем или иным коллективным субъектам только потому, что общественные отношения позволяли это сделать, институализировав такие отношения в закон. Отсюда третья контрольная точка, которую мы должны пройти по дороге к справедливости, к понятию того, что такое справедливость. Закон – это воля господствующего класса, возведённая в ранг обязательного. Это и есть закон. Т.е. господствовавший класс времён рабовладения продуцировал такие отношения в обществе, что владеть человеком как инструментом, как скотиной, считалось совершенно нормальным делом, и т.к. всё общество было с этим согласно, такая форма собственности имела право на жизнь. Не потому, что кто-то написал закон и издал его, например, на глиняной табличке, как знаменитые законы Хаммурапи, или закон 12 таблиц в Древнем Риме – это законы появились потому, что производительные силы сложили поверх себя вполне конкретную форму общественных отношений, и только поэтому стали возможны законы 12 таблиц, законы Хаммурапи, закон Моисея, который он вытащил с горы Синай, и т.д. Это вещи сугубо вторичные, хотя и, безусловно, очень важные.

Но вот рабовладение пало, и мы видим, как после 5 века н.э. расцвело феодальное право, по крайней мере, сначала в Европе, ну а, видимо, с некоторым отставанием и практически во всём остальном мире, со своими местными, конечно же, специфическими чертами. Что мы видим – а всё то же самое: у нас есть право собственности на нечто, что не влияет на общественные отношения. Например, у крестьянина есть свой посох, своя сума, и жена или мама сшили ему очень красивую, может быть, даже не совсем дешёвую рубашку, и крестьянин относится к этим результатам материального общественного производства, как к своим, т.е. оно принадлежит ему, но при этом свободный крестьянин или частично зависимый крестьянин феодальной эпохи владеет главным – он владеет средствами производства, т.е. он живёт на земле и обрабатывает её при помощи сохи, лошади. Но результаты своего труда он вынужден отдавать феодалу, который его защищает, или, не защищая, в свободное от феодальной работы время может принудить его отдать результаты своего труда силой, т.е. это очередная форма внеэкономического принуждения точно так же, как это было в рабовладельческую эпоху.

Но при этом новая формация дала больше справедливости, чем было раньше, и это дело не только в том, что вдруг не стало рабов – рабы оставались, и дело не только в том, что кто-то получил право собственности – дело в том, что к общественным результатам материального производства вдруг получило доступ большее количество людей, чем было до того, т.е. на один шажок, может быть, поначалу и очень небольшой, но человечество приблизилось к справедливости, той самой, которая была утрачена вместе с первобытно-общинным способом производства и добычи ресурсов. Крестьянин – это больше не говорящая скотина, и у крестьянина, в отличие от раба, может быть собственность. Вы представляете, какой гигантский шаг, который кажется только маленьким шажком, сделало общество в начале раннего средневековья, на исходе античности? Это, конечно, была революция, о чём мы, правда, говорили.

Я просто хочу дать понять, почему это общество, феодальное общество, было более справедливо, чем рабовладельческое – просто из-за того, что большее количество людей получило доступ к материальным благам, производимым обществом, и из-за этого разница долей, которая существует в обществе, в обладании собственностью, стала меньше. Хотя всё равно она оставалась, эта разница, причём на очень большом уровне, и обусловлена была, опять же, двумя вещами: собственностью на основные средства производства и общественными отношениями, т.е. договором того, что люди согласны считать законным, а люди, опять же, как и в рабовладельческом обществе, были согласны считать законным то, что продуцировала надстройка за счёт сдвига производительных сил. А надстройка продуцировала конкретно вот такие феодальные отношения, которые, естественно, рано или поздно подошли к концу, изжили свою историческую полезность, прогрессивность и стали собственным отрицанием, ведя общество к регрессу, деградации, а потом и напрямую реакции, потому что в определённое время, конечно, феодализм стал реакционным классом, а передовым классом стала буржуазия.

Это вот то самое сословие – мещане, которые вызревали в недрах городов, вызревали в каких-то маленьких, а потом огромных рынках, которые концентрировались в европейских городах, чтобы в 16 веке перейти из количественных изменений в качественные изменения, родив новый класс для себя, т.е. буржуазию, класс для себя, который осознал себя, как класс, и стал активнейшим образом бороться за свои права. И эта борьба увенчалась закономерным успехом, потому что именно буржуазия опиралась на самые прогрессивные силы человеческого общества, которые существовали в том время, а т.к. материальный прогресс в широком смысле неостановим, то старое, т.е. феодализм, ушло, уступив дорогу новому, т.е. буржуазии. Вот буржуазия стала прогрессивным классом, победив таким образом феодализм, и человечество совершило ещё один огромный скачок по дороге к справедливости. Он кажется маленьким, но он ещё больше, чем от рабовладения к феодализму, потому что больше никто не мог считаться зависимым по рождению. Отныне внеэкономическое принуждение сменилось чисто экономическим принуждением, что нам теперь, конечно, что нам теперь, конечно, кажется, как «хрен редьки не слаще», ну и прочие остальные народные поговорки, некоторые из них не совсем приличные, поэтому я их приводить сейчас не буду – не тот у нас формат диалога. Но тогда это был скачок, потому что теперь рабочий поступал на работу не потому, что его палкой туда загоняли, а потому, что он явился свободным актором общего рынка, где товаром стало всё, в т.ч. и способность к труду. Таким образом, продавая свою способность к труду, свою рабочую силу, рабочий выступал продавцом на рынке. Это, конечно, очень упрощённо, но чтобы не углубляться в дебри, в которые мы углубляемся в роликах про революцию, пока скажем так. И за счёт этого разница в материальном доступе к результатам общественного производства ещё более уменьшилась, и стала доступна эта самая собственность всё большему количеству людей, и поэтому буржуазное общество, несомненно, справедливее, чем общество феодальное, за счёт доступа к собственности, той самой собственности, которая есть отношение субъекта к объективным условиям производства, как к своим. Т.е. да, как к своим, в буржуазную эпоху больше людей получают большую часть общественного продукта, который продуцирует общество.

Что такое капитализм, особенно капитализм в эпоху своего упадка, в которую мы сейчас имеем несчастье проживать? А может, и счастье – Бог его знает, в конце концов, время-то интересное. Многие, начиная с Прудона, говорили ещё, что собственность – это кража. Некоторые столь же недалёкие в своих рассуждениях люди готовы сузить данное утверждение и сказать, что капиталистическая собственность есть кража. Это совершенно не так, это неправильно, потому что кража, или, например, мошенничество – это нерегулярный отъём общественного продукта некоторыми гражданами с пониженной социальной ответственностью, который, вы знаете, может увенчаться полным провалом, потому что, во-первых, воров, как и мошенников, регулярно ловят и наказывают, потому что никто их не любит, во-вторых, афера или кража могут просто физически не удаться, потому что вот пришёл ты что-нибудь, знаете ли, скрасть, а там оказался такой сейф, которого ты в глаза не видел, и вот сейф вскрыть не получилось, и ты, как нехороший человек, остался с кукишем с малом, т.е. кража у тебя сорвалась. А капиталистическая собственность, т.е. собственность на средства производства, за счёт которой происходит отъём прибавочного продукта и прибавочной стоимости у работников, т.е. неоплаченной части труда, который работник вкладывает в наше дело, это не кража, это систематический отъём, это гораздо хуже любой кражи, потому что кража, как я сказал, это от случая к случаю и может не удаться, и это незаконно, за это могут покарать, есть риск,. а капиталистическая собственность – это каждодневный отъём части неоплаченного труда, что волей господствующего класса возведено в закон, т.е. в ранг обязательного, и если ты лично не согласен с таким положением дел, ты столкнёшься со всей мощью государственного насилия, потому что государство есть инструмент диктатуры господствующего класса, и борьба против господствующего класса – значит, борьба против государства, а основной функцией государства является защита самого себя. Т.е. капиталистическая собственность – это страшнее, хуже любой кражи, повторю это ещё раз. Не нужно говорить, что буржуазная собственность – это кража. Это не так, не будем себя обманывать.

Что же является базисом под собственностью? Как я и говорил, чтобы чем-то обладать, нужно это что-то сначала произвести. Основой производства является человеческий труд, оформленный так или иначе: это или ручной труд, или труд на сложных или не очень сложных станках, это работа головой, которая так или иначе всегда участвует в человеческой деятельности в большей или меньшей степени. Короче говоря, некие действия человека. Тут иногда путают вообще с производством, т.е. говорят: производство – это труд, труд – это производство, ну у них же есть какие-то материальные результаты, правильно? Но это не совсем так: да, не бывает производства без труда, но труд и производство не равны друг другу, почему – потому что труд есть обмен веществ между человеком и природой, в ходе которого человек создаёт полезные блага, приспосабливая для этого материю природы. В общем, по-моему, вполне понятное определение. Мы вкладываем энергию, например, в обработку некой чурки деревянной, из которой потом получается полезный Буратино, которого мы можем применить так или иначе на благо обществу и себе лично, т.е. мы отдали калории, получили деревянное Буратино. Чтобы получить эти калории, нужно их съесть в виде еды, которая выросла на земле, таким образом осуществляется ещё один круг обмена веществ между человеком и природой. Вот это и есть труд, и да – без труда не бывает производства, но производство – это несколько более широкое понятие.

Я сейчас заговорил об этом совершенно не случайно, я вообще редко говорю о чём-нибудь случайно. Так вот, труд и производство – это то, из чего проистекает существование объекта производства, т.е. материальных благ, на которые можно претендовать так или иначе. И кто их производит – их производит трудящийся, эти самые материальные блага. Т.е. вперёд общество двигает и позволяет ему вообще существовать наличие человека работающего, человека трудящегося, человека производящего, и в конце концов, человека-творца – то, с чего мы начали своё существование, как Homo sapiens, и то, к чему мы должны в итоге прийти, потому что мы были творцами, потому что производства каменного нуклеуса или каменного топора – это не было материальное производство, как производство, это был акт творения, творческий акт, потому что не было ни ГОСТов, ни инструкций. Вы представляете, даже ни одного чертежа не осталось со времён каменного века, а материальных ресурсов оттуда осталось полно – тысячи этих самых отщепов, нуклеусов, чоперов, стрел, копий и т.д. Это был акт творения, и мы должны вернуться к акту творения в итоге.

Но пока мы не вернулись, поговорим об этом самом человеке работающем. Человек работающий, человек производящий – это основное средство производства, потому что без человека ни станки не заработают, ни самолёты не полетят, ни корабли не пойдут по морю. Так вот, человек работающий, человек трудящийся, человек производящий составляет основную часть общества, т.е. максимальное количество людей в обществе. Иначе и быть не может, по крайней мере, на данном этапе научно-технического прогресса. Чтобы обеспечить благосостояние общества, так или иначе работать непосредственно на материальном производстве должна максимальная его часть. И до тех пор, пока человек работающий не обладает равным доступом к материальным результатам собственного труда и собственного производства, такое общество не может считаться справедливым, почему – да по закону больших чисел, потому что рабочих много, а получают они относительно мало, а относительно кого – а относительно всё тех же собственников средств производства. Вот отношение собственника к средствам производства обуславливает его максимальный доступ к материальным результатам общественного производства, т.е. производит-то всё общество, а получают немногие, и это называется несправедливость, причём не какая-то божественная или наоборот дьявольская несправедливость, а несправедливость общественно-обусловленная, т.е. та несправедливость, которую можно посчитать, начав элементарно с децильного коэффициента в конкретном обществе, т.е. разница доходов 10% самых богатых людей и 10% самых бедных людей. И вот посерединке у нас получится эта самая несправедливость. Или выявить медианный пояс, где у нас получаются более-менее средние зарплаты, и посмотреть в одну сторону и в другую сторону, сравнив зарплаты с доходами, потому что доход – это не заработанное, это полученное вследствие владения средствами производства. Вот такое общество несправедливо, и т.к. от несправедливости у нас страдает – да-да, именно страдает, я не оговорился, и это не пустые слова – у нас страдает большая часть общества, то движение к максимальной справедливости для большей части общества является объективным природным процессом, который произойдёт неизбежно, и это происходило уже не раз в истории человечества, и произойдёт ещё.

И вот тут-то, именно в этот момент, можно говорить об относительной справедливости, когда для кого-то справедливости будет мало, будет недостаточно или не будет её вообще, ну просто потому что если у собственника средств производства эти средства производства отнимут, для него это будет, конечно же, жестокая несправедливость, потому что лично он, вот данный конкретно взятый мистер Икс может быть очень хорошим человеком, настоящим рачительным хозяином, двигателем производственных процессов, организатором оных и вообще трудягой, и у него возьмут и отнимут его законную собственность. Ну просто потому что закон, повторюсь, это воля господствующего класса, возведённая в ранг обязательного, а господствующий класс сменился, и если этот господствующий класс в разы, а то и на порядки больше, чем тот, что был, таким образом доступ к материальным результатам общественного производства распределяется всё шире, т.е. он справедливее, и для этого можно пойти на любую несправедливость в отношении узкой прослойки людей, потому что благополучие миллиарда всегда ценнее благополучия миллиона. Это очень жестоко, но это, к сожалению, уже даже не экономический закон, это биологический закон выживания вида, который важнее всего, потому что заложен у нас природно в наши инстинкты, без этого мы бы просто не выжили, как вид.

Ну вот произошёл слом: маленькая несправедливая узкая прослойка бывших собственников средств производства этих средств производства лишилась, и на дворе наступил, допустим, феодализм, а потом капитализм, а потом наконец уже и первая фаза коммунизма, низшая фаза его развития – социализм. И вот тут сразу возникают люди, которые помнят Советский Союз, потому что жили там, или не помнят Советский Союз, но кое что читали, возможно, даже вполне объективные достоверные и хорошие источники – они сразу скажут: так а в Советском Союзе никакой справедливостью-то и не пахло, не было в Советском Союзе справедливости. Я, как проживший там 14 хороших лет, могу сказать: да, справедливости там не было, точнее, она была неполной. Вообще-то она там была, но она была неполной. Опять же, чтобы не придумывать себе лишней работы, я процитирую Ленина, его знаменитую работу «Государство и революция». Как говорил, точнее, писал Владимир Ильич, «справедливости и равенства первая фаза коммунизма дать не может, неравенство остаётся – остаётся и несправедливость». Разумеется, потому что это первая фаза коммунизма, которая диалектически является в т.ч. ещё и частью предыдущей фазы, буржуазной, неся на себе родимые пятна, т.е. пережитки капитализм, которые могут быть, знаете, и широкие, и укоренённые вглубь, потому что самым главным противоречием низшей фазы коммунизма – социализма является то, что классы уже в это время уничтожаются, ну по крайней мере должны уничтожаться, а классовое сознание остаётся, и вот с ним бороться гораздо труднее. Потому что если какая-нибудь белогвардейская сволочь подняла вооружённое восстание, понятно, как с ней бороться – они хотят вернуть себе, узкой прослойке населения, право обладать единолично средствами производства, значит, прогрессивный класс должен встать в ружьё и пойти и силой привести в соответствие этих оборзевших козлов. Он пошёл и привёл, ну а дальше-то что? Класса буржуазии нет, но в это время исчезает и класс пролетариата, потому что социализм, уничтожение классов начинается в первую очередь не с уничтожения класса буржуазии, а с уничтожения класса пролетариата, т.е. людей, которые не имеют ничего, кроме своих цепей. Как только мы исключили из уравнения «общественное производство – частное присвоение» частное присвоение, таким образом, у нас собственность стала контролироваться пролетариатом, и он сразу же перестал быть пролетариатом. Но это же прогрессивный класс, именно его общественное движение ведёт по пути прогресса всё общество, и вдруг он перестаёт быть самим собой. И хорошо, если он сохраняет, а он сохраняет, конечно, надолго пролетарское сознание, но ведь он может получить изрядный заряд, вы представляете, буржуазного, или ещё хуже – мелкобуржуазного сознания, таким образом оказавшись внутри стройных рядов прогрессивного класса регрессивным элементом. И вот в этот момент о справедливости говорить ещё очень рано, потому что вслед за материальным переходом, в данном случае переходом собственности в обще… нет, отставить, не в общенародные, а в надклассовые руки, т.е. в руки бывшего класса пролетариата, который перестал быть таковым, но остался основной частью общества, самой большой его частью, вот материальный переход есть, и дальше вслед за ним, за материальным переходом должен пойти, конечно же, уже переход идейный, от материального к идеальному, потому что если не совершить этот переход и не сформировать правильный образ мышления у потомков этих самых бывших пролетариев, и шире – у потомков бывших дворян, у потомков бывших буржуа, у потомков бывшей интеллигенции – вот если не сформировать у них правильный, по сути дела, пролетарский образ мышления, то результаты справедливого передела собственности на материальном этапе могут уйти впустую, и история повторится ещё раз, т.е. буржуазия вступит в фазу реакции и победит социализм, и приберёт к своим рукам средства производства, снова начав с удовольствием всех эксплуатировать.

Т.е. есть ли справедливость в этом мире? Абсолютной справедливости – повторю сказанное в начале – нету. Можно ли к ней стремиться? Не только можно, но и обязательно нужно, мы были бы законченно мразью, если бы не стремились к справедливости, почему – ну потому что мы же стремимся не к справедливости для себя, хотя, конечно, и к ней тоже – это всегда приятно, когда тебе достаётся немного больше материальных благ, произведённых обществом, но в конце концов мы конечны – этот прискорбный факт никогда нельзя забывать, а живём мы бесконечно только в нашем потомстве и в потомстве нашего потомства. Так вот, отъём средств производства у несправедливо обладающих ими классов или класса – это отъём не в нашу пользу, это обеспечение жизни и развития – то, с чего мы начали, опять же – жизни и развития нашего потомства. Если мы не готовы подумать об очень близких от нас людях, близких хронологически – это о наших детях и внуках, т.е. тех, с кем мы можем лично познакомиться при нашей жизни, некоторые знакомятся даже, представляете, с правнуками, так вот, если мы не способны позаботиться о настолько близком нашем потомстве, то что-то человеческое в нас исчезло настолько глубоко, что мы вполне людьми считаться не можем, что, впрочем, является имманентным свойством, которое продуцирует буржуазия и которое продуцирует буржуазная ОЭФ – это расчеловечивание человека. Расчеловеченный человек и о потомстве в т.ч. позаботиться не только не может, но и не хочет, ему это абсолютно неважно, для него его дети даже могут оказаться абсолютно чужими ему людьми. Кому они нужны? Они уже совершеннолетние – скатертью дорога.

Так вот, заботясь о справедливом разделении материальных итогов общественного производства, мы заботимся не о себе, а мы заботимся о своём потомстве в первую очередь, и поэтому справедливость, таким образом, имеет ещё и вполне конкретные биологические функции, т.е. выживание вида, и справедливость эта вполне вычисляемая величина, я бы сказал – несложно вычисляемая величина, она чисто арифметическая, доступная, не знаю, школьнику 4 класса: это в какой пропорции распределяются материальные блага, производимые обществом, как широко они распределяются, между всеми ли членами общества, и в каком количестве их производят – так чтобы всем хватило не только на продолжение жизнедеятельности, но и на развитие. Вот это и есть справедливость, которая достигается, опять же, резюмирую, в нашей ОЭФ устранением из уравнения частного присвоения результатов общественного труда, потому что уже практически весь мир охвачен именно общественным производством, причём как в рамках материального производства, так и в рамках уже и идейного, потому что кино у нас выпускают на весь мир буквально одни и те же люди, игрушки у нас делают с совершенно усреднённым обличьем, там не поймёшь – то ли это негр, то ли это китаец, то ли это мальчик, то ли это девочка – тоже выпускают на весь мир одни и те же люди, машины везде одинаковые, телефоны везде более или менее одинаковые, одежда тоже одинаковая, и везде мы кушаем шоколадку «Сникерс», вот буквально от Лос-Анджелеса до Токио. Т.е. универсификация процессов производства уже практически закончилась, да, она идёт, но она уже практически закончилась, ну осталась мелочь – частное присвоение, которое уничтожает развитие всего общества. Это регрессивная черта – когда все производят, а присваивают немногие. Вот ей удаляем – и получаем справедливое общество. Это очень простая основа, на которой строится крайне непростая надстройка, в которой, я надеюсь, мы ещё попробуем пожить и попробуем решить многие непростые задачи, с которыми не справились наши недалёкие предки в Советском Союзе.

На сегодня всё. Всем пока.

Оригинал находится здесь - https://oper.ru/video/view.php?t=2379